— Сколько? — коротко спросил я.

— Пятьсот рублей золотом, — прошептал лаборант. — За образцы стали и полный анализ состава.

Штром присвистнул. Величковский покачал головой:

— Молодой человек, вы хоть понимаете, что наделали? Это же государственная тайна!

— Когда следующая встреча? — я пристально смотрел на Николаева.

— Завтра вечером… В трактире «Якорь» на Таганке.

— Глушков, — я повернулся к начальнику охраны, — вы же у нас опытный человек. Организуйте наблюдение за трактиром. А вы, — я посмотрел на дрожащего лаборанта, — пойдете на встречу. И расскажете все, о чем будут спрашивать.

— Но…

— Или сотрудничаете с нами, или отправляетесь прямиком в ГПУ. Выбирайте.

Николаев недолго сопротивлялся. Почти сразу же согласился. Тогда я дал поручения Глушкову и отправился дальше по заводу. Решать другие проблемы.

Под конец дня вызвал Величковского, чтобы обсудить техническую документацию по оборонному заказу. Профессор пришел и тяжело вздохнул:

— А вот тут есть большая проблема, Леонид Иванович.

Я поглядел на профессора. Да уж, даже если наш технический гений так тяжко вздыхает, значит дело и впрямь трудное.

Я так понимаю, это касается нашего нового заказа. Надо детально что там стряслось. Впрочем, я уже давно готов к трудностям. Никто не говорил, что придется легко и заказ достанется нам на блюдечке с золотой каемочкой.

«Светлана» под зеленым абажуром освещала разложенные на столе чертежи. За окном завывала метель, швыряя в стекла колючий снег. В печке уютно потрескивали березовые дрова.

Величковский ослабил галстук и достал носовой платок, чтобы протереть пенсне:

— Я внимательно изучил спецификации, — профессор достал из портфеля толстую папку. — Артиллерийскому управлению требуется сталь с совершенно особыми характеристиками. Во-первых, прочность на разрыв — не менее ста двадцати килограммов на квадратный миллиметр. Во-вторых, требуется высокая пластичность при критических температурах.

Он разложил на столе графики испытаний:

— Смотрите: при нагреве до восьмисот градусов металл должен сохранять исходные свойства. А это возможно только при особом легировании. Нужен хром высокой чистоты, молибден, ванадий…

— С хромом проблему решим через «Уралметалл», — я сделал пометку в блокноте. — Что еще?

— Вот здесь самое сложное, — профессор постучал карандашом по чертежу. — Требуется абсолютная однородность структуры. Никаких включений, микротрещин, расслоений. А наши мартеновские печи, мягко говоря, слабенькие, устаревшие, — он покачал головой. — Даже с новой системой регенерации температурный режим недостаточно стабилен.

— Конкретнее, Николай Александрович.

— Нужно решить минимум три проблемы, — Величковский начал загибать пальцы. — Первая: модернизация системы контроля температуры. Нынешние пирометры «Виккерс» дают погрешность до тридцати градусов. А нам нужна точность до пяти.

— Это можно заказать через Ригу, — кивнул я. — Дальше.

— Вторая: качество огнеупоров для футеровки. Существующий кирпич не выдерживает температурных перепадов. Нужен особый состав с добавками магнезита.

— А наш кирпичный завод?

— Теоретически возможно, — профессор протер пенсне. — Но потребуется полностью перестроить технологию. Новые печи для обжига, другое сырье… Месяца три-четыре работы.

Я сделал еще одну пометку:

— Третья проблема?

— Самая серьезная, — Величковский поправил пенсне и понизил голос. — Для такой стали нужна особая технология легирования. Точное соблюдение температуры, времени выдержки, порядка ввода добавок… Ошибка на любом этапе — и плавка испорчена.

Я буравил профессора взглядом.

— Обучим людей.

— Не успеем, — Величковский покачал головой. — По немецким стандартам подготовка сталевара такого уровня занимает год. А заказ нужно выполнять уже сейчас. И еще… — он замялся.

— Ну же, договаривайте.

— У Крестовского на «Металлообработке» стоят новейшие печи «Крупп». С автоматическим контролем температуры, с системой дозирования присадок. Технически они лучше подготовлены.

Я встал и подошел к окну. В свете фонарей кружился снег, где-то на путях глухо стучали буфера маневрового паровоза.

— Для чего конкретно нужна эта сталь? — спросил я, не оборачиваясь.

Величковский еще больше понизил голос:

— Новая серия тяжелых орудий. Калибр двести три миллиметра, длина ствола пятидесятого калибра. Главное требование — выдерживать до пятисот выстрелов без потери точности. При температуре в канале ствола до тысяча двухсот градусов.

— Объемы?

— Первая партия четыреста тонн готовых заготовок для стволов. Потом еще шестьсот тонн для казенных частей и противооткатных устройств. И это только первый этап. — Профессор достал еще один документ. — Есть информация, что готовится заказ на бронебойные снаряды. Там потребуется особая марка стали с повышенным содержанием хрома и молибдена.

— Сроки?

— Первые пробные образцы — через месяц. Промышленная партия — через три. Очень жесткий график.

Я вернулся к столу:

— Вы сказали про три главные проблемы. А что с остальными?

— Да, есть еще несколько моментов, — Величковский перелистнул страницу в блокноте. — Нужна новая лаборатория для контроля качества. Существующие приборы не позволяют проводить полный комплекс испытаний. Особенно для проверки усталостной прочности.

— Что конкретно требуется?

— Разрывная машина «Мор-Федерхаф» на сто тонн. Маятниковый копер «Амслер» для испытаний на удар. Твердомер «Бринелль» повышенной точности. Металлографический микроскоп «Цейс» с увеличением до двух тысяч… — он посмотрел на меня поверх пенсне. — Это только основное оборудование. А еще нужны термокамеры для испытаний при высоких температурах, приборы для химического анализа и многое другое.

— Стоимость?

— По самым скромным подсчетам — около ста тысяч золотых рублей. И это без учета монтажа и наладки.

Я сделал еще одну пометку в блокноте:

— А что с персоналом для лаборатории?

— С кадрами тоже непросто, — Величковский аккуратно положил папку на стол. — Нужны специалисты-металловеды высшей квалификации. У нас есть двое толковых лаборантов, но им требуется дополнительная подготовка. Особенно по работе с новым оборудованием.

Я взглянул на часы «Павел Буре», скоро уже вечер.

— Хорошо, Николай Александрович. Давайте соберем расширенное совещание. Я сейчас приглашу Штрома, Сорокина, Лебедева и других Нужно детально проработать все эти вопросы.

— А может… — Величковский опять запнулся.

— Что?

— Есть одна идея по футеровке. В Промакадемии работает мой добрый знакомый, профессор Доброхотов, специалист по огнеупорам. Если его привлечь в качестве консультанта, можно закрыть одну большую проблему.

— Организуйте встречу, — я сделал последнюю пометку. — И подготовьте к совещанию полный перечень оборудования с точными характеристиками и ценами. Будем решать проблемы по порядку.

Когда профессор ушел, я еще раз просмотрел свои записи. График жесткий, проблем много, но главное — есть понимание что делать. Теперь нужно собрать команду и распределить задачи.

До совещания оставалось совсем немного. Самое время продумать план действий.

В кабинете остались только тиканье часов и шорох метели за окном. И еще — легкий запах дров в печке.

От окон тянуло холодом. Массивный стол красного дерева завален чертежами и техническими спецификациями.

— Лебедев и Штром просили извинить, — доложил Головачев, впуская участников совещания. — У них аврал на производстве. Проблемы с третьей печью.

Первым появился Петр Николаевич Соколов, главный инженер обоих заводов. Его подстриженная бородка с проседью и золотое пенсне на черном шнурке придавали ему вид профессора старой школы. Он бережно нес потертый портфель из свиной кожи, купленный еще до революции в магазине «Петров и сыновья» на Кузнецком мосту.