Следом вошел инженер Алексей Дмитриевич Протасов — коренастый, с умными внимательными глазами за стеклами круглых очков в стальной оправе. Один из самых толковых у нас.
На нем был добротный костюм-тройка, но не щегольской, а практичный, как и сам хозяин. Под мышкой — потертая папка с расчетами, в нагрудном кармане поблескивала ручка «Монблан», подарок еще с дореволюционных времен, когда он работал на Путиловском.
Николай Павлович Гришин, несмотря на раннее утро, выглядел подтянутым и энергичным. Молодой выдвиженец из рабочих, он гордо носил потертую кожанку как символ пролетарского происхождения. В руках — новенький блокнот «Пролетарий» и остро заточенный химический карандаш «Союз».
Величковский, как всегда безупречный в своем сюртуке и с неизменным пенсне на черной ленте, расположился во главе стола, раскладывая бумаги из своего видавшего виды портфеля. Рядом пристроился Сорокин, на чьей кожанке еще не растаяли снежинки, видимо, прибежал прямо из цеха.
Последним неслышно вошел Василий Андреевич Котов. Главный бухгалтер, как обычно в костюме дореволюционного покроя, занял место у края стола, достав конторскую книгу в черном клеенчатом переплете.
— Господа, — я постучал карандашом по графину с водой, привлекая внимание. — Сегодня профессор Величковский обозначил серьезные проблемы с оборонным заказом. Нужны конкретные решения. Николай Александрович, прошу вас, повторите все, что рассказали мне.
Величковский поправил пенсне и развернул чертежи:
— Коллеги, перед нами задача государственной важности. Артиллерийское управление требует сталь с особыми характеристиками для новой серии орудий. Прочность на разрыв — не менее ста двадцати килограммов на квадратный миллиметр, при сохранении пластичности до температур в восемьсот градусов.
Соколов присвистнул:
— Это же почти на тридцать процентов выше существующих марок!
— Именно, — кивнул Величковский. — И главная проблема даже не в составе стали, а в стабильности характеристик. Нам нужна абсолютная однородность структуры.
Протасов задумчиво потер подбородок:
— Для такой стали потребуется особый режим термообработки. Наши печи не справятся.
— Вот здесь первый узкий момент, — я встал и подошел к развешанным чертежам. — Нам нужна модернизация системы контроля температуры. Существующие пирометры «Виккерс» не обеспечивают нужной точности.
Гришин энергично застрочил что-то в блокноте:
— А что если использовать новые термопары? Я видел на «Серпе и Молоте» отличные образцы.
Это было бы хорошим выходом, но слишком легко. А мы не ищем легких путей.
— Нет времени на эксперименты, — покачал головой Соколов. — Нужно что-то проверенное.
Мы на мгновение замолчали, обдумывая, как быть.
— Есть вариант, — подал голос Сорокин. — Из-за границы можно получить новейшие пирометры «Сименс». Я изучал их характеристики. Точность до трех градусов. Если у нас есть возможность, давайте возьмем?
Хм, а ведь это можно провернуть через рижский канал. Котов что-то быстро подсчитал в своей книге:
— Стоимость около двадцати тысяч золотом. Плюс накладные расходы, выходит очень жирно.
Да, выходит немерено. Но я все-таки призадумался. Надо будет еще раз все посчитать. Подбить итоги.
— А что с футеровкой? — вмешался Протасов. — Обычный шамот таких температур не выдержит.
Снова небольшое молчание. Все переваривали вопрос. Прикидывали ответы.
— У меня есть предложение, — Величковский достал телеграмму. — Профессор Доброхотов из Промакадемии разработал новый состав огнеупоров с добавками магнезита. Если его хорошо попросить, я думаю, он предоставит технологию.
А что значит, хорошо попросить? Вряд ли это значит умоляюще стоять на коленях. Просто надо заплатить достойную сумму.
Удивительно, даже сейчас в советское время деньги обладают все такой же силой и притягательностью.
— Сколько времени на внедрение? — спросил я.
— Три-четыре месяца на перестройку производства, — прикинул Соколов. — Если привлечь наш кирпичный завод, можно управиться быстрее, но все равно два месяца минимум.
Не, куда там. Надо еще быстрее. Черепахи не выигрывают войны.
— Слишком долго, — покачал головой Гришин. — А если временно закупить через «Техпромимпорт»?
Котов снова защелкал на счетах:
— Это увеличит себестоимость на тридцать процентов.
— Зато выиграем время, — заметил Сорокин. — А параллельно запускаем собственное производство.
Нет, надо все еще раз посчитать. Стоит ли овчинка выделки. Я обвел взглядом присутствующих:
— Значит, так. Алексей Дмитриевич, — обратился к Протасову, — вы с Сорокиным занимаетесь пирометрами. Срок — неделя. Петр Николаевич, — кивнул Соколову, — на вас организация производства огнеупоров с Доброхотовым. Николай Павлович, — это уже Гришину, — проследите за поставками импортных материалов.
— А лаборатория? — напомнил Величковский.
— Под вашу личную ответственность, профессор. Составьте список оборудования, Василий Андреевич, — я повернулся к Котову, — найдет средства. Мы с вами давайте еще раз все посчитаем. Чтобы статья расходов не вылезла за берега.
Главный бухгалтер молча кивнул, делая пометки в черной книге.
— Сроки предельно сжатые, — я посмотрел на часы. — Через месяц нужны первые образцы. Через три — промышленная партия.
— Успеем, — уверенно сказал Соколов. — Только нужно усилить вторую смену в мартеновском.
— И организовать обучение персонала, — добавил Величковский.
— Этим займется технический отдел, — кивнул я. — Все свободны. Жду ежедневных докладов о ходе работ.
Присутствующие начали подниматься, один профессор остался сидеть.
— А ведь у нас есть шанс решить одну проблему прямо сегодня, — Величковский взглянул на часы. — Доброхотов сейчас как раз в «Савое», с немецкой делегацией металлургов.
— Откуда информация? — я поднял бровь.
— Его ассистент утром звонил, приглашал меня присоединиться. Я отказался из-за работы, но возможно, сейчас еще можно успеть воспользоваться шансом, — профессор многозначительно посмотрел на меня поверх пенсне.
Соколов оживился:
— А ведь это мысль! В неформальной обстановке он будет более откровенен насчет технологии.
Я тоже загорелся. Чем быстрее, тем лучше. Каждая минута на счету.
Через полчаса наш «Бьюик» уже подъезжал к «Савою». Снежная метель утихла, и в морозном воздухе празднично сияли электрические фонари. У входа швейцар в расшитой ливрее придержал массивную дверь.
В вестибюле, отделанном темным мрамором, пахло дорогими сигарами и французским парфюмом. Метрдотель, увидев Величковского, почтительно поклонился:
— Николай Александрович, товарищи из германской делегации в правом кабинете…
Но договорить он не успел. Со стороны гардероба послышался звон разбитого стекла и женский вскрик. Я машинально обернулся.
Молодая дама в элегантном вечернем платье от «Ламановой» пыталась подобрать осколки разбитой вазы. Ее шелковый шарфик зацепился за крючок вешалки, грозя окончательно порвать тонкую ткань.
— Позвольте… — я шагнул к ней.
— Благодарю, но я сама… — она подняла голову, и я встретился с насмешливым взглядом карих глаз. — Хотя, если вы поможете освободить мой шарф, буду признательна.
Освободив шарф, я успел заметить тонкий аромат «Коти Шипр» и необычную брошь, миниатюрную копию молекулы какого-то вещества, выполненную в серебре.
— Еще раз благодарю, — она слегка улыбнулась. — Мне пора, делегация ждет.
И, подхватив изящную сумочку от «Гермес», быстро направилась в глубину ресторана.
— Прошу за мной, товарищи, — метрдотель повел нас в правый кабинет.
Мы вошли туда и я на мгновение задержался, осматривая присутствующих.
Профессор Доброхотов, грузный мужчина лет шестидесяти с окладистой седой бородой, подстриженной клином, восседал во главе стола. Живые умные глаза за стеклами пенсне в золотой оправе блестели от коньяка и увлеченного разговора. На жилете его добротного довоенного костюма от «Журкевича» поблескивала массивная золотая цепь от часов, а в петлице виднелся знак об окончании Санкт-Петербургского технологического института.