— Начнем с артели «Красный металлист», — я достал объемистую папку с документами. — Здесь нужна ювелирная работа с оценкой оборудования.

Котов раскрыл одну из своих тетрадей, страницы которой пестрели колонками цифр, записанных убористым почерком:

— Уже подготовил документы по переоценке. Английский штамповочный пресс «Армстронг» у нас проходит как уникальное оборудование особой точности. Немецкие токарные станки оценены с учетом специальной комплектации.

— А что с бумагами от экспертной комиссии?

— О, — тонкие губы главбуха тронула едва заметная усмешка, — председатель комиссии, товарищ Сидорчук, оказался большим ценителем дореволюционного коньяка. И у его супруги скоро юбилей.

Я удовлетворенно кивнул. На столе появилась еще одна папка, с чертежами и спецификациями.

— Теперь кооператив «Техпромсбыт», — Котов перевернул страницу своей тетради. — Тут сложнее. Нужно провести предоплату через три разных счета. Часть денег пойдет на закупку сырья для артели «Металлист», часть на оборудование для «Инструментальщика», а остаток…

Он достал сложенный вчетверо лист бумаги, на котором была начерчена замысловатая схема движения средств:

— Остаток через латвийский банк под видом оплаты импортных запчастей. Можно подготовить необходимые документы через Курта Шмидта.

За окном пронзительно свистнул маневровый паровоз. Где-то в глубине завода глухо громыхнуло. Ночная смена продолжала работу в мартеновском цехе.

— А вот здесь, — Котов перешел к самой потрепанной тетради, — особая статья. Операции с металлоломом через «Вторчермет». Тут нужна филигранная точность в документах…

Следующий час мы обсуждали тончайшие детали финансовых схем. Василий Андреевич работал как виртуоз. Каждая цифра ложилась точно на свое место, каждый документ имел безупречное обоснование.

На столе появилась бутылка «Шустова» с царской печатью. Котов аккуратно разлил коньяк в граненые хрустальные стаканы:

— За успех нашего предприятия?

— И за тех, кто понимает, — я поднял стакан.

Главбух едва заметно улыбнулся:

— Знаете, Леонид Иванович, а ведь я тридцать лет в бухгалтерии. И должен сказать… — он сделал паузу, — таких масштабных и при этом изящных комбинаций еще не видел.

За окном брезжил ранний зимний рассвет. Пора заканчивать. Через несколько часов начнется новый рабочий день. Но главное сделано. Схема финансирования обрела четкие очертания.

— Василий Андреевич, — я убрал документы в несгораемый шкаф, — подготовьте к завтрашнему вечеру первый пакет бумаг. Начнем с артели.

Когда главбух ушел, я еще некоторое время стоял у окна, глядя на заснеженный заводской двор. Где-то в глубине цехов вспыхивало зарево мартеновских печей. Завод жил размеренной жизнью, не подозревая о грядущих переменах.

Хмурое ноябрьское утро выдалось промозглым и серым. Заводские корпуса на Масловке, сложенные из темно-красного кирпича «Товарищества Якунчикова», тонули в мутной дымке. Из высоких труб мартеновского цеха поднимались тяжелые клубы дыма, окрашенные отблесками плавки в тревожный багровый цвет.

Я стоял у окна заводоуправления, разглядывая подъездную дорогу, вымощенную старым клинкерным кирпичом еще дореволюционной укладки. С минуты на минуту должен прибыть Бауман.

— Леонид Иванович, все готово, — Головачев появился в дверях, поправляя неизменные круглые очки. — «Красный уголок» оформлен согласно последним требованиям, техническая документация разложена, молодой Сорокин у демонстрационной модели.

— А Штром? — я обернулся к секретарю.

— Виктор Карлович с утра в прокатном, — Семен Артурович замялся. — Говорит, что считает всю эту затею с модернизацией авантюрой. Особенно возмущается идеей перехода на отечественные печи.

Я мысленно выругался. Штром, потомственный инженер со старой немецкой выучкой, мог серьезно испортить всю картину своим упрямым консерватизмом. Но и обойтись без него, главного специалиста по прокатному производству, невозможно.

За окном появился черный «паккард» с номерами Московского комитета партии. Машина мягко притормозила у парадного входа, сверкая никелированными деталями. Из нее выбрался Бауман. Худощавая фигура в строгом темном пальто от «Москвошвея» и неизменном пенсне на черной ленте.

— Встречаем, — коротко бросил я Головачеву.

«Красный уголок» сиял свежей краской и идеологически выверенным оформлением. На стенах диаграммы роста производительности труда, выполненные по всем правилам технического черчения. В центре действующая модель мартеновской печи в разрезе, настоящий шедевр заводских умельцев.

У модели Сорокин колдовал над чертежами, разложенными на специально установленном чертежном столе «Готье». Его тонкие пальцы с чернильными пятнами нервно поглаживали никелированную линейку. Рядом, как экспонаты технической выставки, были аккуратно разложены логарифмическая линейка «Фабер-Кастелл» и готовальня «Рихтер» в потертом кожаном футляре.

Бауман вошел стремительно, по своему обыкновению сразу направившись к технической документации. Его цепкий взгляд за стеклами пенсне впился в графики и диаграммы.

— Так-так, — он машинально достал блокнот в черном коленкоровом переплете. — Расчетное повышение производительности на сорок процентов? За счет чего?

— Позвольте объяснить, товарищ Бауман, — Сорокин шагнул к модели. В тусклом свете заводских окон его худое лицо казалось особенно одухотворенным. — Мы предлагаем принципиально новую систему подачи топлива, основанную на разработках Коломенского завода. Вот здесь, — он указал на разрез модели, — регенеративная камера особой конструкции…

Следующие полчаса молодой инженер увлеченно объяснял технические детали. Его руки порхали над моделью, указывая то на один узел, то на другой. Бауман слушал внимательно, время от времени делая пометки остро заточенным карандашом.

В углу «красного уголка» негромко гудел новенький проекционный аппарат «ГОЗ», готовый продемонстрировать диапозитивы с чертежами. На стене висела свежая карта индустриализации СССР, еще пахнущая типографской краской. Под ней — стенд с образцами продукции завода, от простых метизов до сложных деталей для станков.

— А вот здесь, — Сорокин раскрыл папку с личными делами, — список молодых специалистов, готовых пройти обучение новым методам. И программа технических курсов для рабочих…

Бауман оторвался от чертежей:

— Обучение? На базе завода?

— Именно, — я шагнул вперед. — Мы создаем постоянно действующие курсы. С привлечением специалистов из Промакадемии. Здесь же, — я указал на дверь в соседнее помещение, — оборудуем техническую библиотеку. Уже заказаны справочники Хютте, подшивки «Stahl und Eisen».

— Через торгпредство? — прищурился Бауман.

— По официальным каналам, — я выдержал его взгляд. — Все документы готовы к проверке.

Бауман еще раз просмотрел чертежи, методично провел пальцем по графикам роста производительности. Его педантичность в работе с документами вошла в легенды московского партаппарата.

— Любопытно, — он наконец поднял глаза. — Особенно интересна связь с Коломенским заводом. Правильный подход — опираться на отечественные разработки.

— Присядем? — я указал на длинный стол, покрытый зеленым сукном. Специально для важных совещаний его перенесли из моего кабинета. На столе поблескивал хрустальный графин с водой и стаканы в мельхиоровых подстаканниках «Товарищества Кольчугина».

Бауман устроился за столом, аккуратно расправив складки на своем безупречно отутюженном пиджаке. Сорокин примостился рядом, нервно перебирая чертежи.

— Итак, финансовая сторона вопроса, — Бауман достал из потертого портфеля «Управление промышленностью в переходный период» с множеством закладок. — Как планируете решать?

Я развернул заранее подготовленную смету. Цифры выверены до копейки. Работа Василия Андреевича Котова, главного бухгалтера старой закалки.