— Спокойной ночи, — я поцеловал ей руку.

Наши взгляды встретились. В отблесках камина глаза девушки казались бездонными. Я невольно сделал шаг ближе.

— Леонид Иванович… — она чуть отстранилась. — Не стоит…

— Елена Сергеевна, — я мягко взял девушку за руку. — Вы же понимаете…

— Мы знакомы всего несколько часов, — в голосе Лены слышалась неуверенность.

— А кажется, что целую вечность.

Она попыталась отойти, но я удержал её руку. В следующее мгновение девушка сама подалась вперед, и наши губы встретились. Поцелуй длился, казалось, бесконечно.

— Останьтесь, — прошептал я.

Елена молча кивнула и позволила увести себя в спальню.

За окнами бушевала метель, но нам было не до капризов природы.

Вернувшись в кабинет под утро, я долго сидел у камина, глядя на пляшущие языки пламени. В голове мешались формулы из Таммана, тепло девичьих губ и легкий аромат «Коти Шипр».

Соберись, Краснов, одернул я себя. Сегодня важный день: немцы, Доброхотов, испытания, операция по Николаеву. Впрочем, как и всегда. У меня не бывает обычных простых дней.

Но даже засыпая под вой метели, я еще чувствовал тепло прикосновений Лены.

В кабинете тепло. Чугунная печь, недавно растопленная Михеичем, мягко потрескивала поленьями. За окном падал мокрый снег, превращая вечернюю Москву в размытое серое пятно. Электрическая лампа под зеленым абажуром освещала массивный стол красного дерева, как всегда, заваленный техническими отчетами и чертежами.

Я в третий раз просматривал отобранные документы. Тут главное — соблюсти баланс. Информация должна быть достаточно ценной, чтобы в нее поверили, но не настолько важной, чтобы ее утечка могла навредить заводу.

— Василий Андреевич, — обратился я к Котову, который сидел в кожаном кресле у печки и тоже смотрел бумаги, — как думаете, эти данные по расходу кокса подойдут для первой передачи?

Главный бухгалтер поправил пенсне и почесал правое ухо:

— Вполне, Леонид Иванович. Цифры реальные, но устаревшие. Мы уже месяц как перешли на новый режим экономии топлива. А здесь старая технология.

В дверь негромко постучали. Это наверянка Глушков.

— Войдите!

Начальник охраны бесшумно скользнул в кабинет. На нем был потертый кожаный реглан и фуражка с кожаным козырьком. За поясом наверняка наган, после той истории с покушением Глушков тоже, как и я, всегда ходил вооруженным.

— Все готово, Леонид Иванович, — доложил он вполголоса. — Расставил людей по всем точкам. Филер из угрозыска, тот, что раньше в охранке служил, поможет с наружным наблюдением. Николаев под контролем, ждет в приемной.

— Хорошо, — кивнул я. — Давайте его сюда.

Николаев вошел, нервно теребя край потертого пиджака. Молодой лаборант заметно похудел за последние дни, видно, переживал. Под глазами залегли тени, на лбу выступила испарина.

— Присаживайтесь, — я указал на стул. — Итак, вот что вы передадите вашему контакту.

Я разложил на столе несколько листов технической документации:

— Здесь данные по расходу топлива в мартеновском цехе. Все цифры реальные, можете проверить в лаборатории. Плюс результаты химического анализа двух последних плавок. Тоже настоящие, но не самые важные.

Николаев дрожащими руками взял бумаги:

— А если он спросит про новую технологию?

— Скажете, что пока не имеете доступа. Но работаете над этим. Главное не проявляйте излишнего рвения. Действуйте естественно.

Лаборант нервно сглотнул:

— Леонид Иванович, а вдруг они… ну, захотят проверить информацию?

— Для этого мы и даем настоящие данные, — усмехнулся я. — Пусть проверяют. Все подтвердится. Это укрепит их доверие к вам.

Глушков неслышно переместился к окну, наблюдая за улицей. По стеклу барабанил дождь со снегом.

— Теперь слушайте внимательно, — я понизил голос. — На встречу пойдете как обычно. В трактир войдете не сразу, сначала прогуляйтесь по Николоямской, проверьтесь. Если заметите слежку, сразу дайте знать.

— К-как дать знать?

— Очень просто, — вмешался Глушков. — Наш человек будет торговать папиросами у входа. Купите у него «Герцеговину», значит, все чисто. «Яву» — заметили хвост.

Я посмотрел на Николаева:

— Они обещали вам пятьсот рублей. Торгуйтесь. Информация стоит дороже. Скажите, что рискуете, что можете потерять работу. Пусть поднимут ставку хотя бы до семисот. Нам важно понять, насколько они заинтересованы и какими средствами располагают.

Лаборант нервно кивнул:

— А если спросят, зачем мне столько денег?

— Скажите, что хотите купить акции «Пролетарского металлиста». Это объяснит и интерес к деньгам, и то, почему вы разбираетесь в металлургии. Держитесь увереннее. Вы теперь не просто лаборант, а начинающий владелец компании.

— А если откажется от встречи? Или не придет?

— Придет, — уверенно сказал я. — Вы для них сейчас ценный источник. Но главное запомните: никакой самодеятельности. Только то, что мы дали.

В углу кабинета мерно тикали напольные часы. Половина девятого.

— Идите, — кивнул я лаборанту. — Глушков вас проводит. И помните: мы все контролируем. Малейшая попытка предупредить их…

Николаев побледнел еще больше:

— Я все понял, Леонид Иванович! Все сделаю как надо!

Когда они ушли, я подошел к окну. На темной улице под газовым фонарем уже маячила фигура в брезентовом плаще — один из филеров Глушкова.

— Как думаете, не подведет? — спросил Котов, раскуривая «Герцеговину Флор».

— Не должен, — я вернулся к столу. — Страх лучший контролер. А мы ему хорошо напомнили про возможность ареста.

Главный бухгалтер понимающе кивнул. В свете лампы его седые усы отливали золотом.

— Теперь надо аккуратно отследить всю цепочку, — продолжил я. — От этого «инженера с Металлообработки» до настоящего заказчика. Готов спорить на ящик «Абрау», это ниточка ведет прямиком к Крестовскому.

— Или даже выше, — тихо добавил Котов. — Говорят, у него связи в самом наркомате.

Я взглянул на часы. Без четверти девять. Скоро Глушков начнет получать первые сводки от наблюдателей. А пока можно заняться текущими делами.

— Давайте посмотрим сметы на новое оборудование, Василий Андреевич. Что там немцы предлагают по регенераторам?

За окном все так же падал мокрый снег. Где-то на путях протяжно свистел маневровый паровоз.

Рабочая столовая №8 на Таганке гудела вечерним многоголосьем. Под облупленным потолком тускло горели электрические лампочки, освещая выцветшие лозунги: «Общественное питание — путь к коммунизму» и «Соблюдайте чистоту — враг микробов, друг культуры!».

В простенке между окнами висел свежий номер «Рабочей газеты», рядом строгий портрет Ленина в простой деревянной раме.

Воздух пропитан запахами подгоревшей капусты, махорки и мокрых валенок. У длинной стойки раздачи, покрытой жестяными листами, толпились рабочие в промасленных спецовках, позвякивая алюминиевыми мисками. Пожилая раздатчица в накрахмаленном белом халате и косынке ловко орудовала огромным половником.

Николаев сидел за дальним столом, застеленным клеенкой в красно-белую клетку. Перед ним стояла нетронутая кружка морковного чая и тарелка с остывшими щами.

В «уголке культуры» у печки какой-то энтузиаст громко читал статью из «Правды» про успехи первой пятилетки. Правда, его почти никто не слушал.

В мутных стеклах окон отражались керосиновые фонари. Электричество часто отключали в целях экономии. На подоконнике стоял облезлый фикус в жестяной банке из-под американской тушенки времен АРА. Под потолком кружился сизый махорочный дым, оседая на рукописном меню, где значились: «Щи из свежей капусты — 20 коп.», «Котлеты из субпродуктов с пшенкой — 35 коп.», «Чай морковный с сахарином — 8 коп.»

Николаев в третий раз проверил документы во внутреннем кармане потертого пиджака. Купленная у торговца папироса «Герцеговина» означала, что слежки нет.