Массивные хлопья снега били в ветровое стекло, дворники едва справлялись. У Чистых прудов мы притормозили. Трамвай маршрута «А» медленно полз по обледеневшим рельсам.

Я достал папиросы из серебряного портсигара, но закурить не успел. Вообще, надо заканчивать с этой дурацкой привычкой.

Сейчас здоровый образ жизни еще не в моде. Но зачем травить себя ядами? Я смял папиросы и зажал в кулаке.

«Бьюик» уже въезжал в заводские ворота. Над территорией нависало багровое зарево от мартеновских печей, окрашивая снежную пелену в розоватый цвет.

У входа в цех меня встретил взъерошенный Сорокин, на его потертой кожанке таяли снежинки. Очки в простой стальной оправе запотели от перепада температур.

— Леонид Иванович, хорошо что вы приехали! Немецкие монтажники уже начали установку регенераторов. Но Штром спорит с Величковским о схеме подключения.

В мартеновском было жарко и шумно. Под потолком гудели мостовые краны «Демаг», перетаскивая массивные детали новой системы воздухоподачи. У пульта управления, затянутого в брезентовый чехол от пыли, сгрудились инженеры.

Штром, с неизменным карманным справочником Хютте в руках, что-то горячо доказывал Величковскому:

— Нет, нет, профессор! По немецким стандартам воздуховоды должны идти параллельно! А вы предлагаете какую-то фантастическую схему с перекрестным потоком.

Величковский, утирая платком запотевшее пенсне на черной ленте, терпеливо объяснял:

— Дорогой коллега, именно перекрестная схема дает нам дополнительные двадцать процентов теплосъема. Взгляните на расчеты.

Двое монтажников от фирмы «Крупп», в новеньких комбинезонах и кожаных краггах, с интересом наблюдали за спором. Их бригадир, Вальтер Мюллер, массивный баварец с рыжими усами, держал в руках монтажную схему, испещренную пометками красным карандашом.

Я подошел к спорящим инженерам. На массивном верстаке были разложены чертежи новой системы регенерации. Замысловатая схема воздуховодов, выполненная тушью на ватмане «Гознак».

— Товарищи, — я постучал карандашом по чертежу. — Давайте по порядку. Виктор Карлович, в чем суть возражений?

Штром нервно протер пенсне:

— Система профессора противоречит всем канонам! Посмотрите, — он раскрыл потрепанный справочник Хютте, — здесь четко указано: линии подачи воздуха должны быть максимально короткими. А это… — он обвел пальцем схему Величковского, — это увеличивает сопротивление потока на тридцать процентов!

— Сорок два процента, если быть точным, — спокойно поправил Величковский. — Но именно за счет этого мы получаем турбулентность в зоне теплообмена. Посмотрите на результаты испытаний первой печи.

Сорокин уже раскладывал на верстаке графики температур, аккуратно выполненные на миллиметровке «Лениздата»:

— Вот данные за последнюю неделю. При стандартной схеме температура в регенераторах — тысяча двести градусов. А при перекрестной подаче — тысяча четыреста, и распределение более равномерное.

Мюллер с интересом разглядывал графики:

— Jawohl… Очень интересный подход. Мы в Эссене такого еще не видели.

Я повернулся к Штрому:

— Виктор Карлович, а что если мы проведем поэтапную модернизацию? Сначала переведем на новую схему вторую печь, оставив третью как есть. Сравним результаты в реальной работе.

Штром задумался, машинально протирая пенсне платком:

— Ну, если только под личную ответственность профессора. И с постоянным контролем параметров.

— Александр Владимирович, — я обратился к Сорокину, — подготовьте программу испытаний. Особое внимание на температурные режимы и качество металла. Нам понадобятся точные данные для перевода остальных печей.

Мюллер, поправив кожаные крагги, что-то негромко сказал своим монтажникам по-немецки. Те сразу направились к регенераторам, разворачивая рулон с монтажной схемой.

— А как там наши сталевары? — спросил я у Сорокина. — Готовы к работе с новым оборудованием?

— Организовали курсы в красном уголке, — молодой инженер достал из планшета «Союз» график обучения. — Величковский читает теорию по вечерам. Штром согласился вести практические занятия.

К нам подошел Лебедев, грузный начальник цеха с окладистой бородой. Золотая цепочка от часов поблескивала на его жилете:

— Народ заинтересовался, Леонид Иванович. Особенно молодежь. Вчера сорок человек на лекцию пришли, даже из других цехов. Профессор им про структуру металла рассказывал, так они потом два часа вопросы задавали.

Величковский довольно улыбнулся:

— Толковые ребята. Особенно молодой Петров с третьей печи — отличное техническое мышление. И Николаев из лаборатории… Кстати, — он повернулся ко мне, — я подготовил программу расширенного курса. С практическими занятиями на новом оборудовании.

— Особенно их интересует управление регенераторами, — добавил Сорокин. — Я сделал действующий макет в одну десятую натуральной величины. На нем можно безопасно отрабатывать все режимы.

В этот момент от первой печи донесся характерный гул. Начиналась новая плавка. Я направился туда, жестом подзывая Величковского и Сорокина.

— Что с экспериментальной сталью для военного заказа? — спросил я, глядя в смотровое окно печи, где бурлил раскаленный металл.

Величковский достал из кармана сюртука потертую записную книжку в сафьяновом переплете:

— Провели три опытные плавки по новой технологии. Результаты превосходные. — Он перелистнул страницу. — Прочность выше требуемой на двадцать процентов, пластичность в норме. Но главное — однородность структуры. Взгляните…

Профессор извлек из папки микрофотографии, сделанные на новом микроскопе «Рейхерт».

— Видите равномерное распределение карбидов? Такого качества нет даже у крупповских образцов.

— А производительность? — я повернулся к Сорокину. — Сможем обеспечить нужные объемы?

Молодой инженер раскрыл свой блокнот:

— После модернизации второй печи сможем выдавать до пятидесяти тонн специальной стали в неделю. Если перевести все печи на новый режим — до двухсот тонн.

Мюллер, который тоже подошел к печи, с профессиональным интересом разглядывал образцы:

— Diese Qualität… Такое качество требует особой точности в управлении плавкой. Ваши сталевары справятся?

— Справятся, — уверенно ответил Лебедев, поглаживая бороду. — Бригада Петрова уже освоила новый режим. Вчера провели пробную плавку самостоятельно — все параметры в норме.

Мы направились к складу шихтовых материалов. По пути Лебедев что-то негромко сказал Сорокину, тот нахмурился и быстро ушел в сторону лаборатории.

— Что с поставками хрома для легирования? — спросил я у Штрома, который присоединился к нам у штабелей с рудой.

— Проблема, Леонид Иванович, — Штром нервно протирал пенсне. — «Уралметалл» срывает график. Вместо обещанных ста тонн прислали только сорок. Да и качество хромает.

Его прервал стремительно вернувшийся Сорокин. Лицо молодого инженера было встревоженным:

— Леонид Иванович, срочное дело. В лаборатории случилось происшествие.

Я кивнул Мюллеру и Величковскому, давая понять, что разговор о поставках придется прервать. Мы быстро направились к лабораторному корпусу.

В химической лаборатории, пропахшей реактивами, нас ждал взволнованный Николаев, молодой лаборант в промасленном халате. Рядом стоял хмурый Глушков из охраны.

— Докладывайте, — я посмотрел на Сорокина.

— Час назад застали Николаева за странным занятием, — начал Сорокин. — Он пытался вынести образцы нашей специальной стали. А еще… — инженер разложил на столе бумаги, — у него нашли выписки с результатами анализов и точным химическим составом сплава.

Николаев побледнел:

— Леонид Иванович, я могу объяснить…

— Можете, — я сел за стол, разглядывая дрожащего лаборанта. — И очень подробно. Начните с того, кто предложил вам деньги. Крестовский?

— Нет, конечно, — Николаев опустил глаза. — Ко мне в буфете подсел человек… Представился инженером с «Металлообработки». Сначала просто расспрашивал о работе. Потом намекнул, что есть люди, готовые хорошо заплатить за техническую информацию.