— Сейчас ты увидишь небольшое шоу, дорогая. Тебе понравится, — вполголоса сказал муж и сжал мои пальцы сильнее, так, что и мои кости чуть не хрустнули. — Как невовремя мальчишка получил эту травму, какая жалость!

…издевается? Или он и в самом деле не при чём?

— Ты не пила?

— Нет, — губы едва двигались.

— Что ж… тем лучше. Всё начнётся через пару минут.

— Что начнётся?

— Небольшой эксперимент в области изготовления и применения возбуждающих зелий, — невольно я бросила взгляд на часы — без двух минут полночь. Сердце заколотилось, мне стало жутко, словно через пару минут Мортон должен был превратиться в ужасного монстра, показать истинное обличие, собственное гнилое нутро.

Секундная стрелка безжалостно двигалась по кругу, пока минутная и часовая не слились в объятиях.

Несколько мгновений ничего не происходило, и только тихая поступь стрелки набатом отзывалась у меня в ушах. Наверное, я ждала чего-то сверхъестественного, подобного взрыву. Но — нет.

В какой-то момент приглушенные разговоры, шёпотки и хихиканье присутствующих стихли, и почти в тот же момент Мортон жестом отпустил музыкантов и слуг. Воцарилась почти полная тишина, обычно в таких случаях говорят «мёртвая». Но мёртвой тишина в зале с колоннами отнюдь не была. Я взглянула на Мортона — по его лицу блуждала бледная улыбка, теряясь то в маловыразительных глазах под густыми бровями, то в бороде и усах, застывая между полных губ.

— Посмотри, — он говорил негромко, но и не старался понизить голос. — Люди столь уязвимы, столь податливы, столь слабы. Боги создали нас из плоти, как тряпичных кукол, и вложили в нас души, чтобы мы сами развлекали их своими выкрутасами… Смотри!

Я перевела взгляд с Мортона в зал по привычке. Привычке, выработанной годами и подкреплённой регулярной дрессурой: сперва повиноваться, а потом думать.

Муж мог запросто соврать насчёт возбуждающего зелья, ему не стоило верить, но то, что гости Койнохолла стремительно теряли какое-либо представление о приличиях и отдавались постыдной всепоглощающей похоти, не думая о последствиях, трудно было оспорить. Полноватый брюнет уже стянул брюки, жадно впившись в губы одной из ворковавших с ним до этого блондинок, в то время как вторая самозабвенно посасывала его член, примостившись на коленях под мерно колыхавшимся животом.

— Под утро они ничего не вспомнят, — хриплый голос Мортона раздался слишком близко, и я вздрогнула. — Будут думать, что опьянели. Но ты… ты будешь помнить. Хочешь присоединиться к кому-нибудь из них? Попроси меня. Может быть, я разрешу.

Омерзительное в своей вопиющей пошлости действо завораживало, против воли притягивало взгляд. Блондин, в трезвом и здравомыслящем состоянии казавшийся холодно-рассудительным, так яростно вбивался в разметавшуюся под ним рыжеволосую женщину, словно это и было его подлинной сутью: жестокое, не ведающее жалости желание обладать и подчинять на грани боли. Я видела, как девица закусывала губу, как намокли пряди её завитых волос, но наваждение не давало ей шанса на пощаду или возможность ускользнуть. Измятое платье, задранное почти до самого подбородка, позволяло видеть стремительное соитие, то, как скрывался в обрамленной облачком золотистых волос промежности мужской орган. Несколько конвульсивных движений — и ниточка белёсой спермы потекла по белоснежному бедру. Мортону было плевать на последствия этой ночи для всех присутствующих.

Он думал только о… о чём?

— Не хочешь? Иди сюда, — Мортон потянул меня на себя, а я, очнувшись от морока, замотала головой, но его широкая ладонь закрыла мне рот, и вместо слов раздалось лишь невнятное мычание.

— Иди ко мне, или я отдам тебя им. Поверь, они не откажутся.

В этот момент оторвавшийся от рыжей блондин действительно взглянул на меня тёмным и пустым взглядом, лишённым, казалось бы, каких-либо остатков разума. Я обмякла в руках Мортона, наслаждавшегося этой оргией и нашим с ним присутствием в её эпицентре, всеобщим неконтролируемым безумием и своим собственным, в котором он полностью отдавал себе отчёт. Второй брюнет, уже полностью голый, лежал на обнажённой черноволосой женщине и кусал её за руки так, что на мягкой нежной коже уже наливались синевой следы его зубов. То и дело он шлёпал её по плечам и груди, порыкивая, как животное во время гона.

О, да, они не откажутся. И у меня не было возможности для отказа, но я старалась не терять самообладания — насколько это было возможно.

А Мортон… наслаждался.

Он сбросил меня на пол и навалился сверху, урча и что-то нашёптывая на ухо. Порвал на мне платье и бельё, сжимая грудь так сильно, что следы непременно должны были остаться, щипая и сдавливая кожу, словно метил моё и без того полностью принадлежавшее ему тело, но при этом не касаясь открытых участков кожи — он не терял самообладания. Я привычно упёрлась в пол коленями и локтями — голый паркет без ковра ощущался едва ли не болезненнее распиравшего меня изнутри возбужденного члена Мортона. Присутствие вокруг людей придавало ему злую неутомимую силу.

Рядом застонала брюнетка — кусавший её мужчина раздвинул её ягодицы и проталкивался внутрь, то и дело шлёпая её, улыбаясь злорадно и жадно.

— Думаешь, это только зелья? Нет. Это их мечты, их скрытые глубокие фантазии, — шептал Мортон. — То, что они хотят, но не могут сделать явью из-за слабости, трусости или воспитания. Придурки! Сейчас они счастливы. Я дал им это. И ты… ты тоже должна быть счастлива.

Мои локти разъехались в стороны, я едва не ударилась подбородком о паркет. Брюнетка завыла в голос, и я увидела, что к ним присоединился блондин, каким-то образом оказавшийся снизу. Распластанная между двумя мужчинами женщина стонала и вскрикивала, не пытаясь, впрочем, вырваться или оттолкнуть их. Кое-как извернувшись, брюнет ударил её по губам.

— Жалеешь их? Не стоит… Эти шлюхи сами выбрали свой путь, это их риски. Эй, ты, — он приподнялся и ухватил временно свободную рыжую за щиколотку. — Иди-ка к нашему малышу Вильему, скрась его ночной досуг! Ты знаешь, куда.

Женщина, пошатываясь, двинулась вперёд, точно механическая кукла. По пути она смахнула на пол стакан, но не обратила на это внимания.

Полноватый брюнет размазывал сперму по лицу светловолосой женщины. Я отвернулась.

— Я не жадный, — Мортон вдруг перевернул меня на спину, пытаясь заглянуть в глаза. — Не жадный. Ты могла бы…

— Отпусти меня и иди к шлюхам, которые якобы выбрали свой путь, — прохрипела я. — Я не выбирала!

Мортон замер на миг, разглядывая меня. Наклонился ещё ближе — и вдруг поцеловал, его полные губы, щекотка бороды и усов вызывали отвращение едва ли не большее, чем всё остальное. Но этим поцелуем, столь редким между нами, он не старался причинить мне боль.

— Я хочу тебя. Только тебя. Все эти годы. И ты… ты должна быть мне благодарной, Альяна. Ты даже не представляешь, что я сделал для тебя. Спас. Благодарной, слышишь? Молиться на меня. А ты…

Он снова тряхнул меня, как курицу на вертеле, так, что мои растопыренные ладони вдавились в паркет. И в этот момент я увидела сетку трещин, разбегавшихся по крепкому дереву от моих пальцев. Ведомая неким наитием подняла голову, чуть не скрутив шею — и увидела, как шатается над нами люстра, магический свет принялся мигать, но никто, казалось, не замечал происходящего. Черноволосая стонала, кусавший её брюнет рычал, остальные вносили свою лепту пыхтением, шлепками и прочими звуками, в месиве которых никто не слышал скрипа качавшейся люстры. Я закрыла глаза, понимая, что произойдёт далее, понимая, что уже не смогу ничего предотвратить. Хлопок — и тяжёлое тело Мортона навалилось на меня, брызги стекла пробежались по деревянному полу.

Я выползла из-под него, извиваясь, точно змея. Села, вытряхивая крошево стекла из волос. Огляделась.

Вакханалия продолжалась, никто не обратил внимания на упавшую люстру. Мортон лежал неподвижно, коронованный её тяжёлым металлическим ободком, но, судя по всему, был жив — несмотря на струйку крови, стекающую со лба, я не видела — чувствовала его дыхание.