Поль снова делала отметки на стене барака, это помогало ей удержаться от падения в мутную бездну безвременья лагерной монотонности.

Она почти перестала есть, отдавая свои порции товарищам по заключению, ночью не могла сомкнуть глаз и прислушивалась к каждому шороху. У нее почти не осталось сил, она с трудом добиралась до завода, едва могла поднять даже легкие детали; и все валилось у нее из рук.

Именно в это тяжелое время она больше всего жалела о том, что прервала свои сложные отношения с Монстром, потому что сейчас она нуждалась в нем как никогда. Только он теперь мог развеять пугающую неизвестность на счет судьбы Кэтти.

Поль пыталась позвать его мысленно, но в ответ слышала только тишину, глухую и пустую. Девушка готова была просить прощения за свои резкие слова хоть на коленях, наплевав на остатки растоптанной гордости.

Согласилась бы уже на что угодно, хоть стать его ученицей, хоть любовницей, хоть просто игрушкой. Лишь бы закончилась эта пытка. Лишь бы знать, что Кэтрин все еще жива. И наконец-то ее молитвы были услышаны, когда минул одиннадцатый день.

Поль сняли с работы на заводе и конвоировали в уже печально знакомый ей административный блок. С трудом передвигая ноги, она плелась за охранниками, тщетно пытаясь подобрать слова для предстоящего тяжелого разговора. Мысли путались, каждое с трудом построенное предложение казалось еще более нелепым, чем предыдущее. Арестантка почему-то пыталась вспомнить все ситуации в своей жизни, когда ей приходилось просить прощения, но все ссоры с друзьями казались глупыми и пустыми, да и она вроде бы редко переходила рамки допустимого и не была конфликтным человеком. Ссорились они только с Паскалем, когда уже начали работать на французское сопротивление. Причиной их раздора были опасные и серьезные миссии, за которые бралась Поль. Француз страшно переживал за маленькую, хрупкую девушку и пытался всеми силами уберечь ее от войны. Впрочем, поэтому же поводу они постоянно сцеплялись и с Кэтрин. В отличие от Поль, она словно испытывала особенное удовольствие от риска, которому подвергала свою жизнь по случаю и без.

Поль была хоть немного благоразумна, чего нельзя было сказать об американке. Сама она то взрослела в пустыне, где нужно было каждый день думать о том, как сохранить собственную жизнь, когда подруга выросла с сестрами и братом-двойняшкой в богатой квартире отца и только и делала, что искала приключений, будучи всегда избалованной и сытой наследницей.

Удивительно, как они вообще смогли стать такими хорошими подругами, ведь Поль должна была завидовать Кэтти, ненавидеть, за брошенную на другом континенте семью, умолявшую не ввязываться в войну… Но не могла завидовать. Не могла ненавидеть. Только любить и бояться за сумасбродную девчонку в моменты ее самоубийственных выходок.

Поэтому теперь Поль совершенно не знала, как ей говорить с Монстром. Монстром, у которого за жуткой маской пряталась очень чувствительная и изувеченная душа, в которую она успела невольно вогнать очередной железный штырь своим непониманием.

Арестантку снова пристегнули к креслу, но она даже была благодарна за это – из-за недосыпа и недоедания ей с трудом удавалось сохранять прямое положение тела. А так – хотя бы кожаные ремни удерживали ее от того, чтобы не разбить нос о холодный бетон на полу. Сердце девушки бешено билось в предвкушении встречи.

Однако, вместо Монстра в допросную своей геометричной походкой шагнул рыжий офицер. Он остановился на внушительном расстоянии от девушки, сцепив руки за спиной, и слегка склонил голову на бок, разглядывая арестантку. Как бабочку, приколотую булавкой. Как музейный экспонат.

- Не ожидала увидеть меня? – скорее констатировал факт, чем спросил Вольф и голос его был абсолютно лишен какого-либо выражения, даже когда он произнес следующее, - прискорбно сообщать, но мне пришлось пресечь грубое нарушение правил, допущенное лейтенантом Келером, во время его руководства лагерем. Свиданки между офицерским составом и… заключенными недопустимы.

- Тогда зачем я здесь? – вяло откликнулась Поль. Прилив адреналина придал ей сил, она немного взбодрилась, даже будучи безумно уставшей. Вероятно, встреча с рыжим офицером связана с Кэтрин… или с Монстром. Обе возможные причины не предвещали ничего хорошего. Сердце отбивало бешенный ритм, отдаваясь в слегка заложенные от перепадов давления уши. В глазах предательски потемнело.

- Видишь ли, - Вольф медленно шагнул в ее сторону и оказался в круге света от тусклой лампочки, - к несчастью… мне довелось довольно близко познакомиться с унтершарфюрером Шварцем. Я сделал определенные выводы. Например, что в его привычки не входит заводить любовниц.

Поль нервно сглотнула, уже порядочно уставшая от того, что чья-либо личная жизнь у нацистов и обитателей лагеря была чем-то вроде всеобщего достояния. Но Вольф явно не походил на того человека, который притащил ее сюда, чтобы немного утолить свое любопытство и получить подтверждение гуляющим в Гюрсе сплетням.

Да, девушка знала, что многие немцы были еще теми извращенцами и вполне могли нуждаться в вытягивании грязных подробностей. Но рыжего офицера явно интересовало кое-что другое. К счастью, он не имел склонности говорить загадками.

- Он не обратил бы внимания на девчонку с африканской помойки, - продолжал Вольф, обходя Поль по кругу, самодовольно блеснув познаниями в ее биографии, явно почерпнутыми из предусмотрительно изученного личного дела, - и мне хотелось бы узнать истинную причину.

Поль мучительно соображала, пытаясь обуздать пляшущие от волнения мысли. Чего он хочет? К чему клонит?

Осознание сложившейся ситуации пронзило Поль приступом мышечной боли, словно по позвоночнику пустили разряд электричества. Она даже заерзала на своем неудобном сидении, пытаясь хоть немного выпустить искры, гуляющие по телу.

Он знает, кто она. Или, вернее сказать, что она такое? О ее способностях, о ее проклятом даре. Знает – совсем не от Монстра, который по какой-то, одному ему известной причине, содержал это в тайне даже от своего начальства. И…

- Люди иногда делают странный выбор, - выпалила Поль, удивленная, что вообще нашла в себе силы произнести подобные слова, - но вы правы. Во мне нет ничего особенного.

Вольф остановился прямо перед ней и ухмыльнулся. Его глаза оставались сосредоточенными и холодными, улыбка тронула только ровную линию губ, как будто нижняя часть его лица жила самостоятельной жизнью от верхней. Взгляд вцепился в девушку и прожигал, требуя выдать правду. Правду, которую она не должна доверить ему ни в коем случае.

Поль почему-то показалось, что сейчас от этого зависит жизнь Монстра. И кем бы не являлся в действительности Рихард Шварц, он был с ней добр, и хотя бы только поэтому заслуживал ее защиты. Она должна была вернуть должок за сохраненную жизнь. Ведь лучше даже не думать о том, что сделали бы с ней Рыжая и ее подруги, не вмешайся он. Впрочем, как и думать о том, что если бы не его навязчивое внимание, Поль вообще бы не оказалась в такой ситуации.

Вольф словно читал ее мысли. От его внимательных холодных глаз не могло укрыться ни одно движение узницы, и от этого Поль чувствовала себя неприятно обнаженной, почти распятой. Она изо всех сил старалась взять себя в руки и нацепить равнодушную маску.

- Сердцу не прикажешь, - наконец-то промямлила Поль, набравшись смелости.

Вероятно, постыдная связь с заключенной куда меньшее преступление, чем сокрытие стратегически важного объекта во время войны – рассудила она.

Вольф коротко и сдержанно хохотнул, приложив сжатый кулак к губам, словно красуясь и демонстрируя свои манеры.

- Принц и нищая? – откликнулся он с явной издевкой в голосе, - брось. Ты не выйдешь отсюда, пока не расскажешь правду. Какими бы способностями, - сколько же пренебрежения было вложено в одно только это слово!, - не обладал унтер-офицер Шварц, за связи с сопротивлением его ждет военный трибунал. Тебе ведь и самой приходилось расправляться с предателями, насколько мне известно.