Он вытащил из-за пояса длинный, зловещего вида нож и провел кончиком по моему лицу.

— Что касается того, почему ты здесь, в этом доме, то я устал торопиться со своими игрушками и рисковать быть прерванным. Патруль кампуса и благонамеренные кайфоломы бросили все силы на поиски «насильника, который охотится на студенток», – последние несколько слов он заключил в воздушные кавычки, вырвав их прямо из заголовков Вестника, которые в последнее время пестрели по всему кампусу, чтобы привлечь внимание к опасности.

— Это ты нападаешь на девушек в кампусе, – пробормотала я. Разумеется, я заподозрила это, как только он похитил меня, но его подтверждающий кивок был поистине ужасающим.

— Я же сказал тебе, у Колетт свои развлечения, у меня - свои.

— Почему ты активизировался сейчас? Как ты можешь оставаться в Хэйд-Харборе, если это лишь вопрос времени, когда тебя поймают?

Он колебался, глядя в темный угол, погруженный в свои мысли.

— Потому что того, что раньше было достаточно, теперь мало. То, что я чувствовал, когда подсыпал рогипнол в бутылку с водой на лекции, а потом шел за жертвой домой и трахал ее, пока она спит, чтобы оставить ее гадать, приснился ли ей просто кошмар или нет... исчезло. В этом суть зависимости. Твой парень мог бы объяснить тебе это. Ты всегда хочешь большего. – Он наклонился и вдохнул запах моей кожи. — Я никогда раньше никого не убивал.

Прежде чем я успела ответить на это ужасающее заявление, раздался приглушенный звонок в дверь.

Джеффрис нахмурился и посмотрел наверх, а затем встал, засовывая нож обратно за пояс.

— Чертов Осенний фестиваль. Не волнуйся, я скоро вернусь, Ева, и тогда мы сможем начать.

Я сдерживала панику, пока он не скрылся за шаткой деревянной лестницей, а затем судорожно втянула воздух. У меня началась гипервентиляция. Мне нужно было успокоиться, иначе я потеряю сознание. Я втянула в легкие затхлый воздух подвала. Мне хотелось плакать, но не только из-за ситуации. Это была цепь откровений, разворачивающихся в моей голове.

Всю свою жизнь я стремилась примкнуть к кому-то, считая, что моей собственной жизни недостаточно. Каким глупым это казалось сейчас, когда я столкнулась с реальной возможностью никогда не покинуть этот подвал. Никто меня не искал. Мама думала, что я останусь у Лили. Лили думала, что я работаю, а потом поеду домой к маме. У меня не было четких планов на вечер. Я совершила все самые очевидные ошибки, от которых предостерегали студенток листовки, расклеенные по всему кампусу.

Моей жизни всегда было достаточно. У меня были мама и Ашер, Лили и ее семья. У меня были Ледяные Боги, в некотором смысле, и Беккет. Мужчина, которому я принадлежала.

Все было бы иначе, если бы я прекратила это бессмысленное перетягивание каната между нами и просто пошла внутрь, чтобы дождаться его. Я позволила мелкой злости встать на пути того, что чувствовалось правильным. Он назвал меня золотоискательницей. Ну и что? За эти годы я называла его гораздо хуже. Я знала, что я не такая – и Беккет признал, что тоже не считал меня такой, – и только это имело значение.

Меня любили. У меня было свое место, которому я принадлежала, просто я была слишком слепа, чтобы понять это. Но теперь я понимала. Действительно понимала.

Если бы у меня только был шанс лично рассказать Беккету о том, что я поняла о себе, ничто не смогло бы меня остановить.

Но сначала мне нужно было выбраться отсюда, прежде, чем не стало слишком поздно.

Спустя несколько минут Джеффрис спустился по лестнице. Ему не потребовалось много времени, чтобы избавиться от гостей Осеннего фестиваля. Большинство семей с маленькими детьми использовали местный праздник как мини-Хэллоуин и ходили с детьми по домам. Единственное отличие заключалось в том, что угощения готовили на тему урожая, например, карамельные яблоки или карамелизированный попкорн. Я понятия не имела, что Джеффрис раздавал семьям.

— Этот гребаный город с его милыми традициями и избалованным превосходством среднего класса. Я, блядь, терпеть его не могу. Тупые идиоты понятия не имеют, кто на самом деле дергает за ниточки в этой снобистской чертовой дыре.

— О чем ты говоришь?

Джеффрис дернул головой в мою сторону, казалось, забыв о моем присутствии. Этот мужчина любил читать лекции. Может быть, если я правильно все разыграю, то смогу уговорить его рассказать мне об истории Хэйд-Харбора и выиграю время. Попробовать стоило. Ублюдок обожал звук собственного голоса.

— Настоящая власть в Хэйд-Харборе - это не богатые придурки вроде Сорена Андерсона. Моя родословная восходит к основателям. Мы не одинаковые. Ты все равно не поймешь. In tenebris prosperamus¹⁶.

Латинская фраза засела у меня в голове как заноза, вызывая любопытство, хотя прямо сейчас у меня не было времени думать об этом. Нужно было отвлечь Джеффриса.

— А ты испытай меня, – запротестовала я.

Губы Джеффриса растянулись в широкой ухмылке.

— О, я так и планирую. Почему бы нам не начать?

Он снова вытащил нож из-за пояса, и вопросы, которыми я пыталась отвлечь его, замерли у меня на губах.

Джеффрис приблизился с ножом и провел им по моей щеке. Его глаза метнулись к моим. Он хотел увидеть мой ужас. Я же, напротив, была полна решимости не показывать ему ни капли страха. Я собиралась испортить его больное веселье всеми силами.

Он провел лезвием по моему горлу, ключицам и вниз по груди, пока не добрался до верхней пуговицы моей униформы официантки. Милое платье в стиле пинап 1950-х годов, у которого все еще были настоящие пуговицы. Он подсунул нож под первую и отрезал ее. Пуговица звякнула где-то в темноте.

— Одна есть… – тихо сказал Джеффрис.

Я пыталась отгородиться от него. Я не могла сейчас сопротивляться. Руки и ноги были связаны слишком туго. Я проверила их на прочность, когда он поднялся наверх. Мне оставалось только ждать, пока он развяжет меня. Если он собирался меня изнасиловать, то должен был, по крайней мере, освободить мои ноги. Поэтому я ждала.

Я сосредоточилась на контроле своего дыхания. Я старалась сохранять его ровным, пока он отрезал еще одну пуговицу. Платье распахнулось достаточно, чтобы обнажить верхушки грудей, обтянутые белым кружевом.

— Теперь становится интересно, не так ли, Ева? – сказал Джеффрис.

Я посмотрела ему в лицо, впервые увидев его по-настоящему. Некоторые девушки в классе считали его красивым, но я никогда не разделяла их мнения. Теперь, рассматривая его вблизи, я поняла, что была права. Его борода была аккуратной, зубы ровными, но глаза… глаза были уродливыми. В них ярко светилась его испорченная душа, и я никогда не видела ничего более мерзкого. Это делало его отвратительным.

— Ну же, Ева. Будет скучно, если ты ничего не скажешь, – подначил он и прижал нож к изгибу моей груди. — Может, проверить, смогу ли я заставить тебя издать любой звук?

В этот момент снова раздался приглушенный звонок в дверь.

— Твою мать! – Джеффрис сердито встал и откинул волосы назад. Он долго смотрел на меня сверху вниз. — К черту. Я не буду открывать.

В дверь позвонили снова, и раздался громкий стук.

— Может, они пойдут проверять задний двор, если не смогут достучаться, – указала я и скосила глаза на окна.

Джеффрис нахмурился, но повернулся и направился наверх. Я судорожно вздохнула, снова оказавшись одна в подвале. Черт. Что же мне делать? По моей щеке скатилась слеза.

Я должна была дождаться Беккета. Я должна была позволить ему отвезти меня домой. Я должна была принять его извинения той ночью и не быть такой гордой. Я хотела простить его, но проклятая гордость помешала. Я всегда выбирала трудный путь.

Тихий стук остановил меня от рыданий. Джеффрис уже вернулся?

Я подавила слезы и изо всех сил повернулась на стуле, чтобы увидеть, откуда доносится стук.