Я не мог сопротивляться ей. Я хотел ее прикосновений. Я хотел ее капитуляции. Но больше всего я хотел ее. Я хотел ее так сильно, что не мог думать ни о чем другом. Мир мог исчезнуть или сгореть дотла вокруг нас в этот момент, а мне было бы все равно.

Ничто, кроме неё, не имело значения.

Я толкнулся внутрь и она застонала мне в ухо, прижимаясь своими бедрами к моим, потираясь киской о мой член.

— Это то, чего ты хочешь? – пробормотал я, медленно выходя из неё, а затем вгоняя себя обратно. Каждое движение посылало искры удовольствия вверх по моей спине. Я собирался жестко кончить глубоко внутри этой женщины, и ничто не могло меня остановить.

Ева кивнула, ее губы скользнули по моей щеке. Она поцеловала меня сбоку, прямо возле уха.

В шрам.

Я застыл на долгий миг, эмоции, с которыми я так и не смог справиться, захлестнули меня. Она провела цепочку из поцелуев вдоль линии, разрезавшей мое лицо той ночью. С ее телом, обвитым вокруг меня, и моим членом, погруженным глубоко в нее киску, этот сладкий поцелуй был подобен открытию двери в другой мир, новый и неизведанный. Туда, где прошлое не имело значения. Там, где единственное, что было важно, – это будущее и моя женщина в моих объятиях.

Я не мог справиться со всем этим. Я не был к этому готов. Поэтому сосредоточился на том, чтобы довести до оргазма эту девушку, которая стала значить для меня весь мир. Ева застонала и вцепилась в меня, ее дыхание участилось. Она собиралась кончить снова, и быстро, что было хорошо, потому что я не смог бы долго продержаться.

— Бек… я не могу остановиться… я не могу...

— Не останавливайся, – резко приказал я, держась на волоске. — Кончай, милая.

И она кончила. Ева взорвалась вокруг меня, все ее тело напряглось и выгнулось. Мне удалось сделать еще три толчка, прежде чем я последовал за ней, наполняя ее теплом. Я кончал бесконечно, пульсируя внутри нее, струя за струей выплескивая сперму на тугие стенки ее пизды.

Помечая ее как свою.

Утверждая свою собственность.

Я оставался плотно прижатым к ней. Член лишь наполовину смягчился, когда я пришел в себя после лучшего оргазма в моей жизни и скользнул на бок, увлекая ее за собой, так чтобы остаться внутри нее. Закинув одну ее ногу себе на бедро, я просунул руку под подушку и притянул ее ближе.

Там, в кромешной темноте, мы изучали друг друга. Я потерял счет времени, сколько мы смотрели друг на друга, связанные самым интимным образом. Ева видела меня таким, какой я есть, и она протянула руку и приняла меня в себя. Она приветствовала мое порочное прикосновение.

Я ничего не знал о любви, но тот момент во тьме убедил меня в том, что, возможно, я смог бы научиться, если бы она показала мне как. Я чувствовал, как слова отчаянно желают вырваться с моих губ. Несовершенные, грубые и скудные объяснения чувств, которые были слишком велики, чтобы их сдерживать, бурлили во мне, пытаясь обрести голос. Затем она зевнула, что было чертовски очаровательно. Чары рассеялись, и эти отчаянные признания на время исчезли.

— Спи, Иви, – тихо сказал я ей.

Она подняла на меня глаза.

— Я должна привести себя в порядок, – пробормотала она и снова широко зевнула.

Я покачал головой.

— Не беспокойся. Я с тобой еще не закончил. Это будет долгая ночь.

Как я и обещал, это была очень долгая ночь.

Настолько долгая, что этим утром мои яйца болели. Мне было любопытно, как обстоят дела у Евы. Ходила ли она странно из-за того, что ее трахали всю ночь? Я вроде как надеялся на это. Все должны знать, что о ней хорошо заботятся дома и она вне игры. Всякий раз, когда мой член восстанавливался достаточно, чтобы снова стать твердым, я будил ее глубоким толчком. Несколько раз она просыпалась на грани разрядки, и с каждым разом ее оргазмы становились все сильнее и сильнее. Мне не терпелось увидеть, на что она способна при регулярном трахе.

Я также накачал ее таким количеством спермы, отказываясь выходить из нее, что утром, когда я наконец позволил ей встать, вылившееся месиво пропитало простыни и матрас. Мне было похуй. Не было смысла переживать по этому поводу. С течением семестра будет только хуже. К тому же я все еще не знал, принимает ли она противозачаточные. Мысль о том, чтобы обрюхатить ее, заводила меня до чертиков.

Теперь, когда мы пересекли черту, от которой воздерживались, – спать вместе и трахаться без угрозы смерти, – пути назад не было.

Я планировал засыпать внутри Евы или не спать вообще.

Я не видел ее до конца дня, но мысль о возвращении домой к ней снова сделала мой ноющий член твердым. Если так пойдет и дальше, мне придется пополнять запасы электролитов каждое утро, а не только после тренировок.

У меня действительно появилась новая зависимость, и я не собирался от нее отказываться.

Сегодняшняя игра была против команды из Портленда. Она обещала быть нелегкой, а без Ашера мы были не в лучшем положении.

Пока мы готовились, в раздевалке стояла тишина. Наверное, мне не стоило тратить недельную энергию, трахая Еву до беспамятства прошлой ночью, но я не мог заставить себя пожалеть об этом. Я бы повторил это снова.

Не способствовало моральному духу команды и то, что болельщики гостей приехали поддержать свою команду в полном составе, и их поддержка с трибун была просто оглушительной. Это совсем не улучшало моего настроения. Последним гвоздем в крышку гроба моего позитива стал тренер Уильямс, просунувший голову в дверь раздевалки.

— Беккет! – позвал он меня. — Я просто хотел предупредить, что твой отец здесь.

Я замер, все остатки хорошего настроения испарились.

— Он в спонсорской ложе.

Тренер Уильямс не питал иллюзий по поводу моих отношений с отцом. Он наблюдал, как я отдалялся от него в течение многих лет после смерти мамы.

— Спасибо.

Тренер глубоко вздохнул.

— Не зацикливайся на этом. Играй хорошо, как всегда.

— Хорошо.

Но это уже зацепило меня. Я ненавидел, когда отец смотрел, как я играю. У него всегда была наготове для меня только критика, облеченная в форму конструктивной обратной связи. Как будто меня волновало, что он думает. Я тут же решил отказаться от встречи с ним после игры. Я не мог заставить себя пройти через это.

На арене болельщики гостевой команды жаждали крови и освистывали нас, пока мы выезжали на лед. Сегодняшний вечер был наполнен атмосферой насилия, которая заставляла меня нервничать. Осознание того, что отец наблюдает за происходящим, делало все еще хуже.

— Жесткая публика, – заметил Чейз, кружа по льду рядом со мной.

— Не то слово, – пробормотал я и сосредоточился на разминке.

— Танцевальная команда стартует сегодня, верно? – спросил Чейз, пытаясь завязать разговор, который меня не интересовал.

Одной из худших частей студенческого хоккея, в отличие от школьного, были Ледовые дивы. Как и чирлидерши в других видах спорта, Ледовые дивы заводили толпу, исполняя танцы и скандируя кричалки. Хотя, надо отдать должное дивам, их работа была намного сложнее, учитывая, что им приходилось делать все это на коньках и чистить лед в перерывах.

— Вот и они. Посмотрим, смогут ли они разжечь кровь Геллионов. – Чейз ухмыльнулся и проехал мимо меня.

Танцевальная команда вышла на каток в нарядах того же цвета, что и наши джерси. Из динамиков полилась второсортная попса, сразу же вызывая у меня раздражение. Девушки заняли исходные позиции в ожидании начала своего выступления.

Вот тогда я её и увидел.

Ева.

Она стояла в задней линии, слева, в облегающих черных леггинсах, поверх которых было надето маленькое черно-зеленое платье с эмблемой Геллионов на груди. Ее длинные волосы были собраны в пучок. Она посмотрела через лед, прямо на меня, и усмехнулась, а затем начался короткий номер. Ева двигалась с плавной грацией, делая развороты и выгибаясь, покачивая своей восхитительной попкой. Я не мог отвести взгляд. Ева была великолепной фигуристкой. Зимой они с братом часами катались по пруду Миллера, когда тот замерзал.