Пока я выплевывал каждое слово, слезы Евы исчезали, как и сочувствие с ее лица. Хорошо. Я предпочитал ее гнев, а не жалость. Ярость вспыхнула в ее великолепных глазах, и окрасила щеки румянцем. Печаль и жалость были холодными, как вода в пруду весной, они смыкались над головой и затягивали на дно. Гнев был горячим, огнем, способным согреть даже самые голые кости.

— Я не буду жить здесь с тобой. Я приму предложение Тайлера, и ты не сможешь меня остановить, – тихо пробормотала она.

Ухмылка скривила мои губы.

— Все, что ты только что сказала, неверно. Не стоит недооценивать меня, Ева. Предупреждаю сразу: не спорь со мной по этому поводу… ты только пострадаешь.

Она насмешливо хмыкнула и скрестила руки на своей пышной груди. Я ненавидел себя за то, что сразу заметил, как ее пухлые сиськи прижались к рукам. Я все еще помнил шероховатую, идеальную текстуру ее сосков на своем языке.

— Ты не король кампуса, Беккет. Может, папины деньги и привели тебя сюда, но теперь ты просто студент, как и все мы. У тебя нет власти надо мной.

Темная и яростная потребность доказать, что она ошибается, наполнила меня, и я поднял ее прежде, чем успел усомниться в своем здравомыслии. Хотя здесь и думать было не о чем: когда я был рядом с Евой, мой рассудок летел к чертовой матери. Я согнулся и легко поднял ее. Она громко запротестовала, когда я перекинул ее через плечо и оставил ее верхнюю половину свисать с моей спины.

— Эй! Мудак, я не мешок с картошкой, чтобы вот так таскать меня. – Она безумно извивалась на мне.

— Заткнись нахрен, – прорычал я и отвесил жгучий шлепок по ее соблазнительной попке, расположенной прямо рядом с моей головой. На ней были джинсы, поэтому мне пришлось приложить немного усилий, чтобы она его почувствовала.

Ева пискнула, настолько возмущенная, что на секунду потеряла дар речи. Может, в этом и был ключ. Держать ее в ярости, чтобы она не могла говорить.

Я направился в нашу комнату и огляделся в поисках каких-то ограничителей. В верхнем кармане моей сумки лежала пара ремней. Идеально. В изголовьях кроватей были деревянные перекладины. Иногда звезды сходились как нельзя лучше.

Я повалил ее на кровать и схватил за запястье. Разумеется, Ева сопротивлялась, но у неё не было шансов против меня. Я обмотал ремень вокруг ее запястья и затянул его достаточно туго, чтобы она не смогла освободиться. Ее рот приоткрылся, и она в ужасе уставилась на меня.

— Ты совсем охренел, Андерсон. Ты не можешь просто связать меня здесь… я не позволю тебе, – прорычала Ева.

Свободной рукой она вцепилась мне в лицо. Я попытался перехватить ее, но Ева и сама замешкалась, явно боясь поцарапать мой шрам. Ее слабость стала моим преимуществом, и мне удалось зафиксировать ее другую руку. Мы оба тяжело дышали к тому времени, как я откинулся назад, оставив Еву привязанной к изголовью кровати за обе руки.

— Ты псих. У тебя окончательно съехала крыша, – обвинила она, глядя на меня дикими глазами.

Я встал и пригладил волосы. Мой член был чертовски твердым, и если бы она случайно взглянула вниз, то увидела бы, как он натягивает мои спортивные шорты. Но мне было все равно. Мне нечего было скрывать от Евы. Она всегда видела во мне самое худшее. Я не собирался щадить её.

Как будто это произошло благодаря моим мыслям, ее темные глаза скользнули вниз, и взгляд остановился на моем стояке. Игнорируя её, я подошел к своей сумке и порылся в ней. Найдя редкий галстук, привезенный для шикарных спонсорских ужинов, которые, возможно, придется посещать команде, я повернулся к ней.

— Тебя завело связывание, извращенец? – прошипела она, когда я подошел ближе.

Я лишь пожал плечами.

— И что с того? – Я позволил своим глазам задержаться на ее теле, величественно распростертому подо мной. Ее клетчатая рубашка распахнулась во время нашей борьбы, и соски, как маленькие твердые бутоны, проступали сквозь тонкую майку под ней. Я не смог удержаться и протянул руку, чтобы слегка ущипнуть один из них. — Кроме того, похоже, я не один такой.

Ее губы скривились в ответ.

— Тебе случайно не повредили мозг в Нью-Йорке? Ты сумасшедший.

В Нью-Йорке?

— Сумасшедший, мстительный… без разницы.

— Ты не можешь держать меня здесь. Я буду кричать, – пригрозила она.

Я кивнул.

— Меньшего я и не ожидал. Поговорим позже, когда ты успокоишься.

Я схватил галстук и завязал его вокруг ее головы, прежде чем она успела закричать.

— Тебе идет, Иви, – сказал я, откидываясь назад и любуясь самодельным кляпом из красного шелкового галстука.

Ее глаза горели гневом, и я наслаждался этим огнем. Прямо как в старые добрые времена. Я наклонился и раздул пламя:

— Выглядишь почти так же хорошо как в ту ночь, когда твой рот был набит моими пальцами. Успокойся. Я загляну к тебе чуть позже.

Со свистом, призванным еще больше разозлить Еву, и с небывалой за все лето бодростью я направился к двери.

Я дал ей несколько часов. Лили зашла с Кейденом и Маркусом, чтобы передать чемодан Евы и еще одну коробку. Я забрал вещи и сказал, что прослежу, чтобы она их получила. Я солгал и сказал, что она отправилась на экскурсию по кампусу. Лили ушла, а я подождал, пока Маркус и Кейден разойдутся, чтобы распаковать свои вещи, и только после этого открыл дверь и зашел внутрь.

Ева была там же, где я ее оставил, и выражение ее лица почти не изменилось. Возможно, сейчас она была даже более взбешенной, чем раньше. Я протянул ей стакан воды.

— Хочешь пить? – спросил у неё.

Она зыркнула на меня, но не потрудилась кивнуть или покачать головой.

— Буду считать это отказом.

У меня была возможность обдумать перспективу нашего совместного проживания на пробежке, пока я давал ей время остыть.

Я присел на край кровати рядом с ней.

— Вот что мы собираемся делать.

Ее темные брови сошлись, и она отвернула голову, отказываясь слушать. Я хмыкнул и схватил ее за подбородок, снова поворачивая лицом к себе.

— Не будь грубой, Золушка. Слушай, когда я говорю, если хочешь в ближайшее время встать с этой кровати.

Она что-то промычала в кляп, и я понял, что это было что-то крайне нелестное. Не то чтобы меня это волновало. Никто не смог бы возненавидеть меня так сильно, как я уже ненавидел себя.

— Ты мне не нравишься. Честно? Я тебя терпеть не могу. Ты тоже ненавидишь меня, так что я уверен, ты можешь понять мои чувства. Наша ненависть взаимна… и это хорошо. Это ставит нас на одну ступень. Но вот в чем дело. Твой брат попросил меня присмотреть за тобой.

Ее глаза расширились. Она была явно удивлена тем, что Ашер пытался защитить ее, даже находясь за тысячи миль.

— Ага, присмотреть за тобой, проследить, чтобы тобой не воспользовались, и ты не наделала ошибок, от которых не сможешь оправиться. Я не собирался утруждать себя. Честно говоря, я считал, что ты заслуживаешь любые испытания, которые упадут на твою голову… Но теперь, когда ты здесь, я должен признать, что игнорировать тебя весь год было бы слишком легким наказанием за всё, что ты сделала. Теперь я это понимаю. Оставить тебя без внимания значит простить то, как ты отнеслась ко мне как к мусору и оставила меня гнить.

Ее брови сошлись в замешательстве. Я проигнорировал это.

— И поскольку я не расположен делить тебя с другими хоккеистами, ты останешься здесь, где я смогу за тобой присматривать. Потому что теперь я понимаю, Ева. Лучшее наказание для тебя – быть рядом и портить тебе удовольствие каждый божий день. Думаешь, ты сможешь веселиться, быть чирлидершей и встречаться с парнями, раз Ашера здесь нет?

Я погладил ее по волосам, и она дернулась в сторону, кипя от ярости.

— Ты ошибаешься. Ты не сможешь сделать ничего из этого, потому что я здесь. Я буду твоим судьей, присяжным и палачом... тюремным надзирателем из твоих худших кошмаров. Мой контроль и дисциплина заставят твоего брата выглядеть святым.