— Мила! Мила, где ты?

Он впервые назвал ее по имени, глупо радовалось израненное сердце. И только Мила хотела окликнуть его, как ее заплывшим глазам предстало ее тело — в кровавых разводах, в ранах и синяках.

Господи, он ведь может заразиться!

Хотя можно было избежать прямого контакта ее ран к телу Жаната, но Мила уже теряла связь с реальностью и думала лишь о том, что не может допустить даже малейшего риска заражения.

«Лишь бы ты был жив и здоров».

Эта молитва запечатала и без того спекшиеся губы и Мила не произнесла ни слова, когда вновь услышала голоса, выкрикивавшие ее имя.

Мила молчала. Мучительное осознание близости Жаната отдаляло ее от заветной мечты быть с ним.

— Ладно, ее тут нет. Ищем снаружи, — вдруг проговорил Жанат и шум за дверью стих.

Только через минуту после наступившей тишины Мила позволила себе болезненный стон, наполнивший комнату сменившимся рыданием. С опозданием Мила услышала, как дернулась ручка двери и когда та не поддалась, послышался громовой разбег. Одним четким яростным ударом плеча Жанат снес дверь с петель и его глаза нашли Милу в середине комнаты

— Мила, — в ужасе прохрипел Жанат и подбежал к ней.

— Не трогай, — прохрипела Мила. — Ты заразишься.

— Господи, милая моя, что же ты наделала, — хрипел Жанат, отвязывая Милу от пут. Ее обессиленное тело упало в сильные руки Жаната и горькие слезы с примесью крови оставили разводы на белой рубашке Жаната.

— Лишь бы ты был жив и здоров, — из последних сил шепнула Мила, с благодарностью и остервенением вцепившись в широкие плечи Жаната. Он поднял ее на руки и вынес из комнаты, на ходу отдавая кому-то отрывистые приказы.

Жанат осторожно положил измученное тело Милы на заднее сидение, а сам втиснулся в узкий проход и сел на пол.

Мила уловила ошарашенный взгляд Семена, который втопил педаль газа до упора и помчался вперед на предельной скорости.

А Мила лежала, тихо наслаждаясь прохладой ладони Жаната на лбу. Его глаза, полные боли и еще какого-то непонятного огня, смотрели на Милу с нежностью.

Последние слова, которые услышала Мила перед сладким забытьем, был шепот, сиплый и прерывистый, полный бессильной ярости:

— Я выставлю тебе счет еще и за это. И так просто ты не отделаешься, милая моя.

Слабая улыбка замерла на губах Милы, когда она потеряла сознание.

Она не почувствовала прикосновения твердых сухих губ Жаната к своим губам и не услышала хриплых молитв из мужских уст.

Пик, пик, пик.

Тонкий свербящий звук ворвался в искаженное подсознание Милы.

Пик, пик, пик.

«Выключите звук», хотела сказать Мила, но губы ее не слушались, и Мила растерянно охнула про себя. А когда она попыталась пошевелиться, то боль миллиардами иголок прошлась от макушки до пят. И даже тогда из груди вырвался лишь глубокий вдох вместо крика, полного иступленной боли.

«Неужели это мое сердце бьется? Так слабо», отстраненно удивилась Мила.

Ей казалось, что она привыкла к боли и мучениям за время, проведенное в клинике три года назад. Но то, что она пережила тогда, показалось ей нежным щекотанием беличьей кисточкой в сравнении с той агонией, в котором находилось ее тело сейчас.

Потом Мила почувствовала чье-то прохладное прикосновение ко лбу и чуть не заплакала, когда узнала шершавую широкую ладонь Жаната. Но вместо рыданий из уголка глаз Милы вытекла одинокая горячая слезинка, скатилась по истерзанной скуле и затерялась в висках.

Но это все ничего, ничего. Она потерпит, она переживет. Она через все пройдет, пока Жанат рядом с ней, а его твердая ладонь покоится на ее лбу.

Следующее возвращение к реальности было еще более мучительным.

Боже, божечки мои! Что с ней сотворил этот вонючий китаец такого, что каждая мышцы Милы наполнялась огненным спазмом, не давая пошевелиться!

Мила сделала несколько глубоких вдохов и почувствовала, что грудь стянута тугой повязкой. Невозможно даже пальцем шевельнуть без боли. Но Мила была бы не Милой, если бы все же не попыталась хотя бы открыть глаза.

Зрение было затуманено и Мила несколько раз моргнула, чтобы смахнуть пелену. Все тот же писк, на этот раз учащенный и ритмичный, звучал в комнате.

Мила слабо застонала и почувствовала, как над ней кто-то склонился. Нос уловил сладкий запах барбариса, а мягкая ладошка нежно погладила ее по руке. Что-то знакомое прозвучало в тихом женском шептании:

— Срань господня, вот это тебя отделали.

Сонька! Господи, что она тут делает? Или Мила уже окончательно сошла с ума и ей чудится до боли знакомый запах подруги, и ее ироничный голос, в котором прятались боль и сострадание?

— Сонька, — прохрипела Мила.

— Что ж, теперь мы хоть знаем, что ты в своем уме, — опять прошептала Соня и попыталась улыбнуться. Но черты ее лица исказились и слезы полились из ярких голубых глаз.

— Не плачь, — тихо прошелестела Мила.

— Боже, ну и дурная же ты! — всхлипнула Соня и все же улыбнулась сквозь слезы. — Да я три литра слез выплакала за неделю, пока ты тут была. Вон, ведёрко даже стоит.

Неделя? Ух, сколько всего она наверно упустила. Хотя если подумать, ничего важного. Самое важное — это Хуан, которому удалось сбежать. А значит сейчас в опасности…

— Жанат, — простонала Мила, пытаясь глазами передать подруге сигнал опасности, чтобы та бежала и спала Жаната. Мила возненавидела свое слабое тело, которое вновь переполнилось болью, когда она попыталась пошевелиться.

— О, твой цербер жив и здоров, как ты и просила, — ухмыльнулась Соня и Мила приподняла брови в немом вопросе. — Да, именно это ты и просила в лихорадке. Ну ты че, Милка, совсем молитв не знаешь, кроме этой?

Мила слабо улыбнулась Соне. Вот она, ее верная подруга, с озорной улыбкой и такой непривычной болью в красивых глазах.

— Хуан…

— Эта та мразь, которая с тобой это сотворила? — зло прошипела Соня. Мила кивнула. — Не переживай, с ним уже разобрались.

Слава богу, значит Жанат в безопасности. Значит, вселенная или высшие силы отвели беду от ее любимого.

— Где … Жанат?

— Да тут он, тут. Куда денется твой цербер? Сутками возле тебя торчал, стал на дикаря похож. Мне пришлось выпнуть его отсюда, чтобы хоть душ принял и побрился.

Слабый смех горячими выдохами вырвался из груди Милы, когда она представила это противостояние — Жанат с его невозможно твердым характером и Сонька, милая Сонька, с лицом ангела и нравом дьявола.

— Вот значит, как, — затараторила Соня. — Я тут значит пролетела полмира, прибежала по первому зову к сердешной подруге, а все, что ее интересует, это какой-то мужлан, который весь медперсонал распугал своим рычанием! Ха, знала бы ты, сколько всего я пережила в переполненном самолете!

— Ты летела частным самолетом, со всеми удобствами, так что не верещи.

О, этот ровный бездушный голос! Мила узнает его из тысячи, из миллионов. По каждому полутону она научилась улавливать настроение Жаната. И сейчас чувствовала, что если Соня не заткнется, то ей придется ой как не сладко!

— А, вы тут, — тонкая бровь Сони подлетела, и она благоразумно замолкла.

А Мила во все глаза смотрела на Жаната, застывшего у двери. То есть пыталась смотреть в один более-менее здоровый глаз, так как второй заплыл и не желал открываться.

Жанат подошел к койке и присел на краешек. Мила впитывала его всего — от мощной фигуры в серой футболке и черных джинсах, до влажных после душа волос. А глаза… Запавшие уставшие глаза смотрели на Милу как обычно спокойно и прямо. Но в этих шоколадных озерцах Мила увидела нежность и сожаление.

«Ты ни в чем не виноват!», хотела крикнуть Мила, но вместо этого лишь выдохнула «Жанат» и слабо протянула руку, утыканную иглами.

Жанат осторожно сжал ее тонкие пальцы в широкой ладони и попытался пошутить:

— Даже Семен стал креститься после поездок с твоей подругой в одной машине. А ведь он атеист.