Передозировка? Или, возможно, он покончил с собой?

Сердце сжалось от мысли о потере. Грудную клетку сдавило ещё сильнее — стало тяжело дышать. Доковыляв до знакомой скамейки, я села и согнулась пополам.

В душе всё смешалось: любовь, горечь, отчаяние, боль, обида, страх, беспомощность, одиночество и… Незавершённость. Алекс умер, когда мы ещё находились в браке. Значит, теперь я — вдова, а это слово абсолютно не укладывалось в голове.

Он не мог уйти вот так, не попрощавшись…

Через силу поднявшись, я зашагала к станции метро. На ходу я пыталась понять, что делать теперь. Нужно было как-то узнать, куда отвезли тело Алекса. Там мне наверняка сообщат причину смерти. Когда-нибудь я узнаю, где он захоронен, и приду положить какие-нибудь красивые цветы на могилу, чтобы попрощаться.

Мимо прошёл Алекс.

Мимо прошёл Алекс?!

Я замерла, не в силах осмыслить то, что видели мои глаза. На Алексе были какие-то отвратительно грязные вещи. Это совершенно точно был он. Живой.

Призрак не может так ужасно выглядеть.

Алекс выглядел как бомж и конченый наркоман. Запах, шлейфом тянувшийся за ним, полностью соответствовал. Я скривилась от отвращения. Пересилив себя, постаралась придать лицу спокойное выражение и окликнула:

— Алекс?

Он не услышал. Я позвала громче.

Алекс обернулся. Отсутствующий взгляд упёрся в меня. Он определённо не понимал, кто перед ним. Я почувствовала болезненный укол в области сердца. И вдруг в пустых глазах Алекса блеснула искра сознания.

— Анджики? — осторожно уточнил он. — Это реально ты?

Я выдохнула, но радоваться было рано. Сначала нужно было понять, что Алекс помнит из наших последних встреч.

— Ты… ты сделала… — он скользнул взглядом по моему животу и опустил глаза, не в силах произнести фразу до конца.

— Да.

Алекс рвано кивнул, буквально клюнул воздух носом.

Ему было больно, я это видела. К ломке и похмелью теперь прибавилась утрата важного — возможно, единственно важного, что было в жизни Алекса.

— Я вот думал сегодня, — сказал он так, как будто был абсолютно трезв. — Зачем мне жить? Какой смысл мне страдать на улице, думать об этом унижении, чувствовать всю эту боль? Думаешь, я выбирал такую жизнь? Думаешь, мне нравится быть таким?

Эти слова неподъёмными глыбами падали в моё сознание. Было ощущение, что я пришла добить умирающего.

Господи, ну почему всегда должно быть так невыносимо тяжело?

Нужно было сразу перейти к делу, чтоб поскорей покончить с этим.

— Алекс, я приехала к тебе… — я осеклась, не в силах вынести зрелище его полного падения. — Ты живёшь на улице?

Вместо ответа он просто поджал губы и хмыкнул себе под нос.

Дома у Алекса больше не было. Ночевал то тут, то там. Он превратился в одного из тех бродяг, с которыми я однажды провела ночь под мостом.

Сердце сжалось от жалости и желания помочь близкому человеку.

— Алекс, я приехала к тебе, чтобы поговорить о разводе.

Все силы уходили на то, чтобы сохранять хладнокровие и ясный ум, потому что внутри бушевал пожар. Я чувствовала, что предаю близкого человека, бросаю его, отвергаю в тот момент, когда нужна ему больше всего.

Чувство вины — самое отвратительное из всех чувств.

Только я собралась сказать, что привезла документы на подпись, как Алекс упал на колени. В мгновение ока он оказался на земле, впиваясь руками в лицо. В глаза.

— Алекс?

— Я ничего не вижу! — закричал он.

Господи, только не это!

Казалось, Алекс сейчас выцарапает себе глаза, так бешено он тёр их и кричал.

— Я вызову скорую! — меня наконец отпустил шок. — Сейчас, подожди! Подожди немного.

Дальше я прошла 7 кругов ада. 2 часа мы ждали машину скорой помощи, чтобы увезти моего ослепшего от стресса мужа в больницу. С ним меня почему-то не пустили, хотя единственное, что давало ему поддержку и силы от ломки и нарастающей тревоги, была моя сжимающая его рука.

Сначала санитары отказывались забирать наркомана, но, поняв, что он действительно ничего не видит, всё же сжалились. Сказали, в какую больницу отвезут Алекса и уехали.

Я осталась стоять одна. В состоянии аффекта человек обычно ощущает, как реальность искажается в его глазах, замирая в мгновении, когда час кажется вечностью. Всё вокруг замедляется. Проходящие мимо люди будто плавают в густом бульоне. События, происходящие совсем рядом, выглядят далёкими. Гул в ушах мешает сосредоточиться. Картинка становится мутной. Всё плывёт перед глазами.

Моё сознание было похоже на мираж.

Я не думала о прошлом и не представляла себе будущее. Меня будто вообще ничего не заботило. Я замерла в моменте здесь и сейчас. Остальные дела исчезли. Помню, как долго и мучительно ехала в больницу.

Медсестра попросила подождать.

Опустившись на сиденье в приёмном покое, я сохраняла абсолютное спокойствие, можно даже сказать — равнодушие ко всему происходящему. Вокруг медперсонал сновал туда-сюда.

Мир бурлил, а я находилась под стеклянным колпаком, запертая в стерильных мыслях, никак не связанных с моей собственной жизнью.

Наконец, я увидела приближающегося врача.

Доктор Джонсон долго объяснял что-то медицинскими терминами. Алекс потерял зрение от сильного потрясения, возникшего непосредственно перед инцидентом или накануне. Закупорка артерии зрительного нерва — так предположил доктор Джонсон.

Из-за того, что я сообщила ему о разводе.

На вопрос, лечится ли это, Джонсон развел руками:

— Никто не знает, случай нестандартный: может, он начнёт видеть уже завтра, а может, навсегда останется слепым.

Доктор Джонсон спросил, хочу ли я навестить мужа, и ничуть не удивился, когда я отказалась. Добавив напоследок, что мистера Чапмана смогут оставить здесь только на сутки — такие правила. — док попрощался и зашагал прочь.

Я постояла с минуту, подошла к стойке, оставила свой номер мобильного и вышла из больницы.

Следующим утром из тягостных раздумий меня выдернул телефонный звонок:

— Миссис Чапман?

— Да.

— Ваш муж сбежал из больницы.

Я убрала трубку от уха, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Выдох. Снова подняла телефон к уху.

Ты умеешь удивлять, милый…

Может, поискать вокруг клиники?

От одной мысли о продолжении поисков икры свело судорогой. У меня совсем не осталось сил. Да и каков шанс его найти? В большом городе, в целом Лондоне? Пришлось признать свою беспомощность: я сделала всё возможное. Теперь могу только ждать, что Алекс сам выйдет на связь. Или же со мной свяжутся представители власти.

— Всё! — сказала я вслух. — С меня хватит!

От того, что я снова попаду в больницу, никому лучше не станет.

Через 3 часа на экране высветился незнакомый номер.

Не буду отвечать! Но… Вдруг это Алекс?

— Да! — Мне не удалось скрыть волнение.

— Анья?

— Да!

— Это Джейн, я со стационарного телефона.

— Да, Джейн? Что такое?

— Алекс попал в автокатастрофу.

Только сейчас я заметила, что голос Джейн звучал безжизненно.

— Чего? В автокатастрофу? — я уже соскочила с кровати, готовая бежать.

— Он ехал на машине и на большой скорости врезался в другой автомобиль.

Внутри всё похолодело.

— Он жив? — еле слышно выдавила я.

— Он очень плох… Так они говорят. Я больше ничего не знаю, меня к нему не пускают.

— Но ведь он жив, да? Не умер? Его куда положили? В какую больницу?

— Тут, в Борнмуте.

— А… — я сглотнула. — А люди из… другой машины? В которую он врезался?

Эта секунда до ответа показалась вечностью, ведь если он кого-то убил…

Я тоже в этом виновата!

— Нет, машина стояла пустая на парковке. В ней никого не было. Но Алекс в очень тяжёлом состоянии, и медсестра сказала, что… — голос Джейн соскользнул и провалился туда, где мать готовится потерять сына.

— Я скоро буду! — я одевалась на ходу и искала сумочку.