Я запнулась на полуслове. Приятные образы прошлого померкли, вытесненные затаённой тоской.

— Грустные воспоминания? — Виктор легко дотронулся до моего плеча, возвращая меня в настоящее.

— Да, очень…

Мы помолчали. С Виктором это было комфортно. Не напряжённая тишина, когда в уме судорожно перебираешь подходящие темы для продолжения беседы, а тёплое дружеское молчание.

— Что дальше, Аня? — спросил он, как будто решившись.

— О чём ты?

Я интуитивно поняла, что именно он хотел узнать, но медлила с ответом.

— Ты ведь понимаешь, — усмехнулся он и легко коснулся моей руки. — Закончился какой-то этап, верно? Можешь не отвечать. Лучше скажи, что дальше? Куда ты намерена идти? Чего хочешь?

На несколько секунд я задумалась.

— Знаешь, мне, наверное, нужно обрести фундамент, нащупать связь с собой. Чтобы не зависеть от внешних атрибутов, не притягивать людей с травмами, не доказывать никому ничего, а действовать, черпая внутренние ресурсы. Избавиться от состояния жертвы и чувства вины. Понимаешь, о чём я?

Он кивнул.

— Я хочу стать сильной. Прочно стоять на ногах, не опираться ни на кого — только на себя. Не зависеть от мужчин: от мужа или от того, кто может вышвырнуть меня с работы, потому что я не дала залезть под юбку. Хочу, чтобы моя сила была во мне самой. Это сейчас главное!

Больше он ничего не спрашивал, и я была благодарна за это. Возможно, Виктор просто был хорошо воспитан, а может, это было проявлением заботы. Так или иначе, если он видел, что я замыкаюсь в своём внутреннем мире — тут же переводил тему или замолкал. С ним было легко и говорить, и молчать.

Самолёт пошёл на посадку, пассажиров попросили пристегнуть ремни. Только теперь я сообразила, что даже не знаю, в каком городе мы приземлимся.

Наверное, в Женеве.

Угадала! Уже через час мы с Виктором входили в роскошный отель на берегу Женевского озера.

— Ещё не решил, хочу ли купить тут жильё, — сказал он. — Поэтому за мной всегда числится номер.

Изобилие. Оно немного похоже на дырку в ухе для серьги. Вставляешь большую серьгу — она увеличивается, не носишь — зарастает. А если вставить туннели, то сами уши просто не узнать. Так же и с изобилием. Существуют такой тип людей, что смогли приручить его. И сами изменились подстать.

На стойке ресепшена Виктор попросил второй люкс «для своей прекрасной спутницы». Услышав это, я незаметно улыбнулась. Никакого страха или даже опасения не было. Я не сомневалась: этот мужчина будет вести себя как джентльмен.

Так и вышло. Первым делом Виктор прошёл в мой номер и убедился, что меня всё устраивает. Он переживал из-за каждой мелочи и очень трогательно проявлял заботу. Давно никто так не старался для моего комфорта.

Лишь удостоверившись, что всё хорошо, он ушёл к себе, давая мне возможность привести себя в порядок и передохнуть. Номер Виктора был на том же этаже, но в другом крыле.

Оставшись одна, я осмотрела своё новое жилье. Люкс состоял из двух комнат — спальни с мягкой кроватью и гостиной с плюшевым диваном — а также огромной ванной. Всё было в серо-бежевых тонах. Никаких ярких оттенков. Много дерева, картин и света. И везде — аромат свежесрезанных роз, вазы с которыми стояли на каждом столике. Спокойная тихая роскошь.

И всё же самым потрясающим здесь был вид из окон. Эта сторона здания выходила прямо на озеро, в центре которого бил высоченный фонтан. Лазурная вода искрилась в лучах солнца. Небо над озером казалось ненастоящим. Было сложно поверить, что такая красота может существовать в действительности. Я как будто смотрела на одну из тех открыток, что продают туристам.

Только эта открытка — моя реальность прямо сейчас.

Сердце наполнилось радостью и благодарностью за всё, что происходило. Красота этого места вытеснила из моих мыслей болезненные воспоминания о событиях последних дней. С удивлением я ощутила… Лёгкость. Словно всё это время не дышала, а теперь наконец-то сделала глубокий вдох. Это было пьянящее ощущение.

Я так глубоко погрузилась в созерцание, что не сразу услышала звонок телефона.

— Прокатимся вокруг озера? — спросил Виктор.

— Давай.

Через полчаса мы сели в «Бентли». Автомобиль приветствовал белым кожаным салоном с отполированными до блеска деревянными вставками. В воздухе витал ни с чем не сравнимый запах чистоты и роскоши.

И никаких швабр на заднем сиденье!

Я впервые оказалась в таком комфорте внутри автомобиля но, когда машина обогнула гору, вмиг забыла обо всём. Моему взору открылись цветочные поля, тянущиеся вдоль небесно-голубого Женевского озера, которое с этой стороны выглядело ещё более ярким и чистым, чем из окна в номере.

А я думала, самые красивые цветочные поля в Голландии…

Невозможно было поверить, что в мире может существовать что-то ещё красивее, чем картина, которую я видела сейчас. Этот луг просто не поддавался описанию. Алые, фиалковые, малахитовые, брусничные, ванильные, нефритовые, аквамариновые, канареечные оттенки. Пожалуй, так видит мир человек, который всю жизнь был слепым и вдруг прозрел. Взрыв красок, бесконечно естественный и гармоничный.

Бедные художники, наверно, сходят здесь с ума пачками!

Краем глаза я уловила, что Виктор наблюдает за мной. Повернулась к нему, и он улыбнулся.

— Спасибо… — искренне сказала я. Он понял, за что.

Мы проехали мимо замка Шильон, мимо статуи Фредди Меркьюри и мимо сельскохозяйственных угодий, которые выглядели как обои для рабочего стола на компьютере.

— Озеро такое огромное. — у меня то и дело перехватывало дух.

— Семьдесят километров в длину и четырнадцать в ширину, — кивнул Виктор.

— А глубокое?

— Ну, в среднем около ста пятидесяти метров, а в некоторых местах достигает и трёхсот.

— Обалдеть! Сколько же ему лет?

— Порядка шестнадцати тысяч.

Я повернулась к Виктору с лукавой улыбкой:

— Ты все знаешь?

Он засмеялся.

— Не всё, — засмеялся он и добавил уже более серьёзно. — Мне многое интересно. И раз уж я вынужден пока жить здесь, то волей-неволей узнаю об этом месте.

В его голосе я уловила печаль. Я знала причину и понимала, что лучше эту тему не затрагивать. Виктор был истинным патриотом своей страны, а теперь — вечным её изгнанником. И даже окружающая красота не могла в полной мере заменить ему того, чего он был лишён — возможности оказаться на родине.

— Почему я здесь — понятно, — вдруг сказал Виктор, прервав молчание. — А ты?

— Ты имеешь в виду, почему я не в Москве?

— Да.

— Я всегда знала, что буду жить в другом месте. Я упомянула, Лондон был моей мечтой с детства. К тому же, отношения с родителями у меня не были… близкими. Так что я смоталась из дома при первой же возможности.

— А что было не так?

— Папы никогда не было рядом. Ни при одной тяжёлой ситуации я его не помню. Он всегда был на работе. А мама… Она очень строгая, волевая. Вечно заставляла посуду мыть… Как Золушку.

— Звучит не так уж страшно. Кто в детстве в Союзе не мыл посуду?

— Ты же понимаешь, что дело не в этом, ещё она вынуждала меня испытывать постоянное чувство вины. Я до сих пор не могу от него отделаться. Оно всегда со мной. Понимаешь, я никогда не чувствовала никакой теплоты от родителей. Меня воспитывал человек, который никогда не показывал никаких чувств, и человек, который мог в любой момент сорваться в крик. Это заставляет чувствовать страх и постоянное напряжение. Даже когда нет причины. Чаще, чем обычные люди.

— А как ты высчитала, что тревожишься больше других?

— Ну, я разделила день с помощью будильника на двенадцать часов, и каждый час в тетрадке писала, что я чувствую. Меня мой учитель по НЛП научил.

— Любопытно. И какая статистика?

— Получилось, что я боюсь чего-то в семидесяти процентах всего времени. — я задумалась, сменила позу и добавила: — Знаешь, я никогда не ощущала поддержки родителей. Мне было проще не рассказывать им о своих планах, чем рассказать и выслушать, почему у меня это не получится, почему это опасно и вообще, как меня все обманут.