— Пожалуй да, я скучаю, — сказала Анна Кириллу, а на самом деле — самой себе. — Раньше я не думала об этом. Я просто не замечала, что люблю Россию. Да и что там можно было любить? Совок. Развал. Нищета. То ли дело Лондон с его аристократией. Только вот… Одно дело — любоваться красивой картинкой, как турист, и совсем другое — узнать всю подноготную.

— Знаешь, у меня был замечательный учитель истории. Однажды он сказал: «Когда ты любишь за что-то, это скорее хорошее отношение. А настоящая любовь, она безусловная». Я с этой мыслью полностью согласен, — задумчиво произнёс Кирилл. Он смотрел очень внимательно, запоминая каждое сказанное девушкой слово.

— А я бы сказала, что любовь познаётся в сравнении, — чуть подумав, сказала Анна. — Легко любить или недолюбливать свой угол, когда ничего другого в жизни не видел. Если честно, чтобы по-настоящему оценить свою страну, нужно посмотреть мир. А вообще, чтобы полюбить что-то, мне кажется, нужно сначала это потерять.

Разговор лился как будто сам собой. Кирилл внимательно слушал, делал уместные замечания и ловко направлял разговор. Девушка определённо внушала доверие.

Он рассказал и про своего деда — того, по чьим стопам сам пошёл в разведку. Об этом факте Кирилл, разумеется, умолчал. Молодой человек неспроста завёл этот разговор. Ему хотелось узнать, что Аня думает об этом.

Увы, его ожидания не оправдались: Анна внимательно выслушала восхищенные рассказы о дедушке, сухо сказала: «Понятно», — и на этом всё. Кажется, девушке была безразлична эта тема.

Кирилл расстроился. Его план летел к чертям. Как можно завербовать человека, которому глубоко наплевать на разведку и всё, что с ней связано? Виду он не подал, но в глубине души недоумевал: разве можно не мечтать стать разведчиком? Сам-то Кирилл грезил этой работой с тех пор как себя помнил.

Немного поразмыслив, Кирилл сменил тактику и через некоторое время зашёл с другой стороны:

— Ты знаешь, кто такой Виктор Луи?

— Нет, — устало ответила Аня.

— Он был журналистом, — сказал Кирилл. — Когда между СССР и Китаем вспыхнул конфликт на Даманском, Виктор Луи прилетел на Тайвань. Когда он показал свой советский паспорт, его тут же арестовали, но Виктор был спокоен. Он сказал, что будет разговаривать только с руководителем Тайваня, Чан Кайши.

Аня, кажется, не очень понимала, к чему Кирилл рассказывает эту историю, но тот продолжал:

— Сначала к Виктору приехал сын тайванского лидера — к слову, он учился в СССР и возглавлял спецслужбы Тайваня, — но Луи сказал, что будет разговаривать только с его отцом, больше ни с кем. Так он добился встречи с самим Чаном.

Девушка оживилась. Кирилл сумел вызвать интерес.

— Виктор Луи передал Чан Кайши: Советский Союз вынужден применить ядерное оружие против Китая. Он сказал, что представляет Политбюро ЦК КПСС, и его отправили сюда, чтобы получить ответ от Чан Кайши, согласен ли тот возглавить Китайскую республику. Чан Кайши сказал «да», и Виктор Луи улетел обратно в Москву. И угадай, что произошло дальше?

— Судя по тому, что мистер Кайши не стал главой Китая, предположу, что война закончилась…

— Верно. Чуть ли не пару дней спустя Мао Цзэдун пошёл на подписание необходимых документов и сделал всё для прекращения конфликта.

— Хм, я предполагаю, что Мао узнал о встрече с тайваньской стороны?

Кирилл кивнул.

— Это пример того, как разведка может менять ход истории, — заключил он, явно внутренне восхищаясь службой.

Анна внимательно смотрела на Кирилла. Он говорил так воодушевлённо, что его эмоции передались и ей. Она почувствовала то, чего давно уже не испытывала — гордость за свою страну. Не столько из-за истории, которую он рассказал, сколько из-за восхищения своей родиной, которым буквально светилось лицо молодого человека.

Говоря об истории своей страны и русской разведке, Кирилл менялся в лице. Его полностью преображало ощущение принадлежности к чему-то большему, чем он сам.

На секунду Анна почувствовала неуловимое сходство. Кирилл чем-то напоминал ей отца. Папа — дипломат по роду деятельности и патриот по жизни — был трепетно привязан к Родине, хоть и проводил долгие месяцы в заграничных командировках. Он тоже знал и любил историю страны. А гордость, которую он испытывал, можно было ощутить без слов.

Поразмыслив, Анна спросила:

— Скажи, ты согласен с тем, что мы проиграли холодную войну?

— Почему тебя это беспокоит? — тут же отозвался Кирилл, пристально глядя на девушку.

— Мы с тобой, два русских человека, любим свою страну. Никто не станет отрицать очевидного. Мне нелегко это говорить. До сих пор в глубине души не могу поверить, что кто-то без открытого боя смог так легко обвести нас вокруг пальца. Вывезти столько ископаемых, столько лучших научных умов! А мы… У меня иногда такое ощущение, что мы даже не заметили и продолжаем сами отдавать всё это.

Кирилл наклонил голову, будто пытаясь рассмотреть её мысли. Анна продолжала:

— У России есть всё: многовековая культура, от которой сносит голову, земля с природой невероятной красоты, талантливые учёные, писатели, композиторы, настоящие исконные ценности, умение жить под одной крышей с разными национальностями и вероисповеданиями… Однако мы почему-то предпочитаем качать нефть и отправлять её, сырую, за границу. Отправляем свои золотовалютные запасы куда-то. Спрашиваем кого-то, можно ли нам напечатать больше рублей, чтобы развивать свою экономику. Поставляем на запад наши деревья, чтобы из них сделали бумагу и продали нам втридорога. У нас столько гениев! Не верится, что никто из них не додумался построить свои перерабатывающие заводы.

— Я тоже задавался вопросом, почему так происходит, — признался Кирилл.

— Если бы мы ценили себя и понимали, что мы великая держава, наша страна давно бы занимала другое место. Нас разбили, потому что мы не смогли выстроить идеологию, а им, — она мотнула головой назад, имея в виду оставленный недавно Лондон и весь западный мир в его лице, — это удалось. Ты знал, что у американцев даже были медали, которые они вручали людям, которые работали в посольствах, за победу?

Кирилл кивнул. В то же время Анна загорелась и уже не могла остановиться:

— Советский союз всегда всё делал ради других. Как мать, которая самоотверженно жертвует всем ради своих детей. Нам было важно, чтобы все братские народы были сыты, одеты и обуты. А вот в себя мы ничего не вкладывали. Могли бы создать самый передовой и красивый мегаполис, но в Москве нет ничего, кроме «семи сестёр» на холмах. Никто не стремился двигать прогресс в направлении урбанистики. Результат ты и сам видишь.

— Ты правда считаешь, что всё так печально?

— Давай говорить откровенно. Вопрос, где лучше жить, не стоит. Я вижу, как молодёжь массово бежит из России. Я сама из таких. Запад создал прекрасный образ, к которому хочется прикоснуться. Взять хотя бы Англию. Покажи человеку открытку с красной телефонной будкой и спроси, какой это город? Любой ответит правильно. За королевской семьёй следят по всему миру. А стоит где-то заиграть волынке, люди тут же начинают представлять старый английский паб, даже если сами там никогда не были. Вот такие у них мощные и известные символы. А у нас что? Медведь, шапка-ушанка, балалайка и водка? Это при том, что пьют в Англии куда больше!

Кирилл еле заметно улыбнулся.

— Так что холодная война проиграна, и у нашей страны больше нет шансов? — спросил он.

— Почему же. Есть. Только, теперь, чтобы их реализовать, нужно создавать обстоятельства для второго акта.

Кирилл вопросительно посмотрел на неё. Казалось, такого поворота он не ожидал.

— Чтобы устроить матч-реванш, нужно работать более тонко. Во-первых, создавать мощную символику и гуманитарную основу. Во-вторых, воспитывать устойчивых к внешнему влиянию детей. С малых лет прививая им правильные ценности через гуманитарные науки.

— Это задачи законодателей и стратегов из Администрации, и, наверно, мы с тобой не сможем влиять на их решения. А какие бы ты предпринимала точечные действия, кроме причесывания идеологии, если бы могла?