Не даю ей договорить, потому что не желаю слушать, да и она не права.
— Я хотел тебя поддержать, как человек, которому не все равно. Понимаешь?
— «Вы»! «Вас»! «Вам»! «Хотел поддержать Вас» — в этом очень сомневаюсь и «понимаете». Нужно говорить то самое уважительное окончание «-ете», «-ите» и «-мте». Так правильнее! По форме!
— Что? — я ее вообще не понимаю.
— Посторонним людям, Алексей, следует говорить «Вы» и корректно вести диалог, не вторгаясь в личное пространство. Это неприемлемо…
— Прости.
— Не слышите или не хотите слышать? Я — пустое место, та блажь, которая Вам в голову пришла? К чему все это приведет? Позвольте, пропустите, мне надо, я хочу уйти. Вы меня задерживаете, мне неприятно здесь с Вами находиться. Я не подхожу для придуманной с бухты-барахты «Смирновской психотерапии». Правильно озвучиваю Ваш суперметод? Не подхожу я под типичного представителя контрольной группы подопытных девиц. Все. Считайте, что я получила то самое плацебо, Вы мастерски вкололи мне безобидный яд. Результат, наверное, будет позже, но уже без наблюдения этого врача. Пустите! — шипит и дергается.
— Прости, пожалуйста, — выразительно сглатываю и добавляю, — я не смогу сказать тебе «Вы». Это не из-за недостатка воспитания, наоборот, тут другое. Мы… Не так все будет. Давай заново, как будто переписываем тот несуществующий контракт, но две недели, ровно четырнадцать дней остаются в силе. Оль? Смотри…
Несмеяна пытается оттолкнуть меня. Двигается напролом, словно пробивает бетонную стену, только она, увы, не алмазное сверло, а я не намерен просто отступать из-за долбаной вдруг накатившей несознанки друга.
— Ты любишь круассаны? Будешь выпечку с кофе? — хватаю ее за плечи и удерживаю, не прижимаясь, на вытянутых на всю длину руках. — С шоколадом? Или с клубникой, с вишней, может быть, с абрикосом? С чем любишь? Оля!
— Я не хочу.
— Кофе, круассаны, а потом, — заглядываю ей в глаза, пытаюсь никак не пробивающуюся между нами связь держать, — идем гулять, а? По городу шататься, или в парк, на речку, а хочешь — в зоопарк, в театр или кино. Ты…
— Я просто хочу домой. Вы задерживаете меня и потом, у меня есть в запасе воскресенье, чтобы свыкнуться с тяжелой мыслью о том, что придется с Вами срок мотать. Я должна подготовиться, дабы безболезненно с выпавшей участью смириться.
— ТЫ! Говори мне, «Ты». Прием? — несильно встряхиваю, словно пробуждаю. — Садись! Поговорим! А потом я провожу, отвезу тебя… Сейчас — нет! Не уйдешь — никуда не отпущу.
— Смирняга стопроцентно прав! Я с ним абсолютно согласен.
Да чтоб вас всех, ребята! Макс! Макс! Макс! Тебе какого лешего тут надо?
— Максим Морозов, — спокойно представляется и ставит на стол поднос с круассанами и кофе. — А Вы? Как Ваше имя?
Она тяжело вздыхает, смотрит на элегантно оформленную и ароматную съедобную бурду, переводит на меня свой немного влажный взгляд и Зверю говорит:
— Ольга.
— Очень приятно. А можно просто Олей? — Макс мягко улыбается и, по-моему, подмигивает строптивой одалиске.
— Как Вам угодно, — равнодушно отвечает.
— Присядем? — он ей предлагает, а на меня напирает своим телом и заставляет первым приземлиться на стул. — Ребя-я-я-та! У меня тут культурное спокойное заведение, хоть вывеска говорит о несколько ином формате. Не будем сотрясать воздух из-за пустяка. Гриша осознал свою грубейшую ошибку, а Алексей, увы, на кухне долго задержал свой зад и не успел к его сольному выступлению, поэтому… Ну, так получилось! Присаживайтесь, пожалуйста.
Она садится, словно падает. Не раздевается и сумку с плеча не снимает — Климова, что называется, на низком старте, сидит, зябко укутавшись в свое пальто.
— Есть шоколад, вишня и клубника. Не знаю Ваш вкус, поэтому решился на экспромт. М?
— Спасибо. Я буду с шоколадом.
Морозов поджимает губы и осторожно мне головой кивает:
«Что я тебе говорил! Я в этих крошках толк знаю. Все женщины, Алешка, с одной загадочной планеты — Шокотурн и Шокнера, как возможный вариант».
— Так! Леха, я пошел, — склоняется ко мне и шепчет. — Не ругайся и не напирай. Велихов там в шоке, эксклюзивный коньяк достал, скотина, хлещет прям с горла. Переживает, тварь! Вы потом сочтетесь, а я об этом позабочусь. Но после! После, брат!
Я прыскаю со смеха, а Ольга отрывается от сдобного изобилия и внимательно, прислушиваясь, за нами наблюдает.
— Оля, было очень приятно с Вами познакомиться. Bon appétit. Пока. Смирнов! — стреляет пальцем мне в лицо. — Не балуйся, мерзавец. И помни, друг любезный, что здесь все…
За мой счет! Знаю, Зверина, все знаю, ты не даешь об этом забыть ни на минуту.
Божественно и очень завораживающе! Как аккуратно и с наслаждением она ест — отщипывает тонкими пальцами сдобу, осторожно, ни к чему не прикасаясь, закладывает в рот, смакует, прикрывая веки, неспешно пережевывает и, отведя в сторону взгляд, все это сладенькое лакомство черным кофе запивает. А мне вот ни одна крошка этой ароматной булки в глотку не лезет — я от просмотра кулинарного фильма, демонстрируемого напротив, упоительно торчу.
— Где ты работаешь? — наконец-то, после продолжительного молчания, решаюсь на вопрос.
— В библиотеке, — быстро отвечает.
Усмехаюсь, упираюсь локтями в стол и раскрытыми ладонями поддерживаю слегка заросший подбородок:
— У нас остались в городе какие-то библиотеки? Смешно. В наш век сверхновых технологий люди все еще читают бумажные фолианты? Слюнявят пальчик?
— Тяжело представить, Алексей? — очень медленно и тихо говорит. — Не укладывается в Вашу искривленную технологическими пакостями парадигму?
Ну, что сказать, завернула от всей души! Ни хрена не понял.
— Я даже слов таких не знаю, одалиска. Что ты, что ты, мне стыдно от моего несовершенства и тотальной безграмотности!
Сразу же ловлю уничтожающий взгляд, но понимаю, что никогда за это ласковую и безобидную «одалиску» извиняться не буду. Не дождется, эта злая, не смеющаяся, совсем «не сексуальная рабыня»!
— Заметно, — язвит зараза. — У Вас слабенький словарный запас. Зато матерные слова на месте, словно запятые! Есть даже парочка междометий. Что для людей Вашего уровня, похвально! Ими Вы оперируете, когда заканчивается основной словарный литературно-матерный ряд. Что-то вроде: «Ох», «Ах» или «Охренеть как получилось!».
Первые два из приведенных Несмеяной обычно в моем присутствии выдают разгоряченные любовной гонкой стонущие от оргазма дамы. Могу показать, если Оля пожелает дописать в наш неподписанный пока еще контракт свободный пункт о возможных телесных наслаждениях! «Смирнов», стоять, не дергаться и не давать самому себе пустых обещаний! Тпру, тпру, куда тебя несет, коняка?
— Ну, не всем же вензеля крутить, — пытаюсь поддержать нашу интеллектуальную беседу.
Мы, как обычно, по-простому — мат-перемат, да потому что по-другому мальчики из кузни человеческую речь не различают. Зато у тебя словесно-буквенный ассортимент с лихвой, царевна Несмеяна. Бесит и заводит, веселит немного и не прекращает удивлять — ну, хорошо же, можно жить и двигаться! Но, похоже, что объяснять значение слова «парадигма» все-таки не собирается — пофиг, перетерплю, а дома посмотрю в «словарике» у доброй мамы.
Краем глаза замечаю только что пришедшее на мессенджер сообщение. Знаю, знаю, знаю, о чем там речь сейчас пойдет, поэтому, предвосхищая открытия письма, у Оли быстренько уточняю:
— Ты на пятидневке?
— Да.
— Плавающий, свободный, график? Отпроситься сможешь, в случае чего?
— Какое это имеет отношение к нашим двухнедельным встречам?
— У меня есть некоторые дела. Если спрашиваю, значит, важно. Отвечай, не куксись!
Отвожу от ее лица свой взгляд и опускаю глаза на освещенный экран мобильного — так и знал, расплываюсь в широчайшей улыбке:
«Следующая неделя, пятница, возможно суббота. Погуляем, Леша? Жду тебя».
Определенно — да! Всенепременно!
— Я не настаиваю на своем присутствии в Вашей интересной жизни, Алеша. Свои дела решайте сами, меня не впутывайте и не ждите, что я буду подстраиваться и менять под Ваши сроки свои намерения и планы. Этого в течение четырнадцати дней точно не будет.
