— Господи! Неужели Надежду уже выписывают из больницы? Сегодня? Как-то быстро…

— Там все без осложнений, по протоколу, но немного не в срок. Совсем чуть-чуть. Но мамочка с сынишкой чувствуют себя великолепно, чего их там мариновать, тем более что крошечная бандитка с мужем дома заждались.

— Боже-боже. Дети, вы уже такие взрослые. Казалось, вот только вчера ее Андрей забирал в розовом кулечке, как трехкилограммовую россыпь шоколадных конфет, а тут, — она глубоко вздыхает и отходит к раковине, — мой крестник — дважды отец, а она — второй раз мать. Как время быстро пролетело. Я даже оглянуться не успела! Эх! Чуде-е-е-е-с-а.

Смирнова — весьма интересная особа. Маленькая, хрупкая женщина, элегантная, красивая по возрасту, слабая и беззащитная, но в то же время, безусловно, тонкий манипулятор и изощренно хитрая, нет — мудрая, нет — все же хитрая, женщина. Вот эти вздохи, томные взгляды, почти каждодневные расспросы о том, как у нас дела, ненавязчивая помощь, неподдельное участие и все-таки интеллигентная тактичность в некоторых очень личных вопросах… Алешка сразу просек ситуацию:

«Оля, мама хочет тебя удочерить. Но ты — мужняя жена, у тебя есть только я. Извини, душа моя, согласие на законные права даже родной матери не подпишу!».

Да ты злодей и грубиян, Смирнов!

— Тоня?

— Да-да, — она поворачивается ко мне, упирается ладошками в бортик раковины и вытягивает перед собой ноги.

— Спасибо Вам за, — опускаю взгляд, — прекрасный подарок. Это очень щедро, дорого…

— Это не подарок, детка! Так должно быть. Ты, — отталкивается и наступает на меня, — все время благодаришь за что-то, тратишь на это драгоценную энергию, стыдливо опускаешь глаза… Оль, ты — полноценный член семьи, ты — любимая жена моего старшего сына, ты — родная душа, а все еще чувствуешь и ведешь себя, словно находишься не в своей тарелке, словно по-прежнему присутствует какая-то опрометчивая неосторожность или неуместная торопливость. Я слишком настойчива или неугомонна? Принуждаю тебя? Ответь, детка. Это важно! Важно для меня. Если я мешаю, вклиниваюсь, лезу не в свои сани…

— Нет-нет. Что Вы!

Все неправда! Просто, я сама себя не узнаю. Такого внимания, а главное ласки, казалось бы, от постороннего человека, я не видела со дня смерти своей матери. Мне кажется, я влюбляюсь в эту женщину. Это аморально, пошло, меркантильно? А сама я продалась за нежные слова, за ласки ее сына, за наслаждение, за достаток? За огромный дом, расположенный вот, прямо по соседству? Я предала свою семью или это и есть моя настоящая семья?

— Тонечка, Вы с Максимом Сергеевичем столько сделали для нас с Алешей, что…

— Сменим тему, Смирнова. Кофе или чай? Шоколад или песочное печенье? Есть еще «семь злаков». Что предпочитаешь?

Чай! Пью сейчас только его, потому что в очередной раз прохожу лечение. Бегаю тайком от мужа по клиникам, консультируюсь с Юрием Григорьевичем, делюсь с ним страхами, хотя и не должна. Я не больна — на здоровье в целом не жалуюсь, я просто тщательно, слишком скрупулезно, готовлюсь стать мамой… В очередной раз! Только сейчас мое желание искреннее, без принуждения, исключительно добровольное. Оно полностью мое!

— Если можно, то зеленый.

— Без молока и сахара? — подмигивает и ставит чайник.

— Да.

У нее тонкий вкус. Дом великолепный — душевный, теплый, для каждого входящего сюда — практически настоящий, истинный, а главное, уютный и родной.

— Ты ведь хочешь наверх, к книгам, Оля? — улыбается. — Да? Ерзаешь и постоянно поднимаешь глаза.

Неужели я так предсказуема, наверное, наивна и прозаична?

— Если Вы позволите?

— Валяй, — Тоня взмахивает рукой, указывая направление в избу-читальню. — Что за вопрос?

Алексей настоял на моем увольнении из городской библиотеки — это, действительно не обсуждалось уже на следующий день после официальной регистрации. Сказал и как отрезал, а на мой очевидный с вызовом и женским капризом вопрос:

«А чем я буду заниматься? Ты превращаешь меня в бессловесную куклу?»;

совсем не коротко ответил, а весьма и весьма поучительную лекцию прочел:

«Ничего обсуждать не будем, любимая. К тому же, бессловесными куклами становятся не по чьему-либо желанию, малыш, а мне просто нужен надежный и неподкупный секретарь в центральном офисе. Печатать-то ты умеешь. Грамотность на высоте. Необходимые мне, как твоему начальнику, услужливость и покладистость в наличии. Тихо-тихо, не брыкайся — я точно знаю. И что немаловажно, скорость! Ты довольно быстро стучишь по клавиатуре — я наблюдал за тем, как ты оформляла писульки в своем санатории для библиофанатов, для тех, кому уже, как говорится, „за“ и ничто иное, кроме классики не чуждо».

Громкий грубиян! С вызовом мальчиш-плохиш!

Так что, да! Два полных месяца я плодотворно и самозабвенно работаю на семью, точнее на любимого Алешку! Он — суперклассный босс. Никаких задержек после, а также сверхурочных и внеплановых работ. Строгий постоянный график, полный соцпакет, официальное трудоустройство, — больничный, отпускные, и, конечно же, ежедневный законный перерыв. Правда, провожу его только с непосредственным начальником — прием пищи, задушевная, иногда смешливая беседа и неизменное валяние на диване в его личном кабинете. Нет-нет, без пошлостей и вынужденного интима:

«Иди сюда, душа моя, надо бы жирочек завязать. Тшш, как день проходит, жена? Спасибо за бутербродики, все было зашибись и вкусно. М-м-м!».

Диванная, послеобеденная сиеста с мужем — Лешка перебирает мне волосы, а я трогаю его скулы и бережно прикасаюсь к закрытым улыбающимся глазам:

«Зачем тебе такие длинные ресницы, муж? — Это мой природный шарм и роковая тайна, малыш!».

Господи! Вот это самомнение у человека…

С улыбкой поднимаюсь на второй этаж и открываю дверь в уже знакомое для меня помещение. Сколько сил и средств потрачено на то, чтобы это все укомплектовать? Я двигаюсь по периметру, осторожно прикасаясь к корешкам. Это — самое настоящее богатство, а Тоня — настоящая женщина и любящая мать. Ее семья — образец для подражания. Я бы хотела на нее…

«Малыш, ты где?»

А вот и любимый муж проснулся!

— Доброе утро, Лешка, я у твоих, — прижимаю телефон плечом к своему уху и одновременно с этим вытаскиваю заинтересовавшую меня книгу. — Через часок приду.

— Олечка, я напоминаю, что твой дом…

— Да помню я, что там, где сердце, там, где мой любимый Алексей Смирнов, а не «кроха-мать». Чего бухтишь с утра пораньше? — опускаюсь в кресло и пролистываю выбранный бумажный экземпляр.

— Я проснулся, а тебя уже след простыл — холодная кровать, дом опустел, все мохом покрылось, кругом пыль и паутина, паутина, паутина. А-а-а-а! Твою мать! Фух, фух, фух! Господи спаси!

— Что такое?

— Привидение! — шепчет в трубку.

— Иди ты! — отрываюсь от книги и, прищурившись, смотрю в окно. — Женского хоть пола? Девушка бродит? А зовет тебя?

— Если честно, не разглядел и не расслышал. Но красивая! Вроде в салатовых микротрусиках…

Ну, подлец, трусы-то разглядел!

— … Господи, да это же твоя голографическая проекция, душа моя! Открытый верх, прикрытый тонким лоскуточком сладкий низ.

— По разговору — мой муж в порядке! Значит, без меня еще часок протянешь, — опять утыкаюсь носом в содержание.

— Оль… Зачем сегодня? А?

— Вышла воздухом подышать и заодно зашла к маме.

К маме? Непроизвольно вырвалось? Подсознательно или намеренно?

— И как там дела?

Я замолкаю и со вздохом прикрываю глаза. К маме? Просто оговорилась! Что тут такого?

— Все хорошо. Папа на работе, то есть на службе…

Папа? Два раза в одном лишь разговоре!

— Когда тебя обратно ждать? Мы Зверю обещали, ты же помнишь, детка? Крысеныш нас ждет.

Сашка ждет своего отца. То есть, крестного. Алексей ей не родной. Чего я снова завелась? У меня что-то с головой, видимо. Может быть, я не выспалась? Сжимаю ткань на животе до очевидной боли.

— Ай! — кривлю лицо и разжимаю руку.