Марла распахнула обе створки двери и выкатила в коридор каталку с недееспособной пациенткой. За ней последовали остальные: ходячие толкали деревянные тележки и каталки с лежачими. В коридор беспорядочно высыпали обитательницы и санитары из других палат, вливаясь в толпу, — девочки, подростки и взрослые женщины. Одни двигались как зомби, неуклюже и медленно, другие поспешно проталкивались вперед, налетая на соседей. Через открытые двери одной из палат Сейдж увидела около сотни голых женщин: все они сидели на полу — на корточках или на коленях, скрестив ноги или согнувшись, — и раскачивались, тряслись, клонились из стороны в сторону. Кроватей в палате не было. Как не было ни столов, ни стульев. Только люди.

Сейдж повсюду искала сестру, впиваясь глазами в каждое лицо в палатах и коридоре. При таком количестве народу в одном здании, думала она, Розмари не составило бы труда вернуться незамеченной и затеряться в сонме женщин и девушек, набившихся в коридор, особенно когда большинство из них выглядели одинаково: изнуренные лица, пустые глаза, тощие конечности, спутанные волосы. Отыскать сестру среди других пациенток было маловероятно, но надежда оставалась.

Поторапливая толпу, санитары гнали обитательниц вперед, направляя их в главный коридор, как овец в загон, через узкий проход между кроватями и тележками, стоящими вдоль стен. Сбившись, как сельди в бочке, пациентки теснили Сейдж и напирали все сильнее и сильнее. Ее толкали и пихали, ей наступали на ноги и вжимали локти в ребра. Из-за давки, бессвязного гвалта, эхом отлетающего от стен, и чудовищного зловония, густой пеленой висящего в воздухе, она едва могла дышать.

— Пожалуйста, отойдите, — взмолилась она. — Не напирайте на меня. Пожалуйста. Не подходите так близко.

Никто не слушал.

С трудом высвободив локти и держась поближе к тележке, Сейдж плелась вперед вместе с еле ползущей, бормочущей, беспокойной толпой. Сосредоточенно глядя себе под ноги, чтобы не ступить в коричневую кучу или желтую лужу на полу, она случайно врезалась передним бортом тележки в другую пациентку и остановилась, обеспокоенно подняв глаза, в надежде, что та не пострадала. Девочка-подросток в матерчатом подгузнике и розовом свитере схватилась рукой за голую икру.

— Ох ты господи, — выдохнула Сейдж. — Извини, пожалуйста. Я тебя ударила?

— Все хорошо, все хорошо, — забормотала девочка, закатив глаза к потолку. — Все хорошо, хорошо. — Она выпрямилась, развернулась и пошла дальше.

Помертвев, Сейдж быстро придержала тележку, чтобы посмотреть, нет ли у пострадавшей синяка или раны. К счастью, на бледной коже не было никаких следов и по ноге не текла кровь.

Вновь двинувшись с места, Сейдж встала на цыпочки, пытаясь рассмотреть поверх опущенных голов и поникших плеч, куда они идут. Она искала и Тину, но выхватить взглядом в беспорядочной толпе одного человека было невозможно. В конце коридора виднелись двустворчатые стальные двери: хотелось бы думать, что их ведут в учебный кабинет, где есть парты, учитель и нечто вроде порядка. В конце концов, Уиллоубрук называется школой. Наверняка большинство родителей отправляют сюда детей потому, что здесь к их услугам имеются специальные педагоги, умеющие работать с инвалидами. Должны же быть причины, по которым здесь оставляют детей. У Сейдж вспыхнула крошечная искорка надежды. Учитель, конечно же, выслушает ее.

И тут она увидела, куда их ведут, и ужас ледяной плитой придавил ей сердце.

У медицинского поста, где Сейдж впервые увидела сестру Вик, два ражих санитара следили за тем, чтобы обитательницы по одной подходили к женщине в серой юбке и синей блузке, а та с каменным лицом выдавала каждой пластиковую чашечку с лекарством. Сестра Вик контролировала процесс из-за стойки, доливая воды в стакан и пополняя таблетками чашечки. Одна за другой обитательницы подносили чашечки к губам, запивали водой из стеклянного стакана и проглатывали лекарство, запрокинув голову. После этого женщина в серой юбке забирала пустые чашечки и возвращала их на стойку, а сестра Вик жестом отсылала пациенток к дверям в конце коридора. Очередь медленно, но верно продвигалась вперед. Больных, сидевших в каталках и тележках и не способных приподняться самостоятельно, выпрямляли санитары, и женщина в серой юбке подносила им чашечки ко рту и давала запить, не обращая внимания, что вода льется им на подбородок и шею. Если обитательница, сидячая или дееспособная, по какой-то причине упрямилась, санитары насильно запихивали таблетки пальцами в раскрытые рты, не давая даже воды. Сейдж не знала, что делать. Нельзя было позволить им одурманить ее, превратить в зомби, чтобы она целыми днями спала или металась по этому свинарнику. Она никогда не выберется оттуда, если ее будут то заводить, то вырубать очередными мощными препаратами. Потом она поняла, что никто не проверяет, в самом ли деле пациент проглотил таблетку: ни санитары, ни серая юбка, ни сестра Вик. Если действовать с оглядкой, можно спрятать пилюли во рту, а потом избавиться от них. Никто не узнает. Уж наверное она не единственная в Уиллоубруке, кто так делает. Конечно, если ее поймают, то, скорее всего, накажут, но рискнуть стоило.

И тут в начале очереди она заметила стройную девушку со знакомой копной соломенных волос; та раскачивалась, словно под музыку. Сейдж задохнулась.

Розмари.

Бросив тележку, Сейдж бочком протиснулась мимо, царапая ноги об огромные колеса, и начала решительно проталкиваться сквозь толпу к медпункту, к сестре. Аккуратно раздвигая в стороны девушек и женщин, вытянув шею, она спотыкалась о разбросанные колени и ступни, налетала на плечи и головы, стараясь не потерять равновесие. Хотя падать было некуда: пациентки были прижаты друг к другу, как спички в коробке, заполняя все свободное пространство.

— Розмари! — позвала Сейдж.

Девушка с соломенными волосами как раз подошла к женщине в серой юбке и приняла от нее пластиковую чашечку.

— Розмари! Это я, Сейдж! Обернись! Я здесь!

Боковым зрением Сейдж заметила, что Марла с перекошенным злобой лицом прокладывает путь через толпу и направляется к ней.

— Не смей бросать тележку! — рявкнула она. — Немедленно вернись!

Сейдж замерла; адреналин огнем заструился в венах. Если Марла отправит ее в яму или сестра Вик накачает таблетками, все будет кончено. Она пробилась назад к тележке и взялась за ручку. К счастью, Марла, убедившись, что Сейдж вернулась на место, остановилась и принялась ждать у стены. Вздохнув с облегчением, Сейдж привстала на цыпочки, и та сестру.

Выпив таблетки, Розмари вернула чашечку женщине в серой юбке. Сейдж чуть было снова не позвала сестру, но прикусила язык. У нее будет время найти Розмари в столовой или в учебном кабинете. Сейчас они в любом случае не смогут добраться друг до друга.

Затем Розмари повернулась в профиль, и сердце у Сейдж упало. Высокий крутой лоб, выпученные глаза и заячья губа — это не Розмари. Черт. Надо же быть такой дурой! Неужели она в самом деле думала, что все окажется так просто?

Кроме того, если бы Розмари вернулась, доктор Болдуин понял бы, что Сейдж говорит правду. Розмари отвели бы в палату, а ее саму отпустили. А вдруг доктор Болдуин решил не отпускать ее, чтобы она не сообщила в полицию, как ее держали в Уиллоубруке против воли? Вдруг он пытается скрыть, что с Розмари случилась беда?

Нет. Нельзя так думать. Это реальная жизнь, а не фильм ужасов, где злой доктор убивает здоровых людей и прячет тела в подвале. Но опять же: ни один ужастик не сравнится с кошмаром Уиллоубрука.

Вытеснив из головы нелепые мысли, Сейдж выругала себя за то, что позволила воображению взять верх. Нет у нее времени на такую чушь. Подходила очередь принимать таблетки, и нужно было сообразить, как притвориться, что она их проглотила. Когда Сейдж подвезла тележку к стойке, один из дюжих санитаров приподнял сидевшую в тележке больную, и женщина в серой юбке наклонилась и поднесла чашечку с таблетками к тубам девочки. Только тут Сейдж заметила, что женщина разута, а это означало, что она не служащая, а пациентка. Почему же пациенты помогают раздавать лекарства? Странно.