Благодарная за предупреждение, Сейдж посмотрела на курчавую толстуху, затем перевела взгляд на Леонарда, в тысячный раз пытаясь придумать нужные слова, чтобы он — или хоть кто-нибудь — поверил ей. В голову ничего не приходило.

— Когда я снова увижу доктора Болдуина? — спросила она вместо этого.

Леонард хмыкнул.

— А мне, блин, почем знать? Наверное, когда в следующий раз отсюда сдернешь — о чем я бы на твоем месте даже не мечтал.

— А уроки как же? — спросила она. — Есть у нас завтра какие-то уроки? — Может, хоть учитель выслушает ее.

— Уроки?

Она кивнула.

Санитар недоверчиво покачал головой.

— Слушай, ты мне тут под дурочку не коси и голову не морочь. Хватит с меня. — Он бросил рубашку в ноги кровати и ушел.

Глядя ему вслед, Сейдж почувствовала, как по телу расползается странное онемение, смешанное с нарастающей паникой, леденя ноги, руки и сердце. Что он имел в виду, говоря, что она не увидит доктора Болдуина, если только не попытается снова сбежать? Ведь врачи регулярно осматривают пациентов, разве нет? Ей необходимо снова увидеть доктора Болдуина. Или любого другого врача. И поскорее.

Сейдж уже занесла ноги на край кровати, чтобы свернуться калачиком, сделаться меньше, исчезнуть совсем, но потом заметила, до чего грязные у нее ступни. И вытереть нечем. Она встала и посмотрела на одеяло: в ногах оно было явно грязнее. Приподняв одеяло, Сейдж заглянула под него. Матрас тоже был запачкан, но не так, как одеяло. Розмари, видимо, вытирала ноги о верхнюю часть одеяла, перед тем как укрыться. Сейдж снова села и тоже вытерла ступни о край одеяла, стараясь не притрагиваться к пятнам. Затем она села на середину матраса, обняв руками колени, охваченная ужасом.

Вернувшись в палату с бинтами для Нормы, Уэйн покосился на Сейдж, затем быстро отвел глаза. Не в состоянии определить выражение его лица — злоба или тревога, — она решила было встать, подойти к нему и расспросить о Розмари. Но с чего начать и что сказать? Если она выведет его из себя, как недавно Леонарда, то ничего не добьется. Но прежде чем она успела принять решение, Уэйн отдал бинты Марле и снова ушел.

Перевязав Норме запястье, Марла подошла к плексигласовой кабинке возле двери в палату, уселась там и положила руку на выключатель.

— Так, дамочки! — крикнула она. — Через пять секунд выключаем свет.

Увидев, что дееспособные девочки и женщины в своих кроватях забираются под одеяла, Сейдж последовала их примеру. Через несколько секунд в палате стало темно. Сейдж легла и закрыла налитые слезами глаза, чувствуя, как каждый удар сердца взрывом отдается у нее в голове. Потом заткнула уши, чтобы отгородиться от окружающих звуков человеческого страдания, молясь, чтобы крайнее изнеможение одолело ее и позволило погрузиться в сон. Тут что-то поползло вверх по ноге, щекоча кожу; еще что-то взобралось по шее. Она смахнула неведомых тварей, стараясь не думать об их происхождении. В отличие от лечебных процедур, шприцев и туннелей, насекомые в список ее страхов не входили — а по сравнению с Уиллоубруком любые ужасы теперь и вовсе выглядели смешными, — но не хотелось бы оказаться под одним одеялом с тараканами или какими-нибудь другими паразитами. Она встала, встряхнула одеяло и вытерла руки о матрас, затем вернулась в постель. Когда спустя несколько мучительных часов пришел милосердный сон, Сейдж кое-как задремала, и кошмары о том, как за ней по туннелю гонится Кропси, чередовались с грезами о том, что она выпивает и веселится с Ноем и подругами. И, конечно же, с Розмари,

Пронзительный вопль прорезал воздух. Сейдж вздрогнула и открыла глаза. Резкий свет люминесцентных ламп проник сквозь тонкое одеяло у нее над головой. С трудом вдыхая густой, словно шерсть, затхлый воздух, она почувствовала, как страх новой тяжестью навалился на душу. Плечи и руки ломило: съежившись под одеялом, Сейдж полночи пыталась спрятаться от других обитательниц, молясь, чтобы ее не трогали. Погасив свет, Марла осталась в плексигласовой кабинке, но не делала ничего, чтобы прекратить плач, крики, ругань и лепет обитательниц палаты, не смолкавшие всю ночь. Вместо этого она просто сидела, читала, дремала или отхлебывала из серебристой фляжки. В какой-то момент Сейдж показалось, что кого-то серьезно ранили: крики продолжались, казалось, целую вечность. Она приподнялась и оглядела темную палату, пытаясь определить источник возни, но ничего не вышло. Марла и вовсе не обратила внимания на вопли. Наконец они мало-помалу стали стихать, а потом и вовсе смолкли.

Теперь глубоко внутри Сейдж клокотала тревога, и трепещущая искра быстро превращалась в пламя. У нее тряслись руки, стучало в затылке, очень хотелось курить. Она отбросила одеяло и села, опасаясь, что ее сейчас стошнит. Что-то поползло по ноге, и она снова смахнула его, не приглядываясь, что это было и куда оно делось, а затем стала протяжно и глубоко дышать, пытаясь успокоиться. Девушка на соседней кровати пела «Кольцо вокруг розочки»[6], снова, и снова, и снова. Замолчи, думала Сейдж про себя.

На другом конце палаты у входа в кафельную комнату стояла Марла, покрикивая:

— Подъем, дамочки! Сегодня помывочный день. Вы порядок знаете. Кто слышит меня и может встать, раздевайтесь, подходите и ждите своей очереди.

У входа в кафельную комнату с десяток голых обитательниц лежали в стальных тачках, другие раскачивались, плакали и суетливо подергивались, сбившись в кучку у стены. Еще больше голых девушек сидели на унитазах, ссутулившись, с плачем и стенаниями, или уронив голову на руки. Другие стояли у противоположной стены, подняв руки и сгорбив плечи, и поворачивались кругом, пока санитарка в дождевике окатывала их из шланга. После небрежного омовения она выстраивала промокших обитательниц в ряд, кое-как обтирала их одним и тем же полотенцем и отсылала к кроватям одеваться. Марла, прихрамывая, расхаживала туда-сюда, помогала сидящим на унитазах подтираться и отводила их мыться. Рассадив очередную группу по унитазам, она вкатывала тачки с недееспособными девочками в душевую и передавала пациенток с рук на руки санитарке в дождевике. Выйдя из душевой, Марла остановилась, скрестила руки на бочкообразной груди и посмотрела на девушку, которая лежала в тачке, перекинув одну ногу через край.

— Боже праведный, Шейла, — хихикнула санитарка, — где твоя скромность?

Подцепив ногу Шейлы. Марла сдвинула ей колени и покатила тачку в душевую. Вывезя оттуда пациентку, санитарка перевалила ее на кровать и оставила лежать, голую и дрожащую. а сама втащила в тачку другую, раздела ее и сложила одежду на матрасе. Как только Марла отвернулась, пациентка с соседней койки выхватила из кучи платье и спрятала себе под подушку.

Пересадив других обитательниц в тачки и отвезя их мыться. Марла начала обходить кровати с бельевой тележкой, убирая испачканные пеленки и одежду. У кровати Сейдж она остановилась. Сейдж сидела, накинув на плечи тонкое одеяло.

— Идем, красавица, — приказала Марла. — Не усложняй мне жизнь с самого утра. Ты знаешь, я с тобой цацкаться не стану.

Сейдж хотелось по-маленькому, но она твердо решила терпеть как можно дольше: вдруг все-таки выяснится, кто она такая, и ей не придется пользоваться здешним отвратным сортиром.

— Мне не нужно в туалет, и душа тоже не нужно, — сказала она. — Я вчера помылась. Дома, в своей квартире. — Это была неправда, но Сейдж намеревалась отстаивать свою позицию.

— Угу, — сказала Марла, придвигаясь к ней. — Кто бы сомневался.

Сейдж отпрянула, уворачиваясь.

— Я не Розмари. Я Сейдж, ее сестра, мы с ней близнецы.

— Вон как! — ухмыльнулась Марла. — А я обратно забыла. — Она нетерпеливо поманила Сейдж к себе: — Вставай давай и раздевайся, потом на горшок и мыться. Кто его знает, когда будет следующая помывка.

— Я говорю правду, — возразила Сейдж. — Пожалуйста, выслушайте меня. Я знаю, что моя сестра пропала. Если доктор Болдуин позвонит моему отчиму, тот…