Уиллоубрук — трагическая страница в нашей истории, которую я лишь слегка затронула в своем романе, но о которой нельзя забывать. В предыдущих работах я уже пыталась пролить свет на социальную несправедливость, царившую в прошлом, и описывала государственные учреждения, в частности, в книге «Что осталось после нее». Однако многое из того, что я знала, прежде чем приступить к исследованию темных сторон Уиллоубрука, было основано на городских легендах и слухах. К моему удивлению, многие из них оказались правдой и так точно вписались в сюжет, что я и сама была поражена.

Чем больше я узнавала о самом учреждении, тем больше понимала, что внутренняя жизнь Уиллоубрука была гораздо сложнее, чем мне представлялось. И тем сильнее росло сочувствие к тем, кто там обитал и работал. Вовсе не являясь школой, заведение было переполнено, крайне нуждалось в финансировании и испытывало такой кадровый голод, что работать приходилось даже самим пациентам. Уиллоубрук превратился в свалку для здоровых, но нежеланных или проблемных детей, от которых отказались родители или которых отправили туда приемные семьи. Условия были ужасными как для пациентов, так и для персонала. Скрытый от глаз общественности, Уиллоубрук напоминал некое тайное государство своей иерархией и законами, где врачи и санитары могли торговать чем угодно, от наркотиков и медикаментов до драгоценностей и еды. Заведение также стало убежищем для исследователей, которые проводили весьма спорные медицинские эксперименты, в основном финансируемые Министерством обороны. Наряду с ветхостью и запустением здесь царили болезни, насилие, кражи, злоупотребление наркотиками и алкоголем. Не исключался и вред, причиненный сотрудниками, которые забыли о своем врачебном долге. Среди персонала обычным делом были грызня и распри по причине личной неприязни, расплаты за доносы или переделки рынка сбыта наркотиков. Среди пациентов тоже процветала жестокость: драки, пытки, изнасилования и убийства.

Существование многих попавших в школу было тяжким и недолгим, и вскоре они умирали из-за недосмотра, насилия, недостатка питания, халатности врачей, а также вследствие медицинских экспериментов. Некоторые пациенты просто исчезали или заканчивали жизнь самоубийством. Ряд сотрудников школы поощрял родителей, отправивших в Уиллоубрук детей-инвалидов, отказываться от них «ради семьи», не упоминая при этом, что больные обречены на мучения, пренебрежение и жестокое обращение со стороны тех, кто отвечал за их содержание. Любой родитель, который пытался вступить в противостояние с администрацией, чтобы защитить своих детей, объявлялся нарушителем спокойствия, после чего следовали угрозы и хитрые манипуляции, призванные сбить с толку недовольных. Разумеется, я не утверждаю, что все врачи, медсестры и санитары были бесчувственными или некомпетентными; как и в большинстве подобных заведений, тут были те, кто творил ужасные вещи, но попадались и ответственные сотрудники. Имеются сообщения о том, что некоторые работники школы на свои собственные деньги покупали для пациентов предметы первой необходимости, например одежду, мыло, дезодорант и т. д. Заметка о смерти Сейдж в конце книги цитирует некролог действительно существовавшей женщины по имени Барбара Блюм, которая посвятила жизнь поиску приюта для сотен людей с ограниченными возможностями, пострадавших от обращения в Уиллоубруке.

Трудились там и замечательные врачи, искренне заботившиеся о пациентах: например, Уильям Бронстон, доктор медицинских наук, который работал в Уиллоубруке и впоследствии руководил разоблачением преступлений администрации по коллективному иску против заведения. Позже он стал соавтором книги «История и социология государственной школы Уиллоубрук», а в 2021 году, когда я заканчивала рукопись, опубликовал работу «Заложники общества: конец американского спецучреждения» — подробный отчет о своей битве против администрации школы и карательной медицины в целом. К сожалению, он и другие сотрудники, которые пытались улучшить условия содержания пациентов, были поставлены перед невыполнимой задачей. Бронстон писал, что администрация ополчилась против него за требование предоставить обезболивающие средства, мыло, простыни, хирургическую нить (вместо обивочного волокна) для наложения швов и свежей пищи для пациентов, и ему пришлось уволиться.

После того как Херальдо Ривера в своем удостоенном премии Пибоди разоблачительном материале рассказал о плачевных условиях содержания пациентов в Уиллоубруке, 17 марта 1972 года родители пяти тысяч пациентов подали в федеральный суд коллективный иск против штата Нью-Йорк. В 1975 году было подписано соглашение, обязывающее штат Нью-Йорк улучшить режим содержания пациентов.

В 1983 году штат объявил о планах по закрытию Уиллоубрука, который в 1974 году был переименован в Центр развития Стейтен-Айленда. К концу марта 1986 года число проживающих в нем сократилось до двухсот пятидесяти человек, а 17 сентября 1987 года последние обитатели покинули территорию центра. Во время написания этой книги я беседовала с несколькими людьми, которые работают или работали с членами Уиллоубрукской группы. К сожалению, очевидно, что отсутствие заботы о бывших пациентах и дурное обращение с ними оставили глубокий и непроходящий след в их жизни. Многие до сих пор страдают от жестокого обращения в небольших частных учреждениях, о чем говорится в расследовании, проведенном «Нью-Йорк тайме» в феврале 2020 года.

Ради сюжета я позволила себе известную вольность в отношении исторических фактов. Некоторые медицинские процедуры, описываемые в книге, в действительности применялись либо раньше, либо позже. Лоботомия практиковалась в Уиллоубруке в 1948–1954 годах. Я не уверена, подвергались ли стерилизации пациентки больницы, но в подобных учреждениях такие случаи были нередки. Разоблачение Херальдо Риверы вышло в эфир в тот же день, сразу после съемки, поскольку журналист опасался протестов из-за самовольного вторжения и препятствия выходу передачи. В Уиллоубруке не было кладбища, но там порой незаконно хоронили детей, как правило младенцев. И наконец, мне ничего не известно о работе мужчин в женских палатах Уиллоубрука; однако, принимая во внимание огромный кадровый дефицит и тот факт, что в мужских палатах работали женщины-санитарки, это представляется вполне возможным.

Хотя образ Эдди Кинга навеян легендой о Кропси и реальной историей Андре Рэнда, осужденного похитителя детей и предполагаемого серийного убийцы, ранее работавшего в Уиллоубруке санитаром, он является исключительно плодом моего воображения. И наконец, следует отметить, что термины «идиот», «даун», «слабоумный», «калека» и «цветной» являются исторически точными и применяются для лучшего представления эпохи, в которую происходит действие книги.

Во время подготовки рукописи я опиралась на следующие труды: «Американский гадючник» Дэна Томасуло, «Уиллоубрукские войны» Дэвида Дж. Ротмана и Шейлы М. Ротман, «История и социология государственной школы Уиллоубрук» Дэвида Гуда, Дэррила Хилла, Джина Рейсса и Уильяма Бронстона. Я также посмотрела репортаж Херальдо Риверы «Уиллоубрук: последний великий позор» и документальный фильм Джошуа Земана и Барбары Бранкаччо «Кропси».

Напоследок отмечу: хотя Уиллоубрук в итоге закрыли, борьба за права людей с ограниченными возможностями далека от завершения. Тогдашние события призваны служить напоминанием всем нам, что надо защищать самых уязвимых членов общества и что каждый заслуживает доброты, уважения и сочувствия.

В очередной раз рада возможности упомянуть замечательных людей, благодаря которым сложилась моя писательская карьера. Можете не сомневаться: своим успехом я обязана именно их неизменной любви и бесконечной поддержке.

Прежде всего хочу поблагодарить свою дочь Джессику Томпсон за идею этой книги: ты интуитивно поняла, что государственное заведение Уиллоубрук на Стейтен-Айленде станет идеальным местом для сюжета, а реальные события, происходившие там, послужат еще одним примером социальной несправедливости, которую мне захочется исследовать. Надеюсь, тебя порадует, что я наконец-то написала книгу о серийном убийце.