— Нет у меня никаких иллюзий, — отрезала она, пытаясь совладать с эмоциями. — И если вы так уверены, что я Розмари, почему не разрешаете позвонить Алану? Хуже-то не будет.
— Тебе вовсе не обязательно звонить отчиму. Я уже сообщил, что ты вернулась целой и невредимой.
— И он вам поверил?
— Конечно, поверил. Почему бы ему не поверить?
Сердце у нее тяжело ухнуло вниз. Конечно, Алан поверил.
— А друзьям? Могу я позвонить какой-нибудь подруге?
— Твои друзья здесь, помнишь? И я здесь. Все твои друзья из шестого блока ждут, когда ты вернешься. Я уверен, что Норма, твоя лучшая подруга, соскучилась по тебе. Вы ведь с ней как сестры, помнишь?
— Я понятия не имею, кто такая Норма. Моих подруг зовут Хэзер и Дон.
Доктор Болдуин согласно кивнул.
— Да, Хэзер и Дон тоже из твоей палаты.
— Я не это имела в виду. Я говорю о девочках, с которыми хожу в школу, Хэзер Бейли и Дон Дрейпер. Мы учимся вместе. В следующем году перейдем в двенадцатый класс.
Он задумчиво нахмурил брови.
— Сейчас я не помню их фамилий, но рад слышать, что с ними ты тоже дружишь.
Сейдж шарахнула кулаком по каталке. Он выворачивает наизнанку каждое ее слово, и у него на все есть ответ.
— Я не о соседках по палате говорю, — сказала она. — Я говорю о настоящих подругах. О тех, с кем я хожу по барам, пью коктейли и курю травку. О тех, кому я рассказываю об отчиме и сестре. Делюсь с ними секретами, например о сексе с моим парнем.
— Ты познакомилась с этими подругами, когда покинула Уиллоубрук? — спросил доктор Болдуин. — Они вынуждали тебя делать нехорошие вещи, которые, как ты знаешь, делать нельзя, и пытались втянуть в неприятности?
Сейдж посмотрела на Хейзл умоляющими глазами, полными слез, надеясь, что та проявит хоть какое-то участие:
— Ну хоть вы-то верите мне? Пожалуйста, кто-то должен мне поверить.
Хейзл переступила с ноги на ногу и отвела взгляд.
Охваченная ужасом, Сейдж поникла. Если у нее случится срыв или истерика, ее вообще перестанут слушать. Она принялась выдергивать нитки из подола своей вельветовой юбки, одну за другой. Ей никогда раньше не приходилось махать кулаками, но теперь она была готова заехать доктору в физиономию. И тут ей пришло кое-что в голову, и она снова подняла на него глаза.
— А как насчет моей одежды? — спросила она. — Вы разрешаете своим пациенткам носить мини-юбки?
— Я бы хотел сказать «нет», но, к сожалению, мы не можем позволить себе роскошь строго следить за тем, как одеваются больные, поскольку большая часть одежды поступает в Уиллоубрук из пожертвований. Жильцы носят все, что им посчастливится найти. Конечно, некоторые вещи не вполне уместны, но это лучше, чем пускать людей разгуливать голышом, что, как ты знаешь, случается чаще, чем нам бы хотелось.
— А волосы? Скажите еще, что у Розмари была такая же прическа.
Болдуин кивнул:
— Длинные волосы с прямым пробором, да. Но я вижу, ты вычесала колтуны. Или тебе кто-то помог? Может, одна из подружек, которых ты завела, пока тебя здесь не было?
Невозможно. Это все не по-настоящему. Такого просто не бывает. Может, ей снится страшный сон. Может, она дома, в безопасности, в своей постели, и видит кошмары, подпитываемые стрессом и спиртным. Впервые за все время Сейдж пожалела, что не набралась смелости проколоть уши или сделать татуировку — это могло бы послужить доказательством, что она не Розмари. Она сильно ущипнула себя за руку, чтобы проснуться. Не помогло.
— Теперь, когда я ответил на твои вопросы, — продолжил доктор Болдуин, — думаю, настало время наконец ответить на мои. Куда ты ходила? Ты опять искала маму?
— Моя мать умерла. Два года назад.
— Верно. Я рад, что ты запомнила эту важную информацию. Тебе потребовалось время, чтобы смириться с потерей, когда мы сообщили о смерти матери. И в последний раз ты пропала потому, что ходила искать ее. Помнишь, когда ты оказалась в четырнадцатом с пяти-шестилетними малышами?
Сейдж помотала головой. В огне паники ей было трудно дышать.
— Что еще за четырнадцатый? Я ничего не знаю ни об Уиллоубруке, ни о Розмари, ни о том, что она сделала и как себя чувствует, как и о том, что с ней не так и давно ли она здесь. Говорю же, я только накануне узнала, что сестра еще жива. Теперь, пожалуйста, отпустите меня. Это ошибка. — Несмотря на все усилия говорить спокойно и рассудительно, голос у нее дрожал.
Доктор Болдуин бросил обеспокоенный взгляд на медсестру. Та взяла стеклянный флакон, воткнула иглу в горлышко с серебристой окантовкой и начала наполнять шприц.
— Ты по-прежнему иногда думаешь о самоубийстве? — спросил доктор Болдуин.
— Никогда я не думала о самоубийстве, — отрезала Сейдж. — Я просто хочу найти свою сестру и вернуться домой, вот и все. Пожалуйста, не накачивайте меня снова.
Хейзл и медсестра двинулись к ней: первая — готовясь схватить ее, вторая — с блестящим шприцем наготове.
— Не бойся, котеночек, — промурлыкала Хейзл. — Мы просто хотим помочь.
— Я вас очень прошу, — взмолилась Сейдж, — я не буду брыкаться, кричать и всякое такое. Ну правда. Просто дайте мне позвонить Алану, и я сделаю все, что вы велите.
— Я ведь тебе сказал, — возразил доктор Болдуин, — я уже позвонил ему.
— Но вы сказали, что нашли Розмари, а вы не нашли. Пожалуйста. Мне просто нужно поговорить с отчимом. Всего пара слов!
Доктор Болдуин покачал головой:
— Сожалею, но сейчас тебе нужно вернуться в палату и отдохнуть.
Ну всё. Она соскочила с каталки, обеими руками сграбастала доктора за лацканы спортивного пиджака и притянула почти вплотную к себе.
— Блин, ну дайте же мне, на хрен, позвонить ему! — закричала она. — Он скажет вам, что я не Розмари!
— Отпустите меня, мисс Уинтерз, — произнес доктор Болдуин, отшатнувшись от нее как от чумы. Голос у него был уверенный и спокойный, но в глазах мелькнул страх. — Не стоит. Вы знаете, что случается с обитателями, которые нападают на персонал. Это автоматический билет в государственное заведение строгого режима и как минимум годовой запрет на возвращение в Уиллоубрук. Мы уже говорили об этом. Вы ведь не хотите снова отправиться туда?
Сообразив, что лишь ухудшает ситуацию, Сейдж отпустила его, собираясь извиниться. Укол в руку был резким и мгновенным. Она повернулась к медсестре, которая все глубже всаживала в нее иглу, но ноги уже сделались ватными, а руки обвисли. Хейзл бросилась к ней и подхватила под мышки, удерживая от падения, а затем потащила обратно к каталке. Сейдж повалилась на матрас, и палата каруселью закружилась перед глазами. Доктор Болдуин выхватил из контейнера бумажное полотенце и принялся яростно вытирать пиджак, пока Хейзл перекладывала на матрас безвольные ноги Сейдж. Задыхаясь и паникуя, Сейдж повернулась к доктору Болдуину и медсестре, умоляя их прислушаться, но из горла не вырвалось ни звука. Все вокруг заволокло пеленой, стены стали наступать на нее и сближаться, словно кто-то задергивал занавески на краю поля зрения. Доктор Болдуин, Хейзл и медсестра слились в единое целое, завертевшись в водовороте серого и белого, белого и серого, серого и белого. Затем все снова стало черным.
Глава четвертая
Жгучая боль резала ступни в подъеме, раскаленными ножами сдирая плоть и медленно выводя Сейдж из наркотического ступора. Наконец ей удалось приподнять тяжелые веки и осмотреться в попытке понять, что происходит. Два человека волокли ее по узкому переходу, с обеих сторон подхватив под руки, и ее босые ступни скребли по грубому ледяному полу. Она пыталась идти сама, но дурман от укола еще не выветрился, и ноги не слушались, спотыкались, оступались; ее то и дело дергали вверх, пытаясь поставить вертикально. Она понятия не имела, где находится и как долго была в отключке.
Когда она наконец обрела опору под ногами и зрение прояснилось, стало ясно, что ее держат два санитара и они находятся в каком-то каменном туннеле. Стены были покрыты потеками зеленовато-серой гнили, по потолку тянулись ржавые трубы, с которых на пол капала коричневатая жидкость. Пыльные лампочки, забранные металлическими сетками, излучали слабый, неровный свет, воздух насыщали пещерные запахи плесени и мокрого камня. За исключением освещения и отсутствия граффити, туннель напоминал полуразрушенные проходы под старой туберкулезной больницей.