Покончив с этим, она снова села, решив ни во что не ввязываться, пока не придумает, что делать дальше. Ко всему прочему, ее начал грызть голод, и она прижала руку к животу. Чего бы она только не отдала за стопку оладий или даже за пересохший гренок вместо вчерашнего месива; впрочем, ей запомнилась только водянистая овсянка. Затем Сейдж заметила Норму: та наблюдала за ней, прислонившись к стене. Черт. Хоть бы она не видела фокуса с таблетками. Сейдж принялась нарочито разглядывать собственные ногти в надежде, что Норма потеряет интерес и не начнет к ней приставать.
После раздачи очередного завтрака из клейкой овсянки и апельсинового сока с лекарством — сок Сейдж снова выплеснула за стул — в зал вошел уборщик в ортопедических ботинках, чтобы опустошить урну. Во время работы он поднимал голову только в тех случаях, когда ему загораживали дорогу, и ушел, ни словом не перемолвившись с Уэйном.
Чуть позже седовласая медсестра ввезла в каталке пациентку; та была без сознания. Заперев за собой дверь, медсестра протолкала каталку через зал и поставила среди других под огромными желтыми башмаками Микки Мауса. Некоторые обитательницы наблюдали за ней в мрачном молчании; их тревожные взгляды говорили лучше всяких слов. Остальные почти не обратили внимания на появление каталки. Когда Сейдж поняла, кто находится в кресле, у нее перехватило дыхание.
На пластиковом сиденье, обмякнув и запрокинув голову, сидела Тина; свободная от шрамов сторона лица была мертвенно-бледной. От падения из каталки ее удерживал кожаный ремень поперек груди; другие ремни обхватывали запястья и щиколотки.
Как только медсестра отошла поговорить с Уэйном, Сейдж бросилась к каталке и присела рядом на корточки. Во внутреннем уголке правого глаза Тины виднелось темное пятно засохшей крови; в одной ноздре тоже запеклась кровь.
— Тина! — позвала Сейдж. — Ты очнулась?
Ответа не было.
— Что они с тобой сделали?
Пытаясь открыть глаза, Тина подняла голову с таким трудом, словно та весила тысячу фунтов, и снова уронила ее на ручку каталки, так и не открыв глаз.
— Ты меня слышишь?
Наконец Тина подняла веки, но глядела в никуда, словно ослепла, оглохла и онемела. Ни визуального контакта, ни кивка в знак того, что она слушает. Ни малейшего намека на то, что она вообще здесь.
— Лоботомия, — произнес бесстрастный голос за спиной Сейдж.
Глянув через плечо на того, кто это сказал, Сейдж увидела Норму — мрачную, беспокойно дергающуюся, с угрюмыми дикими глазами. Сейдж снова повернулась к Тине, представив, как шило проникает через глазницу в мозг, и ее затошнило.
— Зачем с ней это сделали? — спросила она сдавленным голосом. — У нее все было нормально. Не скандалила, ничего такого.
— Может, тренировали на ней нового доктора, — пожала плечами Норма. — Такое всю дорогу случается. Так что ты бы поостереглась.
Сейдж взяла Тину за руку: пальцы были холодные как лед, твердые, как кости.
— Но почему именно ее? — спросила она. — Я не понимаю.
— Да какая разница? — бросила Норма. — По крайней мере, не умерла, как некоторые.
Глава восьмая
Сейдж тряслась под тонким одеялом; другие обитательницы рыдали, кричали, смеялись, бормотали, прыгали, переползали с кровати на кровать и бродили по палате, хотя было уже за полночь. Ей же, голодной, продрогшей, измученной, страшно хотелось спать. После того как она уничтожила утром оранжевые таблетки, дневные образы и звуки сохранили кристальную ясность и теперь снова и снова, как кошмарный сон, непрерывной лентой проигрывались у нее в голове. Вдобавок к обычным дракам и хаосу дневного зала Уэйн сломал нос одной женщине и выпорол ремнем другую; две девушки облевали друг друга с головы до ног; девочка-подросток сломала руку своей соседке, а Сейдж споткнулась о женщину, которую сперва сочла спящей, и лишь потом обнаружила, что та мертва. Наряду с этими кошмарными картинами она беспрестанно думала о Тине, лежавшей на соседней кровати — молча и неподвижно, как тряпичная кукла.
Тысячу раз Сейдж размышляла, не припрятать ли завтра оранжевые таблетки, чтобы выпить их на ночь и поспать, но решила воздержаться. Нужно сохранить ясную голову. И если Бог или судьба с нею, ее освободят еще до следующего вечера. Силясь отрешиться от зловещих картин, она пыталась перестать думать о том, что ей не под силу изменить или проконтролировать. Она не может помочь ни Тине, ни другим прямо сейчас, пока заперта тут, в Уиллоубруке, но как-нибудь, каким-то образом должна помочь самой себе. И найти Розмари. Она не желала верить, что навсегда останется здесь, проводя день за днем среди забытых девочек и молодых женщин, отвергнутых родителями и приемными семьями, оставленных влачить чудовищное существование до самой старости и смерти. Надо надеяться, что она узнает судьбу Розмари и найдет способ выбраться отсюда. Надо. Выбора нет. И все-таки слишком легко было упасть в глубокую, темную яму отчаяния.
Когда усталость наконец подтолкнула Сейдж к краю мутного, беспокойного забытья, она почувствовала чье-то присутствие, темной тяжестью нависшее над ее кроватью и подступающее ближе и ближе. Ошеломленная, она сдернула с головы одеяло и уставилась в могильную тьму палаты.
На нее сверху вниз глядела Норма, точно бледный призрак в жидком лунном свете, сочащемся сквозь грязные оконные стекла. Она прижимала к губам палец; пропитанный кровью бинт на запястье, казалось, светился в темноте. Сейдж оглянулась: видит ли Марла, что Норма стоит здесь? Марла, разумеется, ничего делать не станет, но если Норма собирается навредить Сейдж или совершить какую-нибудь глупость, по крайней мере, будет свидетель. Но Марла, как обычно, дремала в кабинке, раскрыв рот и откинув голову на спинку кресла.
Сейдж уставилась на Норму:
— Ты чего?
— Хочу тебе кой-чего показать, — ответила та.
— Иди в кровать.
— Нет, мне нужно показать. — Норма повернулась к своему невидимому другу, послушала, кивнула и вновь взглянула на Сейдж: — Нельзя рассказывать.
Сейдж не представляла, что хотела показать ей Норма Ни чего важного и ценного спрятать здесь было негде По крайней мере, насколько она знала Может. Норме что-то мерещится, или она лжет, или пытается запудрить мозги. Лучшее, что можно сделать, это игнорировать ее, вспомнилось Сейдж.
— Утром покажешь, — предложила она.
Норма покачала головой.
— Не могу. — Согнув палец, она поманила Сейдж за собой: — Придется тебе пойти со мной.
— Если это не насчет моей сестры, оставь меня в покое.
Норма застыла, затем топнула ногой, надувшись, как рассерженный карапуз:
— Я твоя сестра.
Сейдж уже открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Не следовало снова сердить Норму. Вдобавок то, что она хотела показать Сейдж, все-таки могло иметь отношение к Розмари. Даже крошечная подсказка сгодится. Но если хочешь чего-то добиться от Нормы, играй по ее правилам.
— Ну прости, — примирительно сказала Сейдж, — неправильно выразилась. Я имела в виду: насчет того, где я пряталась, когда убежала.
Норма расплылась в широкой, проказливой ухмылке, преобразившись из сердитой девушки в полного секретов озорного ребенка.
— Может, и насчет этого тоже, — загадочно ответила она. — Но тебе придется пойти со мной, если хочешь сама увидеть. — Присев на край кровати, она грубо погладила Сейдж по голове, зарывшись пальцами в волосы и цепляя пряди ногтями. От нее пахло потом и кислым молоком.
Сейдж окаменела, испугавшись, что Норма вытворит какую-нибудь глупость.
— Пожалуйста, уйди с моей кровати, — попросила она.
Норма удовлетворенно вздохнула и встала, все еще ухмыляясь.
Сейдж села, спустив ноги на холодный пол, готовая оттолкнуть Норму, если та попытается снова сесть к ней на кровать.
— А ты не можешь просто рассказать на словах? — спросила она.
— Не могу, потому что тебе нужно своими глазами увидеть.
Сейдж хотела было спросить, куда надо идти, как Норма вдруг опустилась на колени и быстро поползла к двери, лавируя в узком проходе между кроватями. По спине Сейдж разлился ледяной страх. Норма была явно безумна и так жутко дергалась на полу, что все это походило на кошмар. А если она задумала какой-то трюк или, что еще хуже, ловушку? Вдруг она хочет отомстить, возомнив, будто Розмари ее бросила? Но выбора не оставалось. Если есть хоть малейший шанс, что Норма наведет ее на след Розмари, придется идти за ней.