Мужчина за кадром отвечал:

— Да. В Уиллоубруке содержатся пять тысяч триста пациентов; это самое большое в мире учреждение для слабоумных. Мы только что увидели людей с наиболее глубокой умственной отсталостью. Здесь их тысячи; они не посещают школу, круглые сутки находятся в палате, с ними никто не разговаривает. На все отделение в семьдесят больных приходятся два-три человека персонала. Один туалет на всех, общие болезни. Все без исключения пациенты заражаются гепатитом в первые полгода со дня помещения в учреждение. У большинства рано или поздно обнаруживаются паразиты. Случаи пневмонии в этой группе чаще, чем в любом другом лечебном заведении страны. Пациенты страдают от серьезных травм, поскольку они предоставлены сами себе и могут подраться из-за клочка бумаги, внимания санитаров, которые выбиваются из сил, пытаясь мыть, кормить и одевать больных, а также по возможности развивать их интеллектуальные навыки. Но по сути дела здешние обитатели просто медленно угасают.

Сейдж не знала, сможет ли дослушать до конца. Понимать, что Розмари столько лет влачила бесчеловечное существование и пыталась выжить, было само по себе ужасно, но теперь и саму Сейдж заперли в Уиллоубруке с ничтожно малой надеждой на избавление. Она стала мысленно считать в обратном порядке, пытаясь отстраниться от голосов в телевизоре, но время от время все же улавливая обрывки сказанного: «За два года Уиллоубрук лишился восьмисот сотрудников… Санитары делают, что могут, но персонала не хватает. Я бывал в различных исправительных учреждениях по всей стране, в больницах и даже жутких корабельных карцерах. Такого я не видал нигде».

Когда закончился репортаж, Сейдж смахнула со щек слезы, прикованная к месту потрясением и ужасом. Ее подташнивало от страшного осознания: пока не будет найдено тело Розмари, выбраться отсюда не удастся.

Доктор Болдуин с проклятиями выключил телевизор, вернулся к столу и сжал руками голову.

— Доктор, я могу чем-нибудь помочь? — спросила Иви.

Он уставился на нее, покачал головой. Затем обратился к Леонарду, застывшему на месте, как солдат.

— Отведите мисс Уинтерз в шестой блок, — распорядился он. — Я не могу заниматься ею прямо сейчас.

Попить было негде, а рыдала Сейдж столько, что слез не осталось: она была крайне обезвожена, выплакав все глаза. Лежа под грязным одеялом на кровати своей сестры в палате D, потрясенная и отчаявшаяся, она не могла ни думать, ни чувствовать. Она словно одеревенела.

Мысль о том, что придется провести остаток жизни в Уиллоубруке, оказалась ей не по силам. Лучше умереть. Лучше пусть Кропси — или Уэйн, или кто там на самом деле убил Розмари — перережет ей горло. В сущности, его появление — только вопрос времени, так почему не покончить с этим сразу? Например, просто перестать есть.

Вот только…

Вот только нельзя ей сейчас сдаться. Просто нельзя. Эдди по-прежнему на ее стороне. И он знает правду. Он все еще может рассказать Алану, что случилось, может спасти Сейдж и помочь выяснить, кто убил Розмари. Надо просто немного потерпеть.

Внезапно ей почудилось чье-то присутствие рядом с кроватью, и Сейдж сдернула одеяло с головы. Рядом маячила смутная тень, подступая ближе и ближе. Сейдж переползла на другой край матраца, уверенная, что это пришел Уэйн, собираясь навсегда заткнуть ей рот.

— Спокойно, — прошептала тень. — Это я, Эдди.

Сейдж сощурилась в темноте, отчаянно пытаясь рассмотреть говорящего. Бледный луч лунного света, сочившийся сквозь плексиглас, высветил знакомые черты лица. Она села, едва дыша оттого, что с плеч свалилась тяжесть, и с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься ему на шею.

— Напугал до смерти, — выдохнула Сейдж. — Я думала, Болдуин тебя уволил.

— Он хотел, но потом просто перевел в другой корпус.

— С ума сойти, мы чуть не вляпались! А теперь врет, будто не видел тело моей сестры.

Эдди нахмурился и мрачно ответил:

— Очень не хочется такое говорить, но он говорит правду.

— Что значит «правду»? Мы оба видели мертвую Розмари! Ты его в тот самый туннель отвел? Точное место показал?

— Разумеется, — ответил Эдди. — Не знаю, что случилось, но когда мы туда спустились, твоей сестры там не оказалось. Это значит, что убийца, кто бы он ни был, перепрятал тело.

Паника была настолько острой, что Сейдж схватила уборщика за рубашку и дернула, тряся головой в попытке забыть его слова.

— Нет. Нет. Не может быть! Как же так? Ты повел Болдуина в туннели в то самое время, как Уэйн и Марла потащили меня сюда. У преступника просто не было времени перепрятать тело.

Эдди оторвал ее руки от своей рубашки и сжал в пальцах.

— К сожалению, все получилось не так. Я попытался сразу же увести Болдуина вниз, но он рвал и метал из-за репортеров и непременно хотел сначала куда-то звонить. Я уговаривал первым делом вызвать полицию, чтобы я мог показать тело копам, пока он висит на телефоне, но доктор и слышать не хотел. Заявил, что хочет как можно скорее устранить последствия, и заставил меня ждать у кабинета. Я слышал, как он орал по телефону, выяснял, каким образом репортеры пролезли внутрь и как заставить их уничтожить пленки.

— И долго тебе пришлось ждать?

Он пожал плечами.

— Минут двадцать или чуть больше. Он вышел из кабинета с таким видом, словно его вот-вот хватит удар.

— И тогда ты повел его в туннели?

— Нет. Секретарша заставила Болдуина сесть и выпить воды: он был красный как свекла, весь в поту. К тому времени, когда мы спустились в туннели, тела Розмари уже не было. Я глазам не верил. Болдуин, конечно, решил, что я все наврал, а после этого мы больше не разговаривали.

— О господи, — пробормотала Сейдж, внезапно слабея.

— Да уж, — вздохнул он, помрачнев. — Но есть еще кое-что.

Она высвободила руки из его пальцев и напряглась:

— В чем дело?

— Меня не уволили только потому, что я соврал Болдуину.

— Насчет чего?

— Я сказал, что стаскивал в туннели старое оборудование и наткнулся на тебя. Будто бы ты хотела сбежать. Ты улизнула, и я решил сходить в шестой за Уэйном. Это был единственный способ убедить Болдуина не увольнять меня. Но пришлось перейти на работу в главное здание.

Сейдж похолодела.

— Слава богу, что ты додумался соврать. Не то мне было бы совсем худо и пришлось бы самой барахтаться. А в полицию ты уже ходил?

— И что я там скажу? Что пытался кое-кому помочь убежать из психушки и мы нашли тело, которое теперь исчезло?

— Да. И то, что я здесь по ошибке.

— Мне бы не поверили. И даже если бы копы позвонили доктору Болдуину, он бы как-нибудь выкрутился. А потом уж точно меня уволил бы.

— А ты не называй полицейским свое имя. Ты же можешь сообщить о преступлении анонимно, верно?

— Не знаю. Прежде не пробовал.

— Если спросят фамилию, придумай что-нибудь. Позвони с какого-нибудь здешнего телефона и скажи, что ты доктор Болдуин.

— Это может прокатить, но придется звонить из чьего-нибудь кабинета или с сестринского поста. И тут остаться незамеченным не так просто, как кажется.

— А как насчет Алана? Ты попытался еще раз поговорить с ним? Доктор Болдуин велел секретарше позвонить ему, но ответа не было.

Эдди кивнул.

— Я опять заходил к вам. Его по-прежнему нет дома, но я не сдаюсь.

— А Хэзер или Дон видел?

— Нет, их тоже не оказалось. Мама Дон считает, что они пошли в боулинг.

Сейдж застонала. Если подруги сказали родителям, что идут в боулинг, они наверняка в другом месте: например, выпивают в парке или катаются под кайфом на машине. В боулинге они сто лет не были.

— Блин, где же Алан? — разозлилась она. — Неужели до сих пор торчит на льдине с удочкой?

— Спроси чего полегче. Но должен же он рано или поздно вернуться, верно?

— Надо думать. Если только не смылся из города, пока была возможность.

— Да ладно тебе. Может, просто взял пару отгулов, чтобы порыбачить. Не верится, что ты заставила Болдуина позвонить ему.