— Гриша.

— Григорий, — как-то строго повторила она. Она повернулась к немецкому солдату и ткнула пальцем в Чижова.

— Григорий, — четко, но немного резковато назвала она имя солдата.

— Я, я, Гриша, — заколотил красноармеец себя в грудь. Солдат вермахта посмотрел, на грязного, худого Гришку и на корзинку в руках женщины. Подошел поближе и заглянул на набор продуктов. Жареная утка, каравай хлеба, овощи и бутылка самогона. Он довольно кивнул головой и подал знак солдату, двигаться к воротам. Продуктовый набор был явно ценнее, чем этот доходяга пленный. Так и не рассчитывая на счастливый исход, пулеметчик оказался на свободе. Гриша ускоренным шагом отправился следом за своей спасительницей к телеге, на которой приехали женщины. Своего Игорька и Володьку они не нашли, а выручать кого-то постороннего не стали. Григорий умостился возле заднего борта транспортного средства. На лошаденку прикрикнули, и она резво помчала домой, подальше от этого страшного места. Селянки то и дело бросали косые взгляды в сторону пулеметчика. Наконец одна из подружек не выдержала и заговорила с его спасительницей.

— Стефанiя, навiщо ти взяла цього доходягу? Вiн нi чим тобi не допоможе, лише тягарем буде.

Его новая хозяйка ответила тоже на украинском языке.

— Сподобався вiн менi. На мого Яна схожий.

Гриша напряг память. В его роте было много украинцев, да и служили они здесь, поэтому более-менее понимал, о чем разговаривают молодые жительницы села.

— Смотри, свекруха заревнует, — хихикнули девчата.

— Пусть ревнует. Сколько можно, мне самой работать? — не особо отчаивалась Стефания.

— Рискуешь. Он ведь не поляк и даже не украинец, а москаль.

Последнее звучало словно приговор.

— Не важно, лишь бы работник был хороший, — не смущалась такого статуса хозяйка. Теперь стало ясно, зачем Стефания выручила из плена Чижова. Ей нужен был работник. Сбылись пророческие слова Саюна. Во время всей дороги молодые женщины делились между собой сельскими сплетнями и информацией услышанной в уездном центре. Село, в которое они въехали было не совсем обычным. Наряду с украинскими мазанками, здесь так же стояли деревянные и каменные дома. В центре населенного пункта, устремив вверх шпиль с крестом, находилась католическая церковь. Не трудно было догадаться, что тут проживали поляки с украинцами. Чему удивляться, ведь Западную Украину Красная Армия освободила совсем недавно, а вот теперь опять потеряла. Их высадили у добротного деревянного сруба, окруженного высоким забором. Стефания уверенно открыла калитку.

— Прошу в наше имение.

По размеру дома и количеству хозяйственных построек насчет имения она не соврала. В родных краях Григория такого хозяина считали бы кулаком. Здесь так жила основная масса поляков. От кого их освобождала Советская власть и для чего, было непонятно. Украинцы жили похуже. Наверное, они в большей степени и были рады приходу новой власти и то ведь не все.

Стефания отвела его к флигелю.

— Здесь, ты будешь жить. Я Стефания Новак, в девичестве Ковач, а ты Григорий. Понимаешь, зачем я тебя оттуда вытащила?

— Понимаю, — кивнул головой красноармеец.

— Если сбежишь, поймают и убьют. Будешь плохо работать, отвезу обратно, — сразу же поставила его в определенные рамки новая хозяйка.

— Располагайся, — оставила она его одного. Располагаться каким образом, если дорожка на полу чище, чем его гимнастерка? Прошелся по комнате, потрогал подушку в белоснежной наволочке, заглянул в печь и напился вдоволь воды из ведра. Толком не успел закончить обход, как услышал женские голоса во дворе. Они быстро переместились в его сторону, и вот уже на пороге появилась женщина в опрятной одежде и модных сапожках. Ее лицо выражало недовольство. По возрасту она подходила на роль матери для Стефании. Окинув пленного критическим взглядом, она стала, что-то выговаривать, стоящей за ее спиной молодой хозяйке дома, при этом жестикулируя в ее сторону. Девушка тоже не молчала в ответ. Гриша ничего из этого не понял, так как разговор происходил на польском языке. Одно он хорошо усвоил, гостья была явно не в восторге от его появления. Единственной защитой у него оставалась Стефания. Если и она от него отвернется, то снова лагерь, а там верная смерть. Сейчас она для него была, как ангел-хранитель. Раздосадованная гостья, громко стукнув калиткой, убежала со двора. Возбужденная визитом пожилой польки Стефания сочла необходимым прояснить ситуацию: «Это свекровь».

— А муж тогда где? — не сумел промолчать Чижов.

— Мой муж польский офицер и он погиб в 1939 году, — пояснила вдова.

— Погиб от рук Красной Армии? — осмелился спросить Григорий. Судя по тому, как свекровь ненавидит русских, так должно было быть.

— Нет. Его убили немцы, где-то под Варшавой. Я получила похоронку, но тела так и не нашли. Мария верит, что он жив и не хочет, чтобы я связывала свою жизнь с каким-нибудь мужчиной.

— Но я не того…, - сразу же открестился Чижов от всякой мысли об ухаживании за женщиной.

— Я так ей и сказала. В доме не хватает мужских рук, но это не значит, что я стану спать со своим работником.

В этом плане он ее поддерживал. Ему бы сейчас оклематься малехо, а не то, чтобы за вдовой приударить. Хозяйка показала ему все хозяйственные постройки, вот только в дом не приглашала.

— Я тебе баньку истопила. Тебе бы помыться не мешало. Пахнешь ты не очень хорошо, — заметила Стефания, заканчивая экскурсию именно в бане. Если женщина загодя приготовила баню, значит, она заранее приняла решение привести в свой дом мужика, и благо, что ее выбор пал именно на него. О таком удачном дне Гришка даже не мечтал. Он стащил с себя грязную одежду и с твердым желанием простирнуть свое обмундирование, но уже после бани, вошел в парилку. Недоедание, постоянное напряжение, в совокупности с теплой водой и паром сделали свое дело. Гришка едва сел на лавку, как моментально рухнул в обморок. Пришел в себя от хлестких ударов по щекам. Над ним склонилась Стефания.

— Ты что это помереть вздумал?

— Нет, я просто того…, хрипло заговорил мужчина и тут он вспомнил, что лежит голый. Он попытался поменять позу, чтобы хоть как-то прикрыть свои гениталии, но движения были такими вялыми, что вызвали у хозяйки только насмешку. Несколько ушатов воды привели его в чувство. Стефания покинула его, оставив самого, чтобы Гриша завершил помывку. Оттерев с себя налет грязи, и хорошенько распарившись, он, пошатываясь, покинул парилку. В предбаннике на лавке для него лежала чистая одежда, наверное, из гардероба мужа хозяйки. Из своего у Гришки остались только трофейные сапоги. Во флигеле Стефания накормила его супом и разрешила отдохнуть. Сытый и вымытый Чижов рухнул на кровать и словно провалился в какую-то бездну. Он проспал почти сутки. Разбудил его приятный запах куриного бульона, который щекотал его ноздри. Открыл глаза. Светло. На столе горячий суп и ломоть хлеба. Рядом со столом стоит Стефания и с укором рассматривает нового работника.

— Долго еще перину мять будешь?

Слова прозвучали, как удар плетки. Мол, для чего тебя сюда взяли? Чтобы в баньке мыть и бульоном потчевать? Чижов оделся быстрее норматива, и готов был приступить к выполнению любого задания. Он прекрасно помнил, что говорила хозяйка, и обратно в лагерь не собирался. Стефания дала ему время позавтракать и повела знакомить с фронтом работы. Хозяйство у польки было большое, и мужских рук явно не хватало. Корова, свиньи, куры, утки, всех надо было покормить, дать воды, почистить загоны. По советским меркам Стефанию надо было раскулачивать и отправлять в Сибирь. Несмотря на то, что она взяла Гришку в качестве наемного рабочего, но и она сама в сторонке не оставалась, а работала с ним наравне. Кормила хозяйка Григория у него во флигеле. Кроме занятий со скотиной и домашней птицей, хватало и другой работы для мужских рук. Через пару дней к Стефании пришел и свекор. Мужчина долго стоял, наблюдая, как управляется по хозяйству бывший военнопленный. Наконец он соизволил пройти в дом для беседы с невесткой. От работы Чижова отвлек голос молодой хозяйки.