— Какой молодец. Свидетелей никого. Можно было, и поквитаться за униженные чувства. Убрать так, сказать конкурента. Тогда у Стеши и выбора не останется, как принять своего первого муженька, — подумал Чижов.

— Ребеночка от Стеши значит захотел? От меня она почему-то не беременела, а появился ты и сразу о детях заговорили, — зло произнес Ян.

— Не сразу, — не стал молчать Григорий. Сейчас у него не было страха, а только злость. Стефания всегда, так хорошо отзывалась о муже. Польский офицер, белая кость, а на поверку оказался малодушный, обиженный судьбой лавочник.

— Если бы захотела, то и у тебя дети были. А может, ты сам в этом виноват? — поинтересовался полицейский, подразумевая несостоятельность Яна как мужчины. Поляк понял направленность такого вопроса, и это его задело за живое. Выстрела не прозвучало, потому-что ухнула мина прямо в крышу их дома. Грохот на какое-то мгновение оглушил пулеметчика, и в этот миг что-то острое впилось ему в грудь. Сверху посыпались бревна, глина и битый кирпич. В облако поднятой пыли погрузилось все помещение. Гришка закашлялся, но кашель отдался болью в груди. «Шума» засунул ладонь под куртку. Рубаха пропиталась кровью.

— Ранен, — догадался полицейский. Пыль немного рассеялась, и он заметил Новака, стоящего в центре комнаты, рассматривающего дыру в потолке.

— Юзек, ты живой? — закричал Ян. В ответ тишина. Значит, парня не стало. Теперь его взгляд был обращен в сторону Чижова. От глаз поляка не ускользнула деталь с видом окровавленной ладони полицейского. Гришка тяжело дышал, не отводя взора от соперника. Поблизости кто-то выругался на польском языке, и в проломе появилась фигура вахмистра.

— Пан подпоручик, в имении никого в живых не осталось. Бенеш тоже убит. Надо уходить. Теперь уже ничего не изменить, — доложил военный.

— Я знаю проход через конюшню. У нас будет шанс спастись, — предлагал мужчина прекратить бессмысленное сопротивление и спастись бегством. Ян, долго не думал.

— Уходим, — последовал короткий ответ.

— А этот? — кивнул вахмистр на шуцмана.

— С раненным нам не уйти. Пусть остается. Да и не наш он вовсе, — обрек поляк Чижова на смерть. Вахмистр сделал шаг к выходу в другую комнату, когда за пределами дома раздался чей-то голос.

— Гриша, это я, Федор!

— Идемте, — торопил вахмистр своего командира.

— Федя? — выдавил из себя Григорий.

— Не стреляй, Гриша, — кричали с улицы. Подпоручик уже сделал несколько шагов, когда остановился. В оконный проем ему был виден силуэт идущего к зданию человека. «Шума» предпринял попытку подняться.

— Федька, иди скорее сюда, — выкрикнул Чижов.

— Вот мерзавец! Уже своих зовет. Я же говорил, что он не наш, — произнес сквозь зубы Ян, вскидывая карабин. Выстрел. Фигурка противника исчезла из поля зрения.

— Зачем? Это же Федя! — с надрывом в голосе воскликнул «шума». И тут в том месте, где исчез это Федя, бухнул взрыв.

— Гранату он тебе нес, твой дружок, — торжествующе произнес подпоручик. Григорий снова ссунулся по стене на прежнее место. Зато из-за груды битого строительного мусора выскочил еще один полицай, и с дикими криками побежал в их сторону, поливая свинцом окна из своего автомата. Ян лихорадочно передернул затвор. На каменный пол у его ног прилетела немецкая «колотушка». Времени на размышления не было. Палец нажал на спусковой крючок. Выстрел и одновременно взрыв гранаты. Вспышка, крик, и снова темнота.

Деревянко перебежками направился к усадьбе. По нему никто не стрелял, но это еще не значило, что все враги были повержены. Возможно, кто-то наблюдает за ним сквозь разрез прицела и лишь выжидает удобной минуты, чтобы нажать на спусковой крючок. Он достиг стены и забрался внутрь сквозь разбитую минометной миной дверь. Луна подсвечивала сквозь разбитые оконные рамы, и поэтому он уверенно ориентировался в комнате. Разбитая пулями мебель, битое стекло под ногами и каменная крошка. Вот труп одного из защитников «крепости», лежащий в неестественной позе согнувшись пополам. Следующая дверь, ведущая в коридор. Сердечко учащенно бьется, автомат упирается в плечо, готовый в любой момент выплеснуть в противника смертоносную свинцовую струю. Осторожно ступая продвинулся вперед, проверяя помещения попадавшиеся по ходу движения. Коридор привел в большую комнату с дырой в потолке. Здесь человеческих тел было больше. У окна, прислонившись к стене, сидел мужчина в форме полицейского шуцманшафта. Возле него валялся ДП-27 без диска. «Шума» тяжело дышал. Значит, живой. Чуть дальше еще двое. Причем один шевелился и был одет во что-то наподобие польской военной формы. Поляк тянулся к карабину лежащему неподалеку от него. Этого Александру было не надо. Его МП-40 дернулся от отдачи. Пули вошли в тело по всей длине спины. Больше вояка не дергался. Деревянко подошел поближе к «шума», чтобы лучше его рассмотреть. Это был его сосед, у которого Сашка гулял на свадьбе.

— Гриша? — склонился он к раненному пулеметчику.

— Саня? — узнал его полицейский.

— Где Наташка? — первым делом поинтересовался Деревянко, вроде как сосед должен был знать о судьбе его жены.

— Она уехала. Ее забрала с собой Стеша, — немного с задержкой ответил Чижов.

— Слава Богу! — облегченно выдохнул бандеровец.

— Тещу спасай, — продолжал говорить шуцман.

— Богдановну? Что с ней?

За стеной закричали по-украински, и послышалось какое-то движение.

— Хлопцi, пiшли вперед!

— Наши идут. Слышу голос «Мясника», — прояснил ситуацию Александр.

— Так, что с Богдановной? — хотел он знать о судьбе тещи.

— Осталась, — был краток Чижов.

— Дура! Я же ей говорил, чтобы уезжала, — негодовал повстанец.

— Саня, добей меня, — неожиданно попросил полицейский.

— Не хочу, чтобы меня порезали на куски.

Определенный смысл в его словах был. Резник уже истошно вопил, чтобы пулеметчика оставили ему. Это слышал и Чижов. Даже если этот мерзавец найдет мертвое тело Гришки, то все равно не преминет поглумиться над ним. А сейчас Григорий был жив, и его смерть могла стать такой мучительной, что от вида возможных пыток содрогнутся и сами демоны в Аду.

— Не могу Гриша. Ты же не сделал это там в лесу. Как я потом с этим жить буду? — не согласился повстанец.

— Сашко, я уговорил Стефанию забрать Наталью и твоего малыша, — соврал Чижов.

— Считай, я их спас от «Мясника». Спаси и меня. Не дай ему поглумиться надо мной, — просил Григорий. Деревянко задумался. Хоть ему и внушали, что Гришка не ухлестывал за его женой, но людская молва сделала свое дело и недоверие в душе осталось. Встреча Чижова и резника была бы сладкой местью, но он не был настолько кровожаден. От жестокости этого урода его самого выворачивало наизнанку. Таких методов он не приемлил. Одно дело служить у Тараса Бульбы, а другое дело у «Дубового». Цель вроде бы и одна, а методы ее достижения разные. Да и Наташку он действительно спас. Его Стефания, несмотря на то, что была польской пани, всегда хорошо относилась к Наталье. За добро надо платить добром, как бы жестоко оно не выглядело. Деревянко вытащил из запала «лимонки» кольцо и вложил гранату в ладонь шуцмана, прижав его пальцами чеку.

— Это все, чем я могу тебе помочь.

— Спасибо, — со свистом в голосе из-за поврежденного легкого произнес Григорий. Чтобы Александра ни в чем не заподозрили, он поспешил перейти в другие помещения усадьбы. Ждать финала долго не пришлось. Сначала был радостный крик «Мясника» обнаружившего свою жертву, а потом взрыв Ф-1. Он даже вернулся, чтобы посмотреть на произошедшее. В комнате стояло несколько повстанцев во главе с Бородаем.

— Ох, Дмитро, Дмитро! — причитал над покойником хорунжий. Увидев Деревянко, Степан выругался.

— Я же тебе говорил, чтобы ты все проверил!

— Так, я и проверяю. Не могу же я все поместье пробежать? — изобразил парень невинность на своем лице.

— Такого побратима потеряли, — сожалел хорунжий.