— Что дальше делать? — спросили у Бородая подчиненные.

— Что делать? Сжечь это село! — закричал бандеровец.

— А с украинцами, что? — уточняли повстанцы.

— Всех уничтожить! Нет здесь больше украинцев, остались одни предатели.

Оуновцы стали расходится, когда с потолка посыпалась штукатурка. Оставшиеся в комнате мужчины подняли головы. На чердаке лежал парнишка. Лицо перепачканное в кровь, а в руках винтовка. Александр и стоявшие рядом хлопцы, подняли вверх свои стволы. Струи свинца устремились в пролом, но все равно парнишка успел опередить бандеровцев. Его выстрела за стрекотней автоматов никто не услышал. Парня просто изрешетили.

— Куда вы олухи смотрели!? — схватился за шею Степан. Он рухнул на пол рядом со своим товарищем. Деревянко незаметно шагнул в пролом, оставив в помещении своих товарищей возле трупа хорунжего. Сашка быстро шел по улице, не обращая внимания на повстанцев, которые шарили по оставленным жителями домам. Кое-где уже начинали полыхать крытые камышом крыши саманных хат. Эти языки пламени быстро перескакивали на новые дома, образуя одно большое пожарище. Его дом тоже горел, выбрасывая в звездное небо снопы искр. Радостные националисты бегали по улице с факелами в руках, распространяя стихию огня все дальше и дальше. Он шагнул в открытую калитку и увидел на траве распластавшееся тело Оксаны Богдановны. Сашко присел возле тещи и положил ее голову к себе на колени. Череп пожилой женщины раскроили чем-то тяжелым. Даже от такого удара ее губы застыли в радостной улыбке. Кого она увидела в свой предсмертный миг? Освободителей? Родственную душу? Впрочем, это теперь было не важно.

— Мамо, мамо, я же вам говорил! — тоскливо произнес зять, поглаживая рукой седой волос женщины. Пока огонь не перекинулся на сарай он забрал оттуда лопату, чтобы закопать тело тещи.

Обоз беженцев растянулся длиною до километра. Люди ехали в неизвестность, стараясь по возможности соблюдать молчание, ведь неизвестно кто, мог притаиться в ночной мгле. Они прекрасно слышали звуки отдаленного боя и видели зарницы от пожарищ. От этого их сердца сжимались в комок. Стефания, периодически смахивая слезы со своих щек, руководила лошадью запряженной в повозку. Наталья, умостившись среди баулов с вещами, старалась убаюкать Ваньку, чтобы тот не кричал. Перестрелка вспыхнула слева от колонны. Дозорные обнаружили засаду бандеровцев и открыли огонь. Пули засвистели над головами у беженцев. Народ стал волноваться.

— Поворачиваем на Антоновку, — прокатился приказ по обозу. Почему на Антоновку? Собирались ведь в Сарны? — стали волноваться крестьяне. Движение застопорилось. К телеге Стефании подошел Казимир Новак.

— Слышала, что наши руководители решили ехать в Антоновку? — поинтересовался свекр.

— Конечно, слышала, — подтвердила полька.

— Через Антоновку это крюк в десять километров. Тут дорога идет напрямки. Через два часа ходу и мы в Сарнах, — предложил альтернативный вариант Новак.

— Ты с нами? Мы с соседями решили ехать именно так.

— А что говорит пан Дроздовский и Марек? — не хотела Стефания принимать такие решения самостоятельно.

— Что они могут сказать? Твой брат боится каждого куста. Это не Ян. Он бы давно нас всех вывел в безопасное место, — не лестно отозвался о Коваче пан Казимир. Такой пренебрежительный тон задел женщину. Новаки идеализировали своего сына, но Ян был далеко не идеалом и Стефания это прекрасно знала.

— Но вы сами слышите, что стреляют. Значит, враг где-то рядом, — попыталась полька защитить своего брата от нападок свекра.

— У страха глаза велики. Кто сказал, что в Антоновке нас не ждет засада? Деревня русская и от них всего можно ожидать, — не верил Казимир в полководческие таланты своих руководителей. Идти на поводу у отца своего первого мужа Стефания не захотела. Она больше доверяла брату, да и перед свекром хотела показать характер. Недовольный Казимир ушел к своим повозкам. Там послышались недовольные возгласы, заржала лошадь, и из общего строя отделилось с десяток телег, которые продолжили путь, невзирая на предупреждения Дроздовского. Основная колонна свернула вправо. Вскоре транспортное средство женщины догнал и сам Марек.

— Фу! — облегченно выдохнул поляк.

— Хорошо, что ты здесь. Я боялся, что ты последуешь за Новаками.

— Пан Казимир предлагал мне сократить путь к Сарнам, но я отказалась, — призналась Стефания.

— Правильно сделала. Наверняка на этой дороге нас поджидают. Я пытался их образумить, но никто меня слушать не захотел, — жаловался мужчина.

— А в Антоновке разве не безопасно? — поинтересовалась сестра.

— Там советские партизаны. Мы уже договорились с ними, и они нас подстрахуют. Бандеровцы вряд ли туда сунутся. Так дорога длиннее, но безопасней, — развеял Марек ее опасения по поводу русской деревни.

— А, что дальше? — хотела Стефани знать конечную цель этой спасательной операции.

— Мы проводим вас до Сарн. Дальше в город вас поведет пан Дроздовский. Он староста и к нему у местной власти вопросов не будет. В городе находится «голубой» батальон шуцманшафта и они вас возьмут под свою защиту.

— А вы? — задала резонный вопрос Стеша.

— Нам в Сарны нельзя. Вернемся в Гуту Степанскую. Может там кто-то выжил из наших, — высказал предположение поляк.

— Гриша, — воскликнула его сестра и прикрыла рот рукой, как бы стесняясь вырвавшегося из ее уст имени.

— Я буду искать его, — обещал Ковач. Он даже не попрекнул Стефанию за то, что она не вспомнила о Яне. Женскому сердцу не прикажешь.

Они не проделали и половину пути к Антоновке, когда услышали отдаленную пальбу. Наталья вытянула шею, прислушиваясь к звукам выстрелов.

— Пан Казимир, — догадалась Стефания о причине этих выстрелов. Так и случилось на самом деле. Семьи не пожелавшие следовать в едином обозе, угодили в засаду и были убиты украинскими националистами.

Колонна успешно достигла районного центра, доставив в безопасное место большое количество польских семей. Чтобы отомстить оуновцам за гибель соотечественников польский шуцманшафт сжег несколько украинских сел. Те в свою очередь, тоже в долгу не остались. Колесо мести, ненависти и насилия продолжало катиться по Западной Украине. Впоследствии историки назовут это страшное время Волынской резней. Гуту Степанскую оуновцы сожгут до тла. После войны, оставшиеся в живых жители села установят крест и мемориальную доску на братской могиле жертв павших от рук УПА. Не все тела 250 погибших будут идентифицированы. Они войдут в историю, как неизвестные. Возможно, в этой могиле покоится и прах Гриши Чижова, простого русского парня, которого потомки одновременно назовут предателем и героем.