— Вы тоже не на передке остались, — уколол его боец.

— Мы организованно отступили под давлением превосходящих сил противника, а ты сбежал, как последний трус.

— Ага, сбежал, — огрызнулся Гриша.

— А, что нет? Где твое личное оружие? — строго спросил начальник.

— Возле моста оставил. Отстрелял все патроны и бросил, а тут миной накрыло, — попытался оправдаться красноармеец.

— Вины Чижова нет, в том, что наш батальон разбили. Он дрался, как герой. Я сам это видел, — присел к огню Потапов.

— Видели мы таких героев, — не унимался политрук.

— А твоя винтовка где? — наскочил лейтенант на Пикулева.

— Я, это…, - замялся парень.

— Что ты будешь говорить, когда к своим выйдем? — командирским голосом требовал ответа политрук.

— Где они свои? — устало, спросил взводный.

— Что значит где? — растерялся сотрудник политотдела.

— Куда вы собрались идти? — задали офицеру вопрос.

— Почему я? А вы что? — хотел знать лейтенант.

— Для меня война не закончилась. Будем искать линию фронта, и там соединимся с нашими, — определил план дальнейших действий офицер.

Красноармейцы смотрели в сторону Потапова. Что скажет он?

— Линия фронта? Прислушайтесь, даже канонады не слышно. Сколько мы уже отступаем? Где наши?

— Ты, что же, как и Чижов, паникерством занимаетесь? — возмутился Волков. Сержант потянул к себе винтовку.

— Может, и меня к расстрелу хочешь приговорить? Хорош! Настрелялись уже! В окружении мы. Сам слышал, как комбат говорил, — не очень испугался Потапов командирского голоса лейтенанта.

— И что теперь? Потапов, ты присягу родине давал, — напомнил ему политрук.

— Давал. А еще мне говорили, что если завтра война, то мы будем воевать на территории врага и что Красная Армия самая сильная. Мне много чего говорили и обещали. И где все это? — злился сержант.

— Просмотрел комбат, твою политическую близорукость, когда взводным назначал, — посетовал Волков. Чижов даже порадовался за Петровича, так и надо этому политруку! Потапова в расход пустить кишка тонка.

— Сейчас товарищи бойцы отдохнем, а завтра будем пробиваться к своим, — распланировал все Волков.

— У меня своя дорога, — сразу же заявил взводный и положил руку на затвор винтовки, тем самым делая свои слова более значимыми и показывая лейтенанту, что не даст тому возможности решать за него. Сила на силу. Петрович мужик с твердым характером и если, что, то и пальнуть может. Страха перед политруком у него не было. У Волкова желваки заходили на скулах. В «нагане» всего пару патронов и тратить их на своих глупо. Потапов ему не нужен, так, как начнет ставить под сомнения правильность его действий. Два командира, это перебор. Пришлось проглотить обиду.

— Бородин, заступишь часовым. Сменит тебя Чижов, — отдал распоряжение лейтенант.

— Есть! — бодренько ответил коммунист с Донбасса.

— Угу, — не так радостно протянул Григорий.

Даже летом спать на голой земле удовольствие не из приятных. Свою шинель он оставил в окопе. Кто тогда в пылу боя думал, что придется драпать и шинель не будет лишней. Бородин самый предусмотрительный оказался. У него и шинелька и винтовка с патронами, вещмешок с солдатским имуществом. Он вроде, как сразу знал, чем это все закончится. Гришка подвинулся поближе к костру и немного покрутившись, уснул. Проснулся не то от холода или от того, что его тормошили за плечо.

— Вставай, теперь твоя очередь, — сказал Бородин, и стал укладываться возле едва тлеющих угольков костра.

— Винтовку — то дай! — попросил Чижов.

— Свою иметь надо. Я ее не бросал, когда драпал, — жестко ответил мужчина.

— Голос подашь, если что.

— Ну и черт с тобой! — зло сплюнул пулеметчик. Он отошел от костра, пытаясь прогнать остатки сна. Где-то в ветках деревьев ухнула ночная птица и хрустнула в чаще сломанная ветка. Григорий напряг слух. Вроде-бы ничего подозрительного. Обошел их убежище по кругу и устав от бессмысленного брожения, сел возле остатков костра, протянув к золе ноги в трофейных сапогах. Клюнул носом раз, второй и задремал. Проснулся от того, что почувствовал какое-то движение. Глаза сразу же открылись, а тело, словно током ударило. Неужели немцы?

Ошибся. Это был сержант Потапов. Небо уже посветлело, но солнце еще не встало. Его боевые товарищи, посапывая, мирно спали.

— Ты чего, Петрович? — стараясь говорить потише, спросил Чижов у взводного, который встал и явно куда-то собирался идти.

— Ухожу я, — так же негромко ответил сержант.

— Мне с лейтенантом не по пути. Для меня война закончилась.

— Во как? — удивился Гриша, такому ответу.

— И куда ты? — хотел он узнать дальнейший план действий своего командира.

— Домой пойду, — не скрывал своих намерений Петрович.

— А где он сейчас этот дом?

— Я найду, — уверенно ответил сержант.

— А если там немцы?

— Какая разница, что немцы, что наши? Это мой дом. Проживу как-нибудь.

И тут Чижов крепко задумался. Потапов не переживает за присягу, но думает о доме. Воевать он больше не собирается. Выходит дезертир? Правильно ли это? Наверное, нет. Надо сражаться за свою Родину. А с другой стороны, с кем сражаться? Красная Армия разбита и отступает. Вон, сколько техники сожженной по дорогам стоит. Где она эта Красная Армия? Потапову хорошо. Он сам с Украины, а как ему быть? Сколько до дома топать? И кто его туда отпустит? Попадет, если не к фрицам, то к НКВД. Но и здесь оставаться нельзя. Тут он чужой. Его рано или поздно найдут. Остаться в отряде Волкова? Этот гад, если сам не шлепнет, то уж точно столько про него наговорит компетентным органам, что те сделают эту работу и без политрука. Позицию бросил, оружия нет, плюс лейтенант обвинил в паникерстве и пособничеству врагам народа. Точно, с Волковым быстрее шлепнут.

— Петрович, а меня с собой возьмешь? — робко спросил Чижов.

— А как же политрук?

— Сам знаешь, что он меня давно к расстрелу приговорил. Если сам меня не пристрелит, то сдаст особистам. С ним мне не по пути. А вместе и линию фронта перейти легче, — предлагал Гришка свою кандидатуру в компанию к Потапову.

— Нет, Гриша. У нас с тобой разные дорожки. Еще неизвестно, где эта линия фронта, а я считай местный.

Такой ответ Григорию не очень понравился. Может, сержант к немцам переметнуться собрался? Они и листовочки с пропусками на них сбрасывали. Выходит, Петрович припас одну такую, и не сдал ее политруку? Теперь с ней можно и к немцам идти. Остальные-то Волков все сжег. Нет, к немцам он не ходок. Это не для него.

— Мой тебе совет, бросай ты Волкова. Влипнете вы с ним в передрягу, — высказал свое мнение взводный и, запахнув шинель, забросил винтовку через плечо, собираясь по-тихому оставить их лагерь. Потапов ушел, а из бойцов никто и усом не повел, продолжая дрыхнуть. Гриня, призадумался. Если он сейчас не уйдет следом за Петровичем, то уже никогда не сможет уйти, и его жизнь будет зависеть от капризов политрука. Чижов тоже решил покинуть своих товарищей. Имущества у него, ни какого и это плохо. Думал винтовочку чужую прихватить, но не получилось. Спящие красноармейцы, так прижали к себе оружие, будто-бы это были не трехлинейки, а их собственные жены. Бородин, как профессиональный мешочник, положил себе под голову вещмешок, и умыкнуть поклажу у образцового воина, не разбудив его, не получилось бы. Пришлось уходить налегке. Григорий нырнул в чащу следом за взводным, но за ним не пошел, а взял правее. Брести по незнакомому лесу, боясь наткнуться на немцев или парней из своего батальона дело нелегкое. Прошли уже сутки со времени последнего приема пищи. Он несколько раз находил лесные ягоды, но утолить ими голод было невозможно, разве что на время притупить. Выйдя на лесную просеку, решил двигаться вдоль нее. Рано или поздно она должна привести к людям. Так и получилось. Лес закончился, и Чижов увидел деревянные постройки какого-то отдельно стоящего хутора. В хозяйственном дворе пел петух, и мычала корова. Чувство голода оказалось сильнее, чем страх быть пойманным. Короткими перебежками от одной копны сена, к следующей, мужчина преодолел мертвое пространство отделяющее хутор от леса. Прошелся возле задней стенки сарая и через калитку оказался во дворе. Постучал в дверь.