Взглянув на бумаги, девушка буквально меняется в лице. Морщины пролегали между бровями, улыбки как не бывало, а взгляд такой пронзительно суровый, что я поеживаюсь.

— Это серьезно. Нужно присутствие ваших представителей.

Приплыли.

— У нас есть только кураторы, — лепечу, ощущая нахлынувшие брызги волнения.

— Как их зовут?

— Я не знаю их фамилии, — слабо улыбается Кира, опускаясь на стоящий рядом стул.

— Я тоже. Знаю только имена. Дерек и Дэниел.

— Дерек, который приходил с вами?

— Да. Что произошло? Нам сказали, что вы объясните.

Но нам вновь ничего не говорят, раздаются только щелчки мыши и кнопок клавиатуры.

Неизвестность пугает. Я с тревогой не перестаю смотреть на Киру. Это я виновата в том, что сейчас она здесь вместе со мной влипла непонятно во что. Что может так обеспокоить всех? Может, отчисление и депортация? Нет, не буду думать об этом. Догадка пугает еще больше.

Мы не знали, что это был наш шанс на спасение…

Один звонок — и уже через несколько минут мой куратор появляется на пороге администрации. Едва увидев меня, он высокомерно ухмыляется, заставляя меня желать вновь провалиться сквозь землю.

— Что ты уже успела натворить? — говорит он, подойдя к нам ближе.

— Не знаю. Нам не говорят.

Еще спустя пару минут к нам присоединяется Дерек, который выглядит не менее серьезно, чем администратор, и тогда мы узнаем страшную правду.

Даже не знаю, смеяться или плакать.

Оказывается, нам вменяется злостное нарушение дисциплины: разговоры, пререкания и даже списывание! Списывание! Еще одно значение слова «copy».

— Что? Я даже слова не сказала! Хотела спросить, о ком идет речь.

— Это грубое нарушение, девушки, — серьезным тоном проговаривает администратор, отрывая взгляд от бумаг. — У нас в школе запрещено списывать…

— Простите, но я не списывала! — абсурдность ситуации выводит из себя, и я, раскрыв тетрадь на первой странице, демонстрирую ее всем. — Вот, смотрите. Пустая! Мы не писали ничего!

— Да, все так, — приходит мне на помощь подруга, показывая нетронутые листы.

— Вы делились информацией в устной форме, — терпеливо начинает пояснять девушка.

— Нет. Я не расслышала имя писателя. Учитель рассказывала биографию, и я не понимала, о ком идет речь. Поэтому хотела уточнить имя!

— А я тоже не разобрала и ничего не поняла, — поддакивает Кира.

— Кто у вас учитель? — задумчиво потирая подбородок, спрашивает Дерек. Едва услышав имя, он переглядывается с Дэном.

— Я все понял. Вышло недопонимание. Этот учитель очень… творческий, — подбирает слова куратор Киры. — Это часть ее задания. Она сначала рассказывает, а потом предлагает отгадать, о ком идет речь. А девушки решили, что не расслышали из-за недостаточного знания языка.

Под заверения Дэна объяснить правила поведения на уроках и после выбора нам нового учителя с «более доступным» английским, мы выходим из администрации под звук разносящегося по коридорам звонка.

Это уже после мы узнали о том, что из-за языкового барьера в американских школах не могут отчислить. Вот только почему-то кто-то (а именно кураторы, а еще точнее мой) не удосужился сообщить об этом, заставив пережить стресс.

Дерек уводит Киру на урок русского, махнув на прощание рукой. Я с тоской провожаю взглядом их удаляющиеся фигуры, которые быстро теряются за спинами других учеников. Хотела бы я, чтобы Дерек был моим куратором, но все, что мне досталось, это ненавидящий меня Дэниел.

Мой куратор не говорит ни слова, пока достает телефон и что-то ищет.

— У меня тригонометрия, — напоминаю ему о своем присутствии, но он едва ли обращает на меня внимание.

— Ага. Идем, — спустя долгую паузу, заблокировав экран смартфона, парень убирает его в карман, делая первый шаг в неизвестность.

— Мне нужно взять другую тетрадь, — говорю ему, тормозя, схватив за предплечье.

Он резко останавливается и, развернувшись, стремительно сокращает расстояние между нами. Я подаюсь назад от удивления, внимательно наблюдая за каждым его движением. Губы парня плотно сжаты, скулы как будто стали резче. Голоса вокруг сливаются в единую стену шума. Его пальцы властно высвобождают тетрадь из моих рук, и я недоуменно поднимаю взгляд на него.

— Ты же сама показала всем пустую тетрадь. Так в чем проблема? В подписи на обложке? — ядовито выплевывает он, пренебрежительно держа тетрадь за кончик корешка. — В нашей школе все пользуются тетрадями в линейку. Даже на уроках математики.

Внимательно слушаю, непроизвольно опустив голову. Я знала это. Читала статьи о школах в Америке. В этой стране просто не продавались другие тетради. Только в линейку. Поэтому мы привезли несколько с собой.

— Так что сегодня можешь пользоваться ей, а после уроков прогуляешься до супермаркета. Хотя, может, она так и останется пустой. Кто знает, сколько раз нас еще сегодня вызовут в администрацию. Зачем вообще приехала сюда? Чтобы доставлять неудобства другим?

Гнев и обида сталкиваются подобно двум разъяренным тиграм, запуская своими химическими реакциями внутренний вулкан эмоций. Пальцы с силой впиваются в ладонь, болью возвращая меня к реальности. Я не могу потерять контроль. Нельзя кричать и тем более нельзя плакать. Не здесь. Не при нем. Сжав зубы, выхватываю тетрадь и, не оборачиваясь, ухожу прочь. Сколько драмы из-за одного придурка. В голове красным огоньком, не переставая, пульсирует лишь одна мысль: «Домой. Не могу больше это терпеть». Но как? Ответов нет.

Стоящую в коридоре Сандру я замечаю далеко не сразу. Увидев меня, она отлипает от стены и идет мне навстречу.

— Ну, как прошел первый урок? — ее жизнерадостный тон после всего негатива последнего часа кажется словно с другой планеты.

— Отлично. Чуть не отчислили, — произношу со слабой улыбкой.

— ЧТО⁈

Тригонометрия проходит на удивление спокойно. Учитель, узнав, что мы студентки по обмену, реагирует максимально дружелюбно: позволяет нам сесть рядом и настоятельно просит задавать вопросы, если мы что-то не поймем. А после дает тест, но обещает не ставить оценки всему классу, желая лишь проверить остаточные знания.

Язык математики оказывается международным, как и английский. Только здесь языкового барьера у нас нет.

Но уже на следующий урок я иду как на казнь — он не совпадает с расписанием никого из нас, как и четвертый. В классе меня ждет сюрприз. Дерек, увидев меня, дружелюбно машет рукой, а после и вовсе, обаятельно улыбнувшись, меняется местами с девушкой справа от моей парты.

Удача покидает меня уже урок спустя. Кажется, судьбе было мало, что геометрия наименее любимый мной предмет. Под ободряющие слова Дерека, который проводил меня до нужного класса, я захожу в кабинет и сталкиваюсь взглядами с Дэном. Никогда не видела такого резкого перехода эмоций. Мгновение — и улыбка превращается в ледяной айсберг. Его недобрая усмешка заставляет меня стиснуть губы в улыбке. Он не стремится пересесть поближе, и это одновременно вызывает горечь и облегчение. Уж лучше бы я была здесь совсем одна.

Геометрия — все та же математика. Учитель раздает нам листы с материалами для урока и без линейки рисует на доске какие-то фигуры. Только тогда я вспоминаю теорему, которую мы проходили когда-то в школе. Я с облегчением принимаюсь за дело, но замираю как вкопанная, едва начинаю записывать условия задачи. Здесь нет метров или сантиметров. И я даже не помню, как называются меры длины здесь, на другом материке. Какая градация? Учебников нет, телефоном пользоваться нельзя. Неужели меня сейчас вновь выгонят с урока? Или определят на уровень ниже? Я не выдержу еще одного похода к секретарю. Да еще и под конвоем Дэна.

Всматриваюсь в выданный лист, пытаясь найти закономерности. Это меры длины, значит должны быть футы и что-то там. Мне казалось, что это дюймы, но вместо этого всюду вижу какие-то инчи. Инч — это больше или меньше фута?