Разумеется, Катька с презрением отказалась, я тоже собиралась откланяться, но Вадим оказался настойчив, время поджимало — и мы подчинились. После занятий, невесть как добыв моё расписание, он снова меня перехватил. И попросил телефончик. Очарованная его речами и харизмой, я беспрекословно его дала. А взамен потребовала, чтобы он за мной больше не приезжал, прекрасно осознавая, что столь откровенные ухаживания обеспеченного мужчины за простой студенткой не найдут положительного отклика в сердцах моих знакомых. А лишь вызовут ненужные слухи. Вадим согласился. Впрочем, от Катьки я ничего скрывать не собиралась и тем же вечером всё ей рассказала, получив в ответ пожелания долгой и счастливой семейной жизни. Искренние. Потому что это был вполне легальный способ укрепить статус Лёни без дополнительных жертв со стороны Кати. Ведь именно он свёл нас вместе...

В общем, Катя была довольна возможностью строить личную жизнь так, как ей заблагорассудится, и палки мне в колёса не ставила. А я... Я была влюблена по уши. После занятий мчалась в общежитие, переодевалась — и неслась на очередное свидание в какой-нибудь отдалённый район или парк, где нас не могли застать врасплох. Иногда мы ужинали в неприметном кафе, иногда перекусывали прямо на лавочке. Пирожками, купленными в ближайшем лотке. А когда похолодало, Вадим снял для нас однокомнатную квартиру на окраине. Но ночевали мы там редко, обычно перед выходными — чтобы не бегать туда-обратно через весь город, рискуя вызвать лишние подозрения. Затем я забеременела — и Вадим тотчас сделал мне предложение руки и сердца. Вопреки мнению родителей, которые были не очень рады перспективе получить в невестки девушку без денег. Бесполезную с их точки зрения. Однако Вадим заставил их принять его выбор. Правда, желания познакомиться со мной они всё равно не изъявили. Но я не расстроилась.

На свадьбе так или иначе встретимся. Куда торопиться?

Да. Мне было слишком хорошо, чтобы искать подвохи. По сути, я глядела на мир через розовые стёкла очков. Меня ничуть не волновало, что мы, несмотря на моё деликатное положение, по-прежнему избегали появляться на людях и ночевали порознь. Я просто была счастлива. Напоказ носила помолвочное кольцо, с гордостью выпячивала пузо — и ловко уходила от расспросов на тему отца будущего ребёнка. Пожалуй, меня даже забавляло это внимание. Я купалась в нём, как в золоте, отчётливо ощущая собственное превосходство над простыми смертными... Кроме Катьки, которая играла на моей стороне.

Вместе мы научились загадочно улыбаться на косые взгляды, с лёгкостью пресекали неумелые попытки однокурсников проследить за моими перемещениями — и получали нереальное удовольствие от процесса.

Свидания украдкой наполняли мою жизнь яркостью, а отсутствие совместных фотографий — вживую, на электронных носителях или выставленных в интернете — ничуть меня не смущало. Я не видела ничего плохого в нежелании Вадима выставлять свою жизнь напоказ. Не слышала никаких тревожных звоночков. Ведь нас связывало нечто большее, чем обыкновенная влюблённость... Мы были почти семьёй! И лишь гораздо позже до меня дошло, что таким образом Вадим готовил себе путь отступления. Потому что на деле хотел расстаться. Искал повод... Как и говорил Дегтярёв. А теперь ситуация повторялась. Только уже с самим Сергеем Михайловичем.

Никто не видел нас вместе, чтобы доложить об этом Марине, которая могла бы предъявить ему претензии. Никто не ходил за мной по пятам, чтобы сообщить Дегтярёву о моей верности и заставить его усомниться в ошибочно поставленном диагнозе. А значит, мне оставалось лишь ждать, делая вид, что между нами ничего не было... И с каждым днём это получалось всё лучше.

Смирившись, я целиком посвятила себя работе. Не думала о ребёнке внутри меня, не ходила к врачу и даже на учёт в женскую консультацию не встала — времени не было. Девочки отнимали всё моё внимание, все силы. И после отбоя, на автомате приготовив Миле еду, я валилась на кровать и моментально засыпала. Чтобы утром начать всё сначала... По кругу. Одно и то же. День за днём. В надежде, что когда-нибудь мои старания принесут плоды и Наина наконец-то заговорит... Но беда пришла раньше.

В то роковое утро меня разбудил не щебет Милы, тихонько играющей в куклы с пришедшей в гости Наиной, а деликатное, но требовательное прикосновение к обнажённому плечу.

— Вставайте, — поймав мой слабоосмысленный взгляд, приказал Дегтярёв.

— Что-то случилось?.. — хриплым со сна голосом уточнила я, испуганно приподнявшись на локте.

Однако посторонних в комнате не наблюдалось.

— Нам пора ехать в суд. Будем оформлять совместную опеку.

— А девочки?.. — совсем растерялась я, обнаружив Милу мирно спящей в своей постели.

Что было абсолютно нормально в такую рань, но меня почему-то напрягло. И не зря.

— В суде им не место.

— Одних я их тут не оставлю! С вашей мамой тоже, — добавила, опередив собеседника.

— Здесь есть прислуга, — всё-таки возразил Сергей Михайлович.

— И вы прекрасно знаете, как она относится к детям, — подхватила я. — Иначе ваши работники давно натравили бы на вас органы опеки.

«А у Наины не было бы проблем с речью», — продолжила про себя.

Но первого замечания оказалось достаточно — и Дегтярёв виновато потупился, признавая мою правоту.

— Хорошо, — объявил он, решительно поднявшись на ноги. — Можете взять их с собой. Собирайтесь и выходите. Машина будет ждать у ворот. И да, — он обернулся от двери, — у вас пятнадцать минут. В противном случае на слушание вы не поедете.

И ушёл. А я ещё секунд десять возмущённо хватала ртом воздух, не в состоянии поверить, что Сергей Михайлович говорил серьёзно.

Растолкать, умыть, одеть и накормить двоих детей — и себя заодно — за четверть часа?! Это было больше похоже на издевательство! Или, скорее, на тонкую манипуляцию. Чтобы заставить меня отказаться от идеи тащить девочек неизвестно куда. Впрочем, Дегтярёв не запрещал мне импровизировать. Например, взять еду с собой. Благо питание Милы и так уже было распределено по контейнерам, а холодильник ломился от изобилия перекусов. Прихватить что-нибудь для Наины — и дело в шляпе! Главное, не тормозить.

С этой мыслью я встала и отправилась тормошить дочку. Затем, вручив ей зубную щётку, повторила то же самое с Наиной — и поскакала на кухню... Сделать всё в отведённый нам срок мы физически не успевали, поэтому расчёсывала я их уже по дороге. Пока они ели. Но мне никто ничего не сказал. Некому было. Сами Дегтярёвы сели в другой автомобиль, с водителем. А нам досталась машина охраны с двумя телохранителями. Один из которых постоянно на нас оглядывался, однако я не придала этому значения, полностью поглощённая девочками и их волосами.

Смотрит и смотрит. Лишь бы не мешал.

В общем, поездка пролетела незаметно. И куда мы ехали, я вспомнила, только увидев у здания суда терпеливо ожидающего нас Вадима. Который не обратил на меня никакого внимания. Кивнул работодателю, придержал дверь для Марины — и проводил нас в небольшой зал. Где я, пропуская девочек вперёд, чуть замешкалась на пороге, невольно очутившись в опасной близости к бывшему, который всё ещё торчал в коридоре, — и услышала его злой шёпот:

«Только попробуй что-нибудь выкинуть! Мигом окажешься в тюрьме. И ребёнка своего больше никогда не увидишь. А то и вовсе не родишь».

Эти угрозы напугали меня до полусмерти. Я чувствовала — Вадим не блефует. У него действительно есть какой-то план... И в сердце поселился настоящий ужас.

Сглотнув, я безропотно позволила задержавшемуся Дегтярёву разлучить меня с девочками, проследила, как он передал их в руки телохранителей, усадив в дальнем углу зала на последнем ряду, и на негнущихся ногах поплелась к своему месту, пытаясь понять, что задумал бывший...

— Ты нашёл защитника для Светланы, как я просил? — разобравшись с детьми, поинтересовался Сергей Михайлович.

К Марине, занявшей левый стол, он присоединяться не торопился, остановившись напротив стойки с микрофоном для свидетелей. В проходе, прямо возле жёлтой линии на полу, отгораживающей «зрительскую» часть помещения от остального зала. То есть довольно далеко от меня. Но слышимость там была великолепная, и я не пропустила ни слова.