Продолжая, впрочем, набирать что-то на клавиатуре своего ноутбука.

— Забрать Милу из детского сада. Возникли кое-какие обстоятельства.

— То есть сегодня вы уже не вернётесь? — Дегтярёв наконец-то поднял на меня глаза.

— Скорее всего.

— А завтра?

— Не знаю.

— А как же Наина? — вновь активизировалась Марина. — Кто будет с ней сидеть?

— Мне очень жаль. Но это непредвиденные проблемы...

— Это ваши проблемы! — с нажимом возмутилась Марина. — И решать их вы обязаны в ваше свободное время! А не перекладывать свою ответственность на нас!

— Езжайте. Мы справимся, — в противовес жене разрешил Сергей Михайлович. — Наина уже достаточно взрослая и самостоятельная, чтобы на пару дней оставить её без постоянного присмотра, — добавил, видимо, вспомнив, как вела себя его мама.

Вот только Марина мнение супруга не разделяла:

— Нет! У меня тоже есть дела. И мне физически некогда заниматься Наиной...

— Значит, за ней послежу я! — недобрым взглядом заставив жену замолчать, парировал Дегтярёв. После чего как ни в чём не бывало повернулся ко мне: — Можете взять машину. И сообщите Александру, когда ситуация прояснится. Чтобы он знал, надо ли за вами заезжать.

— Спасибо! — облегчённо выдохнула я, не веря своему счастью. — Огромное вам спасибо!

— Не за что, — Сергей Михайлович небрежно отмахнулся от моих благодарностей. — Надеюсь, всё образуется. В любом случае — идите и ни о чём не беспокойтесь.

И меня как ветром сдуло.

А то передумает ещё.

Не желая тревожить маму понапрасну, а ещё больше — опасаясь услышать заветное: «А надо было слушать меня, а не устраивать всякие махинации с работой!», из детского садика я сразу повезла Милу сдавать анализ, а уже оттуда, с результатами на руках, мы направились к врачу, который меня успокоил и чуточку скорректировал диету, чтобы нивелировать эффект токсинов и ускорить их выведение. И лишь после этого, усевшись в машину и дождавшись, пока она тронется в путь, приступила к допросу испуганно притихшей дочери. Вернее, привлекла её к себе, кое-как перегнувшись через детское автокресло, и поцеловала в макушку.

— Скажи, ты ведь ничего не брала из нашего холодильника, правда?.. — поинтересовалась, покосившись в зеркало заднего вида.

На водителя, который осуждающе покачал головой, явно не одобряя столь вопиющее пренебрежение техникой безопасности. Однако вслух делать мне замечание не стал. Догадывался, что сейчас у меня в приоритете не личное благополучие, а здоровье дочери. Притом психическое, требующее срочного восстановления после недавней нервотрёпки... К тому же мы обе честно пристегнулись — а настаивать на большем он был не вправе.

— Нет, мама, ты что? Мне же нельзя! Я знаю.

И на сердце ощутимо потяжелело.

Она мне всецело доверяла — а я её обманула! Не специально, а по невнимательности — от усталости. Замоталась — и случайно положила в контейнер дочери что-то из еды «для взрослых»... Но меня это не оправдывало.

Похоже, пришла пора показать, что идеальных людей не бывает. И мама тоже не безгрешна... Однако сказать этого напрямую я не смогла. Мужества не хватило. И потому зашла с другой стороны.

— Зачем же ты тогда всё съела, если знала, что тебе это нельзя? — вздохнула, чуть отстранившись.

С печалью, а не осуждением. Чтобы дочка почувствовала и свою долю ответственности за произошедшее... Впрочем, совсем без поддержки я её не оставила, продолжая наглаживать роскошные каштановые кудри.

— Я не знала, — тем временем упрямо возразила Мила.

И меня словно пыльным мешком по голове огрели.

— Погоди, — замерев, я быстро прокрутила в мозгу всю имеющуюся информацию и пришла к единственно верному выводу: — Ты что, раньше этого продукта у нас не видела?

— Нет.

Но меня такой ответ не устроил.

— А как оно выглядело?

Мало ли. Вдруг Мила ошиблась. Ребёнок всё-таки.

— Палочки такие, — прикрыв глаза, мечтательно произнесла дочка. — Жёлтые. Мягкие. Солёные.

Нда. Ничего подобного мы с мамой для себя не держали. По описанию я и предположить не могла, что это... А значит, моей вины здесь не было! Вот только легче почему-то не стало. Скорее, наоборот...

— Не переживай, мам, — по-своему интерпретировав моё молчание, Мила положила ладошку мне на предплечье. — Обещаю, что никогда больше не буду их есть. Честное слово! Я ведь сразу поняла, что с ними что-то не то. Когда попробовала. Они были слишком вкусными! А ты говорила, что моя еда невкусная.

— Я говорила, что твоя еда вряд ли понравится другим детям... — поправила дочь. Однако наткнулась на её тяжёлый, осуждающий взгляд, осеклась и печально закончила: — Но в целом ты права. Смысл тот же... Собственно, потому мы с бабушкой и стараемся не давать тебе ничего лишнего. Куснув один раз, остановиться потом очень трудно. Практически невозможно. Нужно иметь огромную силу воли... Поэтому давай договоримся. На будущее. Не надо пробовать незнакомые продукты, не убедившись, что они безопасны...

— А я спрашивала! — прервав меня на полуслове, неожиданно заявила Мила. — У Ольги Николаевны. Показала одну штучку и спросила, точно ли мне это можно. Она ответила, что точно.

И я на мгновение стиснула зубы, борясь с желанием убить некомпетентную воспитательницу.

Кто позволил ей дарить уверенность больному ребёнку, не являясь специалистом в данной области?! Зачем она это сделала? Боялась потерять авторитет в глазах других детей? А самое главное — почему не насторожилась? Не сообщила мне о случившемся? Я же просила держать меня в курсе всего происходящего! Всего! А не отдельных инцидентов!

— На самом деле Ольга Николаевна не имела права брать на себя решение столь важных вопросов, — откликнулась, с трудом взяв гнев под контроль. — Она в этом не разбирается.

— А если ты её научишь? — с надеждой уточнила Мила.

— Это ничего не изменит. Тебе всё равно следует полагаться исключительно на себя, а не прислушиваться к чужому мнению. Всю жизнь. И начинать надо сразу. Потому что лучше тебя никто не будет знать, что и в каких количествах тебе можно, а чего категорически нельзя.

— Хорошо, — покладисто кивнула Мила, невольно напомнив мне Сергея Михайловича. — В следующий раз я не буду ни к кому обращаться. И если меня что-то смутит, сама решу это отложить и не есть... Но ты всё равно объясни Ольге Николаевне про правильное питание. Вдруг ей ещё встретятся такие, как я, — помедлив, добавила она.

Удивительно рассудительно для своего возраста. Хотя и не без наивной детской непосредственности, в которой лишь слепой не сумел бы углядеть отчаянное желание любой ценой вернуться к своим едва обретённым друзьям...

— Обязательно, — заверила дочку.

А сама подумала, что её страх лишиться нового развлечения был вполне оправдан — и на душе стало совсем тошно.

Даже своим неокрепшим умом Мила прекрасно понимала, что я уже никогда не отдам её в этот садик... Ни за что на свете! Да и в другой, наверное, тоже... Но продолжала надеяться на чудо. Что удручало меня ещё сильнее — ведь отступать от своих планов я не собиралась... И, поразмыслив, решила не опускаться до совсем уж откровенного обмана и, прежде чем идти к директору расторгать договор, всё же заглянула в группу. Пообщаться с воспитательницей, разобраться в ситуации и, кто знает, быть может, дать детскому садику второй шанс... Уж больно мне не хотелось бросать Наину на произвол судьбы. Однако будущее Милы всё равно оставалось для меня в приоритете!

Всё-таки за пять лет я к ней прочно прикипела. Любила её больше жизни. Всем сердцем! А о существовании Наины узнала всего пару месяцев назад. И по сути, воспринимала её совершенно посторонней девочкой. Потому что никаких гарантий, что она является моей дочерью, у меня по-прежнему не было. Сплошные домыслы и предположения. Зато была уверенность, что Сергей Михайлович не бросит дочь и непременно найдёт способ вылечить Наину без моего участия.

В конце концов, какая разница, кто чьего ребёнка воспитывает? Гораздо важнее, чтобы эти дети были здоровы. Тогда и остальное приложится.