И есть за что.

— Паршиво выглядишь, — отметил некогда шестой принц Далеон Ванитас, проклятый, как и все Ванитасы, всегда говорить правду. — Твоими фиолетовыми мешками можно детей пугать. Ходячее умертвие.

— Твоими стараниями! — огрызнулась она и отвернулась, пряча за волосами следы бессонницы.

— Э-нет, — он невесомо коснулся её подбородка и повернул к себе. — Старания только твои. Никто не просил тебя меня короновать.

Люц мотнула головой, сбрасывая его руку, уставилась в сторону и упрямо поджала пухлые губы.

Они топтались в бальном зале. Роскошном, сверкающем огнями, мрамором и позолотой. Но перед взором упрямо всплывала друга картина…

Полумрак.

Дрожание редких свечей в настенных канделябрах.

Пристальный, жадный взгляд из темноты.

Резкая боль в шее.

Хруст костей, от которого закладывает уши.

Люция зажмурилась и глубоко задышала, силясь унять безумный грохот сердца.

Это сон. Это всего лишь сон. Вещий, как обычно, но бояться его не стоит. Лишь взять на вооружение.

И она обязательно сделает это. Позже.

— Ещё не поздно всё исправить, — шёпотом искушал Далеон. Пальцы Люц задёргало в преддверии приступа. — Рафаэль сидит в покоях на цепи и ждёт только твоего вердикта. Мы можем короновать его в любой момент. Только скажи… — жаркое дыхание опалило обнажённую шею и вызвало волну мурашек, — и я отрекусь от престола.

— Нет! — отрезала Люция и колко стрельнула в юношу глазами. — Он не подходит. И ты сам прекрасно знаешь почему.

— Ну-да, — невесело усмехнулся король. — Он же не давал опрометчивых клятв и в любой удобный момент может тебя прикончить.

Люц зарычала.

— Дело не в этом!

— Не только в этом, — невозмутимо поправил венценосный гад.

Как же Люции хотелось его поколотить!

— Вот чего тебе стоило меня отпустить? — вдруг спросил он с усталым вздохом, в глазах заплескалась печаль. — Ты же обещала.

В груди Люц неприятно кольнуло.

— Мои обещания ничего не стоят. Я же предупреждала.

Далеон крепче стиснул её плечи. Сдержать гримасу стоило фарси больших сил.

— Я надеялся на твою честность.

— Это глупо, — фыркнула она и натянула угол рта. — Все знают, что клятвам людей нельзя верить.

— Но ты не человек, — припечатал он.

Люция нахмурила тёмные брови.

— Неважно. — Во рту пересохло, каждое слово резало по горлу стеклом: — Я не вложила магию в клятву. Ты сам виноват, что повёлся. Я предупреждала, и так было надо, и…

— Утешай себя этим и дальше, — едко оборвал Далеон. — Только скажи, десница, тебе спокойно спится по ночам с грязной-то совестью? Ах, точно! Ты вообще не спишь.

— Козззззёл, — прошипела она, трясясь от злости.

— Ослица, — в тон парировал он.

— Идиот.

— Дура.

— Я никогда не отпущу тебя! — тихо пригрозила Люция, глядя в его змеиные зрачки. Под когтями затрещала тонкая ткань рубашки.

— Тогда мы падём вместе! — жёстко усмехнулся Далеон и грубо дернул её на себя. Люц охнула от боли в руке и толкнула его в грудь. Ловкие пальцы юноши сжались, фарси отпрянула, нитки треснули, и в ладонях короля остались льняные рукава.

Как назло, в этот момент музыка оборвалась, и все обернулись к ним.

Тяжело дыша, Люция в бессильной злости сжимала кулаки. Она подавила безвольный порыв прикрыть уродливые воспалённые шрамы от укуса деймона-химеры, но к великому сожалению не могла скрыть дрожь в левой руке.

Начался приступ. Пальцы не слушались, и Люция сгибала их через невыносимую боль, на чистом упрямстве.

Но её бравада никого не обманула.

Все узрели её слабость.

Террины зашушукались, Далеон таращился на Люц, как на призрака. Лицо бледное, видок пришибленный, пальцы комкают рукава. Вся спесь слетела куда-то, как и праведная жажда крови.

— Я не хотел, — тяжело сглотнул он. Капризные губы дрогнули. — Я не знал, Люц. Ты же уверяла, что всё зажило… Я просто…

Люция громко фыркнула, и Далеон запнулся. В гробовой тишине она гордо задрала нос и смерила его презрительным взглядом.

— Боюсь, я больше не соответствую вашим «тонким эстетическим вкусам», Ваше Величество, — выразительно глянула на оборванную рубашку, свои голые руки, одну из которых уродовали рубцы, и снова на короля. — Позвольте удалиться и не портить вам праздник.

Не дожидаясь ответа, она резко развернулась на каблуках, взметнув копну чёрных кудрей и, чеканя шаг, направилась к выходу. Гости перед ней молча расступались, но не забывали с благоговейным отвращением трогать взглядами шрамы.

Они запомнят это.

Воспользуются слабостью.

Если не осознанно, то инстинктивно.

Это у терринов в крови — бить в больное место.

— Люция! — крикнул ей в спину Далеон с непонятной эмоцией.

Фарси не обернулась.

Тяжелая дверь за ней захлопнулась.

Люция наказала его.

Далеон слышал из-за двери своей спальни, как десница приказала страже сегодня не пускать на его этаж фавориток и удалилась к себе.

Он не возмущался, ведь вправду облажался по крупному. Только не понимал, почему она не отнимет у него насовсем эти крохи свободы.

Люц могла бы запереть его в покоях, как Рафа, посадить на цепь и приходить только по делу — за подписями и печатями. Но она зачем-то посадила его на трон, дала право голоса, представила аристократии Севера, как правителя, печётся о репутации и пытается слепить из него нечто «достойное».

Он марионетка. Но она даёт ему волю в мелочах.

Зачем?

Все и так знают, кто фактически правит Ригелем.

Он не понимал её.

Так было раньше, а сейчас всё запуталось ещё больше.

Далеон хотел бы знать, что твориться в её симпатичной голове, да только Люция не желала впускать его в душу. О многом приходилось догадываться самому, и, к сожалению, выводы напрашивались самые безрадостные.

Но всё равно, король не оставлял попыток найти тиранше оправдание.

Он горько рассмеялся и глянул на прозрачный витраж.

Замок накрыла мглистая ночь, за окном распалялась буря. Снег крупными хлопьями кружил по двору, бил в стёкла, залеплял раму. Ветер завывал в трубе камина, как беспокойный зверь.

Далеон накинул тёмный плащ, подбитый мехом, открыл в спальне тайный проход в стене у кровати, щелчком да коротким заклятьем вызвал магический светлячок и ступил во тьму. Прочь из крыла Императрицы.

Вихри рвали его плащ, дергали капюшон, трепали волосы. Снег хрустел под сапогами, лип к густым разницам, забивался в ноздри и страшно мешал, но не мог остановить короля, задавшегося целью.

Юноша пробирался через пургу почти вслепую и лишь спустя, как показалось, вечность заметил впереди, в пристройке замка, свет. Рыжий, ровный, он лился из-за приоткрытой двери, блестящей полоской ложился на промёрзшую каменную дорожку и обещал обогреть и успокоить в своих объятьях.

Король ускорил шаг. Чем ближе он становился, тем отчетливее под воем ветра улавливал гулкие удары молота о наковальню, шипение стали и рёв огня в горниле печи.

Работа в кузне кипела по ночам.

Вернее — вдохновение у Бернара Шоу просыпалась только в позднее время.

В необъяснимом волнении, Далеон переступил порог. В лицо пахнуло жаром, налипшие снежинки почти мгновенно превратились в воду и закапали с одежды на каменный пол, образуя под подошвами лужу.

Далеон встряхнулся, как мокрый кот, и расстегнул глухой ворот тяжёлой мантии. Всё же в кузне ужасно душно.

— Какой шедевр создаешь в этот раз? — громко спросил он кузнеца.

Крепкая обнажённая спина застыла, стук молота смолк. Бернар обернулся и ощерился в белозубой улыбке.

— Ваше Величество! — громыхнул зычным басом. — Давно не виделись. Темной вам ночи и… — взгляд упал на старые настенные часы. — С праздником!

— Удивлён, что помнишь, — вскинул брови Далеон и чинно кивнул. — Благодарю.

И прошёл в кузницу, с интересом осматриваясь по сторонам. Здесь ничего не поменялось с его последнего визита.