Ясно одно — она больше не вырывалась.

Он поймал губами бусину соска, прикусил, и у Люц вырвался беззвучный стон. Она обессилено упала на Далеона, зарылась пальцами в его тёмные мягкие локоны и прикусила губы, чтоб не издать ни звука. А король… словно сошёл с ума.

Он терзал её груди голодными поцелуями, мял, гладил; то сильно, почти жестоко впивался пальцами в нежную плоть и сжимал зубы, то невыносимо нежно тёрся носом и устами о кожу да дул на ранки.

Люцию бросало то в жар, то в холод, она горела и билась в ознобе, а самое главное — не хотела, чтобы Далеон разжимал свои алчные объятья и прекращал звериные ласки.

Быть может, это она в бреду?

Мечется сейчас на постели с температурой, а безумства с королём ей только грезятся? Ужель она тайно мечтала об этом? Или это вещий кошмар?

Сквозь туман в голове она различила гул приближающихся голосов:

— Ваше Величество! — кричали стражники. — Где вы?!

— Ваше Сиятельство!

— Она-то куда запропастилась? — проворчал кто-то.

— Если и десница пропадёт — Виктор нас убьёт.

И зов повторился.

Люция мгновенно стряхнула дурную негу и дернулась из рук Далеона. Он слишком расслабился и не ожидал такой подлости: выпустил жертву и растерянно моргнул.

— Куда?! — сел на месте и протянул лапы. Десница отбила их и принялась судорожно поправлять одежду и волосы, король обиженно поджал припухшие губы.

— Не ори! — шикнула она и с задорной улыбкой подмигнула: — И не дуйся.

— Я не дуюсь, — он скрестил руки на груди и именно это и сделал. Проворчал: — Возьми ответственность за то, что сделала со мной.

У Люции вытянулось лицо.

— Ты про превращение? — с подозрением спросила.

Юноша высокомерно хмыкнул и отвернулся. Ну, просто вылитый обиженный малыш!

— Ладно-ладно! — усмехнулась фарси и встала, протянула господину раскрытую ладонь. — Пойдём в покои. Не здесь же г-м… брать ответственность?

Далеон приободрился, схватился за руку, встал, но почти сразу пошатнулся и едва не рухнул обратно наземь. Десница примерно этого и ожидала, каким-то чудом удержала его и помогла опереться на своё плечо.

— Ну что, пьяный танцор, готов считать шаги?

— Я сказала шаги считать, а не ступеньки носом, — тихо ворчала Люция в очередной поднимая Далеона с пола: он споткнулся о порожек собственной спальни, а до этого десяток раз запнулся на парадной лестнице и в холле и пропахал своим аристократичным профилем мраморные плиты. Плиты уцелели, нос — тоже.

Спина Далеона затряслась в беззвучном смехе. Люц тяжело вздохнула, подхватила короля под подмышки и под тихие матерки чуть ли не волоком дотащила его до громадной кровати с тёмно-синим балдахином.

— Когда изображал трезвенника-язвенника, ты нравился мне больше, — процедила она и с облегчением бросила повелителя на перину.

— Пьют не от хорошей жизни, — невнятно пробурчал он в простыню, вдохнул, с усилием подтянулся на руках и рухнул лицом подушки. Всё, приплыл и, видимо, больше не шелохнётся. Ни ботинки не снял, ни грязную одежду, м-да. — Только в пьяном угаре я могу забыть о своём горе, о родных, о тебе… Всё из-за тебя.

— Ну, конечно! — скептически хмыкнула Люция и скрестила руки на груди. — Я же вечно виновата во всех твоих проблемах! Не думаешь, что пора перестать переводить стрелки на меня и понять, что причина твоих неприятностей — в тебе самом?

Смачный всхрап стал ей ответом и… тихое милое сопение.

— Уснул? — опешила десница. Чертыхнулась. Ещё раз с негодованием оглядела грязную одежду на широкоплечей фигуре с узкими бедрами и длинными ногами, уставилась на сапоги, к подошвам которых прилипла осклизлая почва и снег, снова ругнулась и принялась его раздевать.

Бедные слуги! Ей ли не знать, как сложно отстирать белые простыни, особенно зимой, в холодной воде, а сушить... Ужас! А если на них попадёт земля или трава с одёжек сюзерена?..

Нет, так дело решительно оставлять нельзя! Как хороший руководитель, Люция просто обязана спасти бедных прачек от лишней и неблагодарной работы.

Именно поэтому она стянула с короля обувь, вскарабкалась сверху и принялась за рубашку. Дело только в этом! А не в том, что ей хотелось посмотреть на его трогательно-обнажённую серую спину с пушком на загривке и потрогать раскалённые мускулы, ощущая всю скрытую под ними нечеловеческую мощь.

Во рту пересохло. Люция тяжело сглотнула и потянула рубашку ниже, но крупные руки застряли в узких манжетах.

— Тырховы запонки! — шикнула под нос она и принялась судорожно расстёгивать их дрожащими пальцами.

Она не понимала, от чего так волнуется. Это же Далеон! Её личная головная боль. В каком только виде она его не заставала! И без рубашки бывало, видала, летом, у ручья, после активных тренировок. И голый зад его лицезрела, всё там же. Что уж говорить о его вечно расстёгнутых до пупа блузах?

Шестой принц Далеон Ванитас никогда не стеснялся своего тела, как и его друзья и подружки, они демонстрировали себя во всей красе. Терринам не знаком стыд. Тем более — за обнажёнку. Как говорится, что естественно — то не безобразно.

Люц не впервой видеть голый торс Далеона, но почему-то именно сейчас у неё в бешеном пульсе заходилось сердце, дико пылали щёки, а глаза жадно скользили по крепкой мужской спине. Может всё дело в близости? Она всегда наблюдала со стороны и уж точно никогда не прикасалась к обнажённой и горячей, будто в лихорадке, коже.

Не чуяла дразнящий запах.

Не видела… шрамы?

Его гранитная спина была исполосована тонкими белыми полосками, словно Далеон был диковинным тигром или зеброй, но Люция-то точно знала, что он не родился таким.

Таким его сделала Кейран.

Родной брат.

«Мразь! Чудовище! Садист!» — внутренне прорычала Люция, скомкала в кулаках снятую рубашку и порывисто поцеловала одну из самых ярких «полос» между лопатками, точно пыталась стереть или облегчить незримую боль.

Внезапно юноша шумно глубоко вдохнул.

— Кажется, кто-то проснулся? — усмехнулась она, не отрывала губ от солоноватой кожи. Не удержалась и лизнула, вызывав табун мурашек и новый вздох. — Или ты претворялся спящим? Ай-яй-яй, какой плохой котик.

— Люц, — хрипло, с мольбой произнёс он. — Не издевайся, не играй со мной…

Зашевелился и попытался обернуться, вызвав в девушке волну протеста. Люция собрала в горсть волосы на его затылке и грубо ткнула короля

мордой

лицом в подушку.

— Не рыпайся, — насмешливо приказала она, удобнее устраиваясь на крепких мужских бедрах. — Плохих котиков наказывают.

Хвост короля сбросил иллюзию невидимости и забил по перине, как безумный, выдавая страх и предвкушение хозяина. Ухмылка скользнула по губам Люции, и тонкие руки отправились в путешествие по закалённой спине.

Сначала, огладив угловатые плечи, она жадно зарылась пальцами шелковистые чёрные пряди, подалась вперёд, коснувшись вздрогнувшего Далеона грудью, и ткнулась носом в загривок, вдыхая неповторимый запах короля. Такой странный, необычный…

От него пахло нагретым на солнце мехом с едва уловимыми нотками дикой мяты.

Люц скользнула в сторону и прихватила губами мочку со злополучной сережкой из близара. Металл обжёг язык холодом, а мочка показалась очень нежной, ранимой, чувствительной. Юноша судорожно сглотнул и мелко задрожал всем телом, сжав в кулаках простынь, а Люция спустилась жаркими поцелуями ниже, по шее к острым позвонкам, чувствуя как от восторга от упоительной власти нам ним, закипает кровь и мутится разум.

— Зачем ты делаешь это? — сипло спросил Далеон, не смея повернуть головы.

— Хочу… — она задумалась. Не знала. Решила подразнить: — Хочу наказать тебя. И могу.

Она слегка отстранилась, и спина короля покрылась мурашками от прохлады. Он глухо застонал то ли от разочарования, то ли от бессильной злости, привстал на локтях и снова собрался повернуться, но Люция удержала его за затылок.