Наши лица были близко, всего в миллиметрах друг от друга, когда я протолкнулся внутрь. Когда мы соединились, ее рваный выдох пронесся по моей коже, и я вдохнул ее. Я не двигался, просто позволил ей приспособиться к начальному растяжению, пока я старался не кончить. Это было так невероятно хорошо.
— Тебе не нужно быть со мной осторожным, — сказала она. — Я могу это выдержать.
Я погладил ее щеку большим пальцем, проведя по тонким линиям ее лица.
— Я не хочу, чтобы ты принимала его. Я хочу, чтобы тебе так нравилось чувствовать мой член внутри тебя, чтобы ты плакала каждый раз, когда я его вытаскиваю.
— Мне это нравится. Но сейчас мне было бы гораздо лучше, если бы ты меня трахнул.
Это грязное слово на губах моей хорошей девочки. Похоть пронзила мой пах, и мои бедра рванули вперед в быстрой последовательности, мое тело дало ей то, что она требовала. Искры танцевали по задней части моих бедер, удовольствие мчалось к моим пальцам ног. Эмма откинула голову назад, и я погрузил зубы в кожу ее горла, как животное, нуждающееся в своем партнере. Я сосал ее кожу, пока вбивался в нее, трахая ее с самозабвением.
Вскоре она перевалилась через край, дрожа и трясясь, стенки ее киски сжались вокруг моего члена, и я не мог этого вынести. Я отпустил ее, жестко толкась в нее бедрами, и желание кончить вырвалось из моих яиц, скручиваясь и сжимаясь в моем животе. Я глубоко вошел и позволил оргазму охватить меня.
Тысячи цветов взорвались за моими веками, и я мог чувствовать, как сперма вырывается из меня и попадает в ее тело. Я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Кайф был лучше всего, что я мог себе представить, и это было так, словно я каждый раз отдавал ей частичку себя. Но она давала мне что-то взамен, что-то, чего мне не хватало тридцать два долгих года.
— Моя, — прорычал я, когда последние судороги пробежали по моему телу, мои пальцы переплелись с ее пальцами.
— Твоя, — ответила она с тихим вздохом.
Это было неправильно, как сильно мне это понравилось.
— Хорошо. Теперь поцелуй меня снова.
— Что это значит на вашем диалекте? — спросила она, проводя ногтями по моей коже головы.
— Красивая.
Она замурлыкала и снова поцеловала меня, ее рот открылся и позволил моему языку найти ее. На этот раз в нашем поцелуе не было никакой срочности. Это было ленивое сплетение языков, и я позволил себе дрейфовать, медленно двигая бедрами. Мне это нравилось. Я не хотел выходить. Я хотел бы остаться здесь, глубоко в ее голой киске, навсегда.
Я люблю ее.
Я не верил, что это возможно, не верил, что я способен на эмоции к кому-то, кроме Вивианы, но это было правдой. Где-то в последние несколько дней я понял, что влюблен в свою жену.
Она погладила меня по плечам.
— Мне нравится, когда ты будишь меня среди ночи ради секса.
Я вышел и плюхнулся на спину рядом с ней.
— Я запомню это, жена.
— Ты нашел свою сестру?
Стеснение в груди снова нахлынуло, хорошее настроение мгновенно улетучилось.
— Нет.
— У тебя есть какие-нибудь зацепки? Она ведь не могла уйти далеко, верно?
— Камеры были отключены, и никто не утверждает, что видел что-либо. Она исчезла.
Хотя мои глаза были закрыты, я чувствовал, как она смотрит на меня в темноте. — Мне так жаль, — сказала она. — Я чувствую себя ужасно.
— Я не могу прекратить поиски, пока не найду ее, даже если это означает, что мне придется приостановить поиски Вирги».
— О. Я об этом не подумала. — Она опустилась рядом со мной и положила голову мне на плечо. — Почему ты мне о ней не рассказал?»
Было ли это обвинение в ее тоне? Она намекала, что я как-то виноват? — Мир считает, что она мертва. Это слишком опасно, если люди узнают».
— Но я не человек. Я твоя жена.
— Временная жена, — выпалил я, не успев остановиться. Но я не собирался брать свои слова обратно. Я был слишком взволнован и устал для разумного разговора. Она была той, кто начал это, будучи такой милой и неотразимой. Заставив меня любить ее до тех пор, пока я не смог дышать.
И она тебя бросит.
Эмма не хотела такой жизни. Она говорила это много раз и планировала отобрать у меня ребенка. Что я делал, позволяя себе любить женщину, которая так со мной поступит?
Проклятье.
Она села, и я открыл глаза. Моя кожа похолодела от ее расстояния, но я все еще не тянулся к ней. Я уставился в потолок.
— Понятно, — спокойно сказала она. — Значит, я достаточно хороша, чтобы трахаться и выносить твоего ребенка, но это все.
— Чего ты хочешь от меня? Я позволяю тебе жить здесь. Я предлагаю тебе защиту и пытаюсь найти выход из этого брака.
— Ты позволяешь мне здесь жить? — Она села, ее выражение лица было полно недоверия. — Ты сейчас это серьезно?
— Ты думаешь, я лгу?
— Нет, я думаю, ты жесток, но я понятия не имею, почему. Я уже извинилась за то, что рассказала твоей сестре о нас. Но если бы ты доверил мне эту информацию изначально, я бы сегодня не была застигнута врасплох.
— Так это моя вина, что у тебя длинный язык?
— Я бы так не сказала, но да.
Я не мог в это поверить. Она все еще пыталась обратить это на меня. Двигаясь вбок, я перекинул ноги через край матраса и встал.
— Это ты облажалась, Эмма. Но я ни разу не обвинил тебя и не накричал на тебя, не так ли? Вместо этого я просто довел тебя до оргазма.
— Значит, я должна быть благодарна? Так и есть? Секс не решает проблему, Джакомо. На самом деле, он делает ее еще хуже. Ты не доверяешь мне настолько, чтобы я стала частью твоей жизни, хотя мы женаты и делим постель.
Мой затылок стал горячим. — Ничего из этого не удивительно. Ты знала, что у Вирги есть рычаги давления на меня. Тогда ты не имела никаких проблем с тем, чтобы позволить мне трахнуть тебя, и все еще умоляла меня засунуть в тебя ребенка. Так что же изменилось?
— Изменилось то, что я не думала, что человек, которого ты защищаешь, позвонит мне и чуть не начнет плакать по телефону.
Виви чуть не заплакала? Эмма раньше об этом не упоминала, и теперь я волновался еще больше. Знал ли этот парень Федерико историю Вивианы? Знал ли он, что делать, если у нее случится паническая атака?
— Блядь! Почему ты мне этого не сказала?
— Ты слышишь себя? Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе все, но ты ничего мне не рассказываешь. Как это может быть справедливо? Доверие должно быть обоюдным.
В моей груди бушевал ад, буря разочарования и страха. Я не мог ясно мыслить. — Справедливо?
— Эта жизнь несправедлива, малышка. Я — босс, а ты подчиняешься мне. И почему я должен тебе доверять? Ты тоже не хотела этого брака. Ты пытаешься оставить меня при первой же возможности. Ты сама это сказала — все, что тебя волнует, — это вернуться в Торонто.
— Мой отец умирает! — Она уставилась на меня так, словно никогда меня раньше не видела. — Мне нужно быть с ним. Сейчас, пока не стало слишком поздно.
— Почему? Ты не можешь его спасти. Скоро он едва будет знать, что ты там.
Ее нижняя губа задрожала, но она подняла подбородок. — Это правда, но мне все равно нужно увидеть его, прежде чем он умрет. Он самый важный человек в моей жизни.
Слова разозлили меня еще больше. Моя сперма все еще капала из ее влагалища, и все, о чем она могла говорить, был ее драгоценный отец. Я упер руки в бедра и зарычал на нее. — Моя сестра — самый важный человек в моей жизни, и благодаря тебе она в опасности.
— Ей двадцать шесть! Может быть, она хочет жить своей жизнью, где ее не запирают. Люди могут оправиться от детской травмы и жить здоровой, полноценной жизнью.
Мое сердце на долю секунды замерло. Как она смеет говорить мне такие вещи? Наглость этой женщины предполагать, что она знает что-то о моей семье.
Мои мышцы набухли, а мозг окутал красный туман.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Детская травма? Отец годами терроризировал ее, кричал на нее и говорил, что она никчемная. Запирал в ее комнате. В шесть лет он заставил ее смотреть, как он пытает и убивает человека. Она просыпалась с криками каждую ночь, впав в ступор от страха. Так что больше никогда не говори со мной так, будто ты эксперт».