Понизив голос, я придвинулся достаточно близко, чтобы увидеть россыпь веснушек на ее носу и щеках.

— Ты принадлежишь мне, Эмма Бускетта. Твой рот, твои сиськи, твоя киска — все это. Мое, чтобы лизать, трахать и доводить тебя пальцами. Так что тебе лучше повиноваться мне.

— Я не собака.

Я ухмыльнулся ей, не пытаясь скрыть своего веселья. — bambina (малышка). Ты скулила для меня прошлой ночью.

— Стоп. — Она отвернулась и поерзала на сиденье. — Я не хочу об этом говорить.

Такая невинная. Такая очаровательная. Но она дала мне отпор, а это значит, что она может быть сильнее, чем я думал.

Хорошо. Ей понадобятся силы, чтобы выдержать следующие три месяца.

Я снова завел машину и включил передачу. Когда мы влились в поток машин, я сказал:

— Мы можем помочь друг другу, или я могу стать твоим злейшим врагом, Эмма. Тебе решать.

— О, теперь ты готов доверить мне свои секреты?

— Нет, конечно нет.

— Так зачем мне рассказывать тебе свои?

Стиснув зубы, я резко повернул за угол.

— Тебе не позволено иметь от меня секреты. — Не знаю, почему я так себя чувствовал, но чувствовал.

— Именно то, что я ожидала услышать от нарциссического социопата.

Я боролся с улыбкой. Как эта девушка могла быть всего двадцатилетней? Она была умной и дерзкой, красноречивой и смелой. Мне хотелось одновременно спросить у нее совета и перегнуть ее через колено.

— Кому ты хочешь позвонить по одноразовому телефону? Раваццани? Твоей близняшке?

— Я тебе не скажу, так что перестань спрашивать.

— Значит, ты мечтаешь родить от меня ребенка, верно? Потому что если ты мне не веришь, то все именно так и закончится.

— Никто не собирается беременеть. Мы найдем решение раньше, чем дойдет до этого.

Единственным выходом было положить конец несчастной жизни Вирги.

Но это было нелегко, а значит, мне нужно было держать ее рядом. Я не мог позволить ей сбежать или позвать на помощь. Это бы все испортило.

Очевидно, я был с ней слишком небрежен. Сегодняшний день стал тому доказательством.

Мне нужно было приложить больше усилий, чтобы добиться ее послушания.

Зазвонил телефон, когда я ехал. Зани. Я нажал кнопку на руле.

— Cosa? (Что?)

— Я слышал, ты в Палермо, гоняешься за своей женой. Che cazzo? (Какого черта?)

— Я держу ее в машине и везу обратно в поместье.

— А, хорошо. Чао, Эмма.

— Чао, Зани, — сказала моя жена.

— Надеюсь, он не слишком на тебя сердится, — сказал мой друг.

— Нет, — ответила Эмма, явно довольная собой.

— Он сердится, — резко ответил я. — И я вешаю трубку.

— Подожди! — крикнул Зани. — У нас сегодня есть дело. Ты встретишься со мной после того, как отвезешь ее домой?

Мы должны были отправиться в горы, чтобы встретиться с одним из поставщиков Раваццани. Идея была в том, чтобы выманить их из 'Ндрангтеты и вернуть деньги на Сицилию, где им и место.

— Дай мне несколько часов.

— Он не обрадуется, если мы отменим встречу.

— Никто не отменяет. Я буду готов к часу дня.

— Хорошо. Позвони мне, когда будешь в пути.

Я нажал кнопку, чтобы повесить трубку. Мне не нужно было, чтобы Зани напоминал мне о моих обязанностях. Я знал их слишком хорошо.

Эмма открыла коробку с пирожными и пошарила внутри. Она достала бомболоне, наполненный кремой.

— Похоже, у тебя запланирован насыщенный день.

Я наблюдал, как она откусила, крем сочился по всему ее рту. Черт меня побери. Я изо всех сил пытался сосредоточиться на дороге передо мной, пока ее язык быстро облизывал густую жидкость. Мне хотелось слизать сахар с ее губ. Затем распределить его по всему ее телу и слизать оттуда тоже.

Я нажал на газ.

— Не так уж занят, чтобы преподать тебе урок, mia moglie innocente (моя невинная жена).

Я последовал за ней в дом.

Эмма поставила коробку с пирожными на прилавок.

— Сэл, я купила нам хороший выбор, ешь, что хочешь.

Сэл многозначительно посмотрел на меня, и я увидел в нем предупреждение. Он начал действовать мне на нервы. Он забыл, на кого работает?

— Она останется в поместье, — сказал я ему. — Если она уезжает, то со мной.

— Это смешно. — Она закончила мыть руки и начала вытирать их полотенцем. — Мы уже это обсуждали. Ты не можешь превратить меня в заключенную здесь.

— Поднимайся наверх. — Я указал на дверь. — Я хочу поговорить с тобой.

Эмма аккуратно сложила салфетку и положила ее на мраморную столешницу.

— Думаю, мы закончили разговор, Джакомо.

—Ты права. Так ты хочешь, чтобы я сказал Сэлу, почему я действительно хочу, чтобы ты была наверху? Или ты предпочтешь продолжать делать вид, что мы идем туда поговорить?

Ее рот открылся, а кожа стала багровой.

— Ни то, ни другое. Я хочу, чтобы ты ушел.

— Тогда ты будешь разочарована. — Я указал на арку, ведущую внутрь дома. — Иди — или я понесу тебя, если придется.

— Тогда я выбираю притворство, — пробормотала она и пошла.

— Va bene (Все в порядке). Это правильный ответ.

Мы не разговаривали, пока поднимались по лестнице. В доме было так тихо, что я слышал жужжание потолочного вентилятора над головой. Мне вспомнилось, как я стоял на коленях в детстве, как часами я молчал в ужасе, ожидая наказания отца.

Я отбросил эти воспоминания. Старик гнил в земле, его драгоценное наследие в руках его самого ненавистного ребенка. Я буду смеяться последним.

Я последовал за ней через дверь в безвкусную спальню отца.

— Как ты можешь здесь спать? — спросил я, оглядывая золотой декор. — Это отвратительно.

Она положила телефон и кошелек на тумбочку у кровати.

— Это как-то начинает меня раздражать. Почему вы с братом не переехали сюда после того, как ваш отец скрылся?

Я фыркнул.

— Нино всегда верил, что наш отец вернется. И я бы лучше отрезал себе член, чем спал в этом конце дома.

— Почему? Тебе правда больше нравится твоя маленькая комната, чем эти?

Я не хотел говорить о своей семье или отце.

— Раздевайся и ложись на кровать.

— Что? — Она побледнела, ее глаза драматично забегали. — Ты не можешь быть серьезным.

— Я очень серьезен. Раздевайся и ложись.

— Но... еще светло! И Сэл узнает, что мы делаем. Это слишком странно. И, кроме того, мы уже делали это прошлой ночью.

Я поднял руку, чтобы остановить поток слов, вырывающихся из ее рта.

— Мне плевать на Сэла и время суток. И ты должна быть готова к тому, что я буду лизать твою киску каждый день в течение следующих двух месяцев.

— Каждый день? Ни за что.

— Каждый день, когда у тебя нет месячных. Хотя даже во время их.

Она потерла переносицу под очками.

— Это безумие.

— У меня нет времени, чтобы тратить его на убеждения тебя. — Я скрестил руки на груди. — Мы и так знаем, что тебе это нравится. Перестань притворяться.

— Я не притворяюсь. И не в этом суть. Ты застаешь меня врасплох. Я даже не возбуждена.

Я сделал шаг к ней. Потом еще один. Я продолжал приближаться, пока мы не оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Еще один шаг, и ее сиськи коснутся моей груди. — Я не могу перестать думать о твоей сладкой киске. Я хочу снова тереть тебя по всему своему рту и пробовать на вкус несколько дней.

Она слегка покачнулась на ногах, а ее ладонь легла мне на грудь, словно пытаясь удержать равновесие.

— Как ты можешь такое говорить? Ты самый прямолинейный человек, которого я когда-либо встречала.

— Я не тот мужчина, который будет давать тебе красивые слова и неоднозначные сигналы. Но я тот мужчина, который позволит тебе тереться своей киской о лицо в любое время, когда тебе захочется.

— Джакомо, — выдохнула она, и мне понравилось звучание моего имени на ее губах. — Что мы делаем?