— Я вас понял, — недовольно кивнул Альберг, мысленно сделав пометку о необходимости разобраться с ситуацией. Потребуется проверить и тех, кто знал о перебросе снаряжения, чтобы выяснить, кто мог рассказать савенийцам о маршруте, по которому будут идти корабли. И думать, откуда выискать средства на отправку новой поставки. Кроме того, провести беседу с военным министром и главнокомандующим. Как они допустили такую ситуацию? И ведь как ловко придумали: сообщить обо всем на балу, зная, что государь не станет проявлять эмоции во время праздника.
«Почему мне постоянно приходится лично разбираться с каждой проблемой? — мысленно гневался Альберг. — Что я делаю не так?»
Подобная круговерть творилась на протяжении всего приема. К Альбергу то и дело подходили с важными поручениями и светской болтовней. На середине вечера Меган вновь пыталась завладеть вниманием императора, но он весьма ловко избежал беседы, а к десяти вечера и вовсе покинул прием, сославшись на дела.
Альберг заперся в своем кабинете, пытаясь отдышаться после торжества, выпившего все силы. Мысли плыли.
Но вместо того, чтобы принять успокоительное и лечь спать, император сел за стол. Требовалось разобраться с донесениями от министерств, рассмотреть законы, присланные на подпись. Еще и эта история с захватом кораблей не шла из головы.
Портреты бывших правителей и полководцев, развешенные на стенах кабинета, давили взглядами. Альбергу казалось, что нарисованные мужи отечества с упреком взирают на него, осуждая каждое принятое решение.
«Может все-таки попросить перевесить в другую комнату?» — размышлял государь, хотя заранее понимал, что не пойдет на этот шаг. Перед самим собой он оправдывал нерешительность данью традициям. Дескать: надобно чтить предков и хранить культуру, в том числе и в дворцовом интерьере.
На самом деле император опасался, что подобное своеволие сочтут трусостью. Догадаются об истинных причинах, станут насмешливо шептаться: совсем наш государь умом тронулся — нарисованных людей стал бояться.
Альберг подергал ворот камзола, и хотел было открыть окно, но именно в этот момент в дверь постучали. Лакей доложил, что министр внутренних дел просит аудиенции.
— Говорит: дело чрезвычайной важности и не терпит отлагательств, — пояснил слуга.
«В военное время каждое дело не терпит отлагательств», — устало подумал государь.
— Пригласи, — кивнул Альберг, со вздохом откладывая бумаги.
Посмотрел на часы — без четверти одиннадцать, а вроде бы только-только сел поработать. Время летит…
Взгляд императора скользнул по серым шторам, тусклым рамкам, белесым обоям.
«Безвкусица-то какая», — подумалось императору.
Он будто только сейчас по-настоящему увидел, как выглядит кабинет, доставшийся от отца. На полках и тумбах хранилось столько ненужных книг, пошлых вазочек, бездарных статуэток, что хотелось скинуть все это в огромный мешок и разом выбросить. Маменькино влияние: любила захламлять комнаты безделушками.
И воздух! Воздуха не хватало. Туманная серость словно пронзила все помещения дворца. Поглотила, впитала, оплела.
При мысли о родителях, погибших семь лет назад, на душе по обыкновению стало тревожно. Снова полезли воспоминания, как в тот злополучный вечер вся императорская семья (мать, отец, младший брат с женой и сам Альберг) направлялась в оперу. Альбергу полагалось ехать не столько в развлекательных, сколько в воспитательных целях. Отец надеялся, что если его сын будет чаще появляться на публике, то страх перед толпой отступит.
Но буквально перед самым отъездом поступило известие: его друг, впоследствии получивший имя Эр, был ранен на дуэли. Стрелялся с поручиком, позволившим себе фривольные высказывания в адрес его невесты. Положение товарища казалось серьезным, и отец разрешил Альбергу остаться у постели больного.
Кто же знал, что все так обернется?
Карета, в которой находился император с супругой, оказалась заминирована. Как только повозка отъехала от ворот дворца, раздался взрыв.
По счастью вторая бомба, предназначавшаяся для брата и его жены, не сработала. Их карету лишь перевернуло ударной волной, но пассажиры остались невредимы.
В один день Альберг не только потерял родителей, но и был вынужден принять то, чего так страшился — стать императором.
Не легче пришлось и дуэлянту: он не смог бросить друга в беде и согласился на пост советника, что в свою очередь потребовало расторжения помолвки с возлюбленной.
По иронии судьбы, невеста, узнав о выборе Эра, ушла к тому нахальному поручику, невольно спасшему жизнь Альберга.
— Благодарю, что согласились принять, — в кабинет вошел министр внутренних дел. — Прошу покорнейше простить, что беспокою в столь поздний час…
— К сути, — император прервал поток бессмысленных словес.
— Да. Простите, — еще больше стушевался министр. — Я обязан доложить, что несколько часов назад были пойманы савенийские заговорщики. Они являются организаторами народных волнений. В частности, не далее как сегодня днем во время посвящения Верховной жрицы, на площади перед Собором некто, как позже выяснилось, двадцатисемилетний уроженец Савении, залез, простите, на памятник и с него выкрикивал антиправительственные лозунги, агитируя толпу выступить против военного налога. Смутьян был схвачен и доставлен в полицию вместе с другими активными горожанами. Однако, невзирая на арест, к вечеру народные волнения усилились. Толпа, по примерным подсчетам около двухсот человек, собралась на центральной площади, откуда двинулась в сторону Дворца.
— Что им нужно? — спокойно и с некой долей раздражения поинтересовался император.
За сегодняшний день мозг слишком устал и просто физически отказывался думать над очередной проблемой. Все, чего хотелось: выпить чаю с лимоном и лечь спать.
— Требуют отмены военного налога, Ваше Величество. Мы оперативно выставили кордон, задерживаем самых активных горожан и отправляем в участок, но демонстранты прибывают. Стали подтягиваться агрессивно настроенные группировки молодых людей, многие из них вооружены.
— Разрешаю использование усыпляющей магии. Самое главное — не допустить кровопролития. Все должно пройти молниеносно. В столь неспокойное время не должно давать народу пищу для волнений.
— Как прикажите, — с легкой долей недовольства отозвался министр. Он рассчитывал, что император проявит больше заинтересованности.
— Разрешите высказать мнение, Ваше Величество?
— Да?
— Мне думается, необходимо усилить меры безопасности и, по возможности, провести проверки с целью обнаружения подпольных группировок. Вероятнее всего савенийцы замышляют разжечь гражданскую войну.
— Вы преувеличиваете угрозу, — отмахнулся Альберг. — Военные действия всегда идут рука об руку с недовольствами народа. Я был готов к такой реакции со стороны подданных.
— Прошу вас, поверьте моему опыту: то, что сейчас творится на улице — это лишь первый сигнал. Если мы не выявим организаторов — дело может закончиться народным бунтом.
Министр хотел добавить что-то еще, но в этот момент в кабинет ворвались две хохочущие белокурые девчушки-близняшки пяти лет. Маленькие, пухленькие, в светлых пышных платьях и рюшах, девочки выглядели до того умилительно, что морщины на лбу императора невольно разгладились, а хмурый вид сменился теплой улыбкой.
Близняшки с радостным визгом залезли на колени императора.
— Дядюшка, дядюшка, — болтали они, обвивая шею Альберга маленькими ручонками.
Следом вбежала толстая нянюшка, а за ней степенно вошла жена брата — красавица-графиня. Она поприветствовала императора и министра, после чего наставительно одернула девочек.
— Вы видите: государь работает, у него важный посетитель. Нельзя врываться в кабинет Его Величества без стука.
Девочки лишь лукаво поглядывали на маменьку, а сами крепче прижимались к дяде.
— Полноте браниться, моя дорогая, — с усмешкой отозвался Альберг. — Разве столь прелестные создания могут помешать мне? К тому же, на сегодня я закончил с делами.