– Мне жаль. Не злись.
– Поздно. Я не на шутку разозлилась. Я в ярости. Они убивают и пытают людей там, внизу, Джиа!
– Я знаю. Мы видели кровь.
О, господи. Немудрено, почему Эмма выглядела расстроенной. — Ты в порядке? — спросила я, внимательно изучая ее лицо.
Она не ответила, а сказала: — Я должна поговорить с тобой. Наедине.
– Джиа, уходи, — сказала я. – Я разберусь с тобой через минуту.
– Хорошо. — Джиа приблизилась и поцеловала меня в щеку. – Прости, Фрэнки, я не смогла удержаться.
В Торонто нет подземелий, это точно. По крайней мере, ни одного, о которых я знаю.
Это меня не покоробило. Джиа определенно была из разряда «сначала действуй, потом извиняйся», однако она знала лучше. – Это все еще не делает это правильным.
Потом мы подождали, пока Джиа уйдет, и Эмма положила руки мне на плечи.
– Ты должна что-то сделать.
– Что?
– С тем мужчиной там внизу.
Я моргнула на нее. — Прости?
Она отошла и начала вышагивать. — Ему... очень плохо, Фрэнки. Я не могу поверить, что он еще жив. Здесь повсюду кровь. Остроконечные инструменты и цепи. Врачебные инструменты. Это как в фильме «Пила», только в реальной жизни.
Она сейчас шутила? Неужели я всерьез должна была жалеть Энцо?
– Эмма, это плохой человек. Я уже говорила тебе, как он поступил со мной. У меня нет абсолютно никакой сочувствия к нему.
– Ну же. Не будь такой. Ты не одна из этих мафиози. Понимаешь, что то, что там происходит - неправильно.
Правда? Я не сомкнула глаз над судьбой Энцо с тех пор, как возвратилась в замок. Я более чем удовлетворена тем, что позволила Фаусто разобраться с этим так, как он считает нужным.
– Энцо тоже убийца, дорогая. Кто знает, что могло бы случиться, если бы Фаусто не спас меня? Энцо, возможно, убил бы меня.
– Ты этого не знаешь.
– О, конечно. Он позволил бы мне просто выйти за дверь в Неаполе. Задумайся, Эмма. Если он выйдет на свободу, я буду в опасности. Фаусто будет в опасности. Джулио, Зия, все и каждый здесь в опасности.
Эмма скрестила руки и сгорбила плечи. — А они не могут, например, заключить мирный договор или что-то в этом роде?
Я не была уверена, что Энцо заслуживает мира в любом виде.
Я смягчила свой голос. — Помнишь, я говорила, что здесь все по-другому?
Это не ООН. Эти люди - жестокие убийцы. Это очень старомодная школа.
Она зажмурила глаза. — Я знаю. Я просто... Я не могу оставаться здесь, зная, что этот человек может быть убит в любой момент.
– Тогда зачем ты спустилась туда? Ты знала, что увидишь.
– Потому что я должна была знать. Говорю тебе, я не могу праздновать твою помолвку и проводить здесь хороший отпуск, когда прямо у меня под носом убивают человека.
Я потерла лоб, в висках зародилась головная боль. — Эмма, ты ведешь себя как заноза в заднице.
Ее глаза стали стеклянными, и на них навернулись слезы. Вот дерьмо. Я заставила ее плакать.
– Мне очень жаль, — задыхалась она, когда я обняла ее. – Просто отправь меня домой.
– Я не отправлю тебя домой. Ты только что приехала.
– Но я не могу остаться, Фрэнки. Если они собираются убить его, пока я здесь, я не могу остаться.
– А что если…? — Я тяжело сглотнула. – Что, если я смогу убедить их повременить с Энцо до твоего отъезда? — Фаусто должен будет согласиться, но я смогу убедить его. Надеюсь.
– О, пожалуйста, Фрэнки. Прошу тебя, поговори с Фаусто.
– Я поговорю с ним, хорошо? Но ничего не могу обещать.
– Хорошо. — Она снова обняла меня. – Прости меня. Хотелось бы мне быть такой, как ты и Джиа, но...
– Но она не была.
– Не извиняйся, — сказала я.
– Спасибо, Фрэнки. — Она отступила назад и вытерла лицо. – Люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Давай пока об этом забудем и спустимся вниз, чтобы поесть.
Как только мы ушли, фигура сместилась со своего места у стены. Фаусто.
Черт побери.
Я изобразила на лице улыбку. — Привет, малыш. Что ты задумал?
Он оттолкнулся от стены и пошел вперед. — Я мог бы спросить тебя о том же, но меня уже предупредили люди в комнате охраны.
Вот болтуны. Я дотронулась до руки сестры. — Возвращайся в свою комнату, Эм. Увидимся позже.
– Хорошо. Спокойной ночи.
Эмма вернулась в комнату, но я не сводила глаз с Фаусто. Я не могла понять, злится ли он, раздражается или просто обеспокоен путешествием по подземелью. Так что я прикинулась дурочкой.
Обнимая его за шею, я лизнула мочку его уха. — Не хочешь пойти со мной на кухню? Я тебя накормлю.
– Для чего мой сын привел твоих сестер в мое подземелье?
Вздохнув, я отпустила его. Похоже, теперь мы это делали. — Я должен поговорить с тобой.
Ох, какое сомнение промелькнуло на его красивом лице. — Так ли это, любимая? О чем?
– Может быть, мы сначала пойдем в нашу комнату?
– И для чего нам это нужно? Неужели ты собираешься сообщить мне плохие новости?
– Нет, конечно, нет. Но по-моему, это не тот разговор, который ты хочешь вести на людях.
Он нагнулся, схватил меня за бедро, приблизил к себе и прильнул ртом к моему уху. — Уходи прямо сейчас, monella (перев. с итал. шалунья), пока я не отшлепал тебя по заднице здесь, в коридоре.
Фаусто
Направляясь за своей будущей женой в наше крыло, я не знал, что испытываю. Злость - да. Но по большей части я был очень смущен.
Люсия никогда не осмелилась бы пустить свою семью в мою темницу. Она не спросила бы и даже не подумала об этом. В нашем мире есть четкие границы, и моя первая жена прекрасно их осознавала.
Франческа, казалось, не волновалась и даже не знала об этих границах. Не только позволила своим сестрам пробраться в подземелье, но и каким-то образом убедила моего сына провести экскурсию.
Ma che cazzo (перев. с итал. (перев. с итал. что за хрень)?
Я бы побеседовал с Джулио завтра, а тем временем мне нужно было разобраться с Франческой. Если мы собирались пожениться, это не означало, что она могла распоряжаться моими людьми и моим поместьем. Я был боссом, а не она, и должна была заботиться о наших детях и доме, а не о делах мафии.
Она должна уважать наши границы.
Я закрыл дверь спальни и смотрел, как она садится на кровать. Я оперся и скрестил руки на груди. — Объясни.
Закусив губу, она сложила руки на коленях. — Я не могу понять, злишься ты или нет.
Я тоже не был уверен. — Франческа.
– Мои сестры хотели посмотреть подземелье. Джулио согласился отвести их вниз. Ничего страшного.
Слова подтвердили то, что я думал, и я почувствовал, как в груди стало жарко от разочарования. — Это очень важно, amore (перев. с итал. любимая). Очень большое. Это же не парк развлечений или игровая площадка. Это опасное место с опасными людьми. Здесь случаются плохие вещи. Понимаешь, нет?
Ее брови опустились. — Конечно, я понимаю. Я не ребенок, Фаусто. Они спросили, и, откровенно говоря, я сказала «нет».
– И как все получилось?
Я видел чувство вины в ее выражении лица. Это был взгляд, который я видел много раз.
Она скорчила гримасу. — Очевидно, они меня не послушали.
Я жестикулировал руками. — Видишь?
– Думаю, я должна была этого ожидать, — сказала она с легкой усмешкой. – Они мои сестры, в конце концов. Но они больше не будут проситься вниз.
– А что произойдет, когда они попросят о чем-то другом, о чем не должны?
– О чем ты? — Она подтянула одну длинную ногу под противоположную коленку, отвлекая меня на секунду своей золотистой кожей.
Я снова сосредоточился на ее лице. — Мне нужно, чтобы ты поняла, как это будет работать, dolcezza (перев. с итал. милая). Будешь моей женой, а не боссом. Не будешь приказывать моим мужчинам и не будешь вмешиваться в мои дела. Все будет проходить через меня, касается ли это поместья, ндрины или моей семьи.
У нее отвисла челюсть. — Ты шутишь?
– Ни капельки.
– У меня нет желания вмешаться в твои дела, но ты говоришь о нашей семье. Неужто ты думаешь, что я стану такой женой, которая ходит по магазинам, обедает и не задает вопросов? Разве ты меня совсем не знаешь?