Поддерживая Деверли под локоть, Алекс осторожно провел ее по скрипящему, осыпающемуся под ногами щиту. Когда они были на полпути, сработала запоздавшая ловушка, выстрелив еще одним снарядом из сена. Плотно спеленутый в парусину тюк тяжело просвистел над головами и ударил в заросший склон, оставив в траве глубокую круглую вмятину.

— Ну да, так я и думал, — прокомментировал его полет Падди. — Эти хренвоины футов на восемь высоты выставлены. Далеко над головой идут.

— Странно, — нахмурился Рамджи. — Эта штуковина намного выше, — он несколько раз брезгливо пнул разбитую лестницу.

— А ты думаешь, конкурсантов нужно с самых высоких перекладин сбивать? — фыркнул Падди. — Чтобы точно убились нахрен и голову претензиями не морочили?

— А. Ты в этом смысле… Да, разумная предосторожность, — подумав, согласился Рамджи. — Но я бы вообще такую лестницу не делал. Слишком высокие риски.

— Да ты, будь твоя воля, письменным экзаменом ограничился бы. Никакой тяги к благородному авантюризму.

— Я просто не хочу ходить в гипсе!

— Ты просто не любишь рисковать.

— Люблю!

— Кто? Ты? Не смеши меня…

Не слушая выходящую на новый виток перепалку, Алекс переступил последнюю планку переломанной лестницы и шагнул на помост. Деверли идущая рядом, неловко качнулась на досках, и Алекс подхватил ее под талию, прижимая к себе — чуть крепче, чем этого требовала ситуация.

Ну ладно. Не чуть крепче. Намного крепче. Но Деверли смотрела снизу вверх, улыбалась — и оскорбленной не выглядела.

Подержав ее несколько секунд, Алекс нехотя разжал руки.

— Ну что же. Наш великий поход через ложбину окончен.

За помостом начиналась ровная, восхитительно неподвижная земля — конечно, усеянная камнями, но что такое камни по сравнению с прыгающими досками? Алекс, спрыгнув вниз, протянул руки, и Деверли, улыбнувшись, шагнула в них.

Хотя могла бы спрыгнуть сама. Определенно могла бы — высота у помоста была ничтожная, даже Надин не замешкалась, прежде чем сигануть на землю.

Алекс не стал злоупотреблять доверием, галантно поддержав Деверли, но не более того. Только улыбнулся медленной тягучей улыбкой, от которой горничные краснели и трепетали ресницами.

Деверли не покраснела. И не затрепетала. Но тоже улыбнулась, стрельнув взглядом из-под густых ресниц.

— Сейчас мы проходим лощину до конца, — отпустив руку Алекса, Деверли обернулась к студентам. — За лощиной должна быть небольшая долина. Разобьем там лагерь, поужинаем и заночуем.

— Может, сначала загадку найдем? — встрял неугомонный Падди. — Чего зря время терять?

— Иди к дьяволу, — поморщился Рамджи. — Хватит с меня на сегодня приключений.

— Так это же просто загадка! Можно было бы у огня поразгадывать…

— Нет. На сегодня с меня хватит, — повторил Рамджи так выразительно, что стало ясно: с него действительно хватит.

Внял даже Падди.

Когда Надин приметила относительно ровную площадку, не присыпанную камнями, как сдобная булка — изюмом, Алекс просто свалился на траву, уронив рядом рюкзак. Колени дрожали, спина ныла, а плечи окаменели от напряжения — и теперь наполнялись медленной, мучительно-колющей болью.

— Ох ты дьявол, — выдохнул Элвин, тоже сбрасывая рюкзак и падая рядом. — Как же я устал…

Алекс не имел ни сил, ни желания отвечать словами. Он даже кивнуть не мог — поэтому просто опустил веки, обозначивая глубокое и категорическое согласие.

Деверли, усадив своего фамильяра, поставила рядом котелок с водой и начала методично высыпать туда пакетики с крупой, сушеным луком и вяленой, мелко перемолотой свининой. Алекс, вдыхая поплывший над стоянкой сытный мясной дух, подумал, что это совсем не ее обязанности. Но господи, как же хорошо, что Деверли снизошла до этого малопочтенного занятия.

Хотя почему, собственно, малопочтенного? Это не генеральская ставка, где повар сварит обед, ординарцы развернут тент, а денщик накроет на стол. Пожалуйте сюда, господин Каррингтон, кушать подано!

Здесь нет денщиков.

Либо ты сам позаботишься о себе, либо останешься голодным.

Ну или тебе помогут друзья. Что, собственно, прямо сейчас и происходит.

— Эй, сахарный мальчик, держи чай, — Падди сунул Алексу в руку дымящуюся чашку. — Там три куска сахара. Прям от души отрываю. Цени!

— Ценю, — Алекс принял чашку, осторожно вдохнул терпкий, чуть горьковатый пар. — И откуда же у тебя сахар?

— У Войта взял. Он, оказывается, целый коробок прихватил. А у Надин жестянка с бисквитами приныкана. Вот твоя доля, — Падди сыпанул Алексу на колени несколько золотистых, хрупких до невесомости печенюшек. — Держи, сахарный мальчик. Мы празднуем победу!

— С чего вдруг? — вяло удивился Алекс, прихлебывая из чашки горько-сладкий чай. — Это же только середина пути.

— Но мы ее прошли! И быстрее, чем все остальные. Смею тебя уверить, — Падди, усевшись рядом, стянул у него с колен одну печенюшку, сунул ее в рот и с наслаждением захрустел. — К тому же осталась какая-то вшивая загадка, а загадки — это, простите, херня, а не испытание.

— И дракон. Не забывай про дракона.

— Ой, да ладно тебе. Мы целую полосу препятствий расстреляли. Значит, с каким-то фанерным драконом тоже легко справимся, — Падди попытался спереть еще одно печенье, получил по рукам и почесал запястье. — Злой ты человек, Александер Огастес Каррингтон. Неблагодарный.

— Это за что же я должен тебя благодарить?

— Как это — за что?! А кто придумал, как через лощину пройти? Кто все препятствия расстрелял?

— А кто тебя от снарядов с краской прикрывал? Кто тюфяки с сеном ловил и разворачивал?

Падди задумался.

— Справедливо, — вынес он наконец-то вердикт. — Но я все равно охрененно крут.

И стянул-таки вторую печеньку.

За кругом света, ровной волной разливающегося от фамильяра, уже воцарились густые лиловые сумерки. Всего пара шагов в сторону — и Алекс, покинув уютный, пропахший ароматом похлебки мирок, нырнул в синюю прохладную пустоту. Здесь пахло травой, прозрачной вечерней влагой и чем-то еще, пьяняще-сладким. Оглянувшись, Алекс заметил белеющий вдалеке куст боярышника. Почему-то вспомнилось, что шотландка-кормилица называла боярышник ведьминым древом и рассказывала, что эти густые, как сливочная пена, цветы, кладут на могилы юным невинным девам.

Дева, которую искал Алекс, вероятнее всего, невинной давно не была. И уж тем более не была юной.

Деверли, набросив на плечи куртку, стояла на берегу тоненького, в полшага ручья. Прозрачная лента воды, с тихим плеском ударяясь о камни, скользила в высокой траве. Поднимающаяся луна рассыпалась по волнам мелким мерцающим серебром, отчего казалось, что сама земля сочится искристым таинственным светом.

«Там скоро похлебка сварится», — хотел было сказать Алекс, но вовремя осознал катастрофическую обыденность этих слов. Вот только других не было, и он просто встал за левым плечом Деверли, вдыхая холодный, тревожный аромат воды и мокрой земли.

— Вы не замерзли? — наконец спросил Алекс.

— Допустим, — Деверли не обернулась, но Алекс услышал в ее голосе улыбку. — Теперь вы предложите мне свою куртку?

Именно так Алекс и собирался поступить. Но вместо этого шагнул вперед и положил руки Деверли на плечи.

— Нет. Я гораздо теплее куртки.

Алекс не понимал, почему сделал это. Может, потому, что вокруг была только синяя ночь, а доносящиеся от огня голоса казались лишними и далекими. Может, потому, что так сладко и мучительно пахло цветами боярышника, ведьминым древом, единственным украшением юных дев, умерших без мужской ласки.

А может, потому, что у Деверли была длинная белая шея, с которой так хотелось сдуть каштановый завиток, отодвинуть его губами, прикоснувшись к горячей коже. Потому, что у нее были темные, бездонные глаза, в которых плавали ледяные монетки луны. Потому, что у Деверли были яркие, полные губы — и мягкие, очень мягкие. Алекс опешил, почувствовав их прикосновение, но тут же опомнился, ответил на поцелуй, все крепче и крепче смыкая объятия. Его руки слепо шарили по узкой спине, по тонким прямым плечам, сжимая, нежно лаская и снова сжимая. Алекс углубил поцелуй, потянулся вперед, вжимая в себя гибкое, сильное тело. Деверли целовала в ответ, то прикусывая губы, то скользя по ним языком, гладила и перебирала волосы на затылке …