— Ладно. Как скажете, — терпеливо согласилась Хизер, поплотнее запахивая редингот. — А почему мы не можем полюбоваться закатом из академии? Окна моей комнаты выходят как раз на пустоши…

— Но это же совсем не то! — многозначительно пошевелила светлыми бровями Сюзанн. — Мы обязательно должны прогуляться.

— А! Так вы хотите о чем-то поговорить! — сообразила наконец Хизер, и Сюзанн тут же прижала пухлый розовый пальчик к губам.

— Т-с-с. Давайте отойдем еще немного. К вон тому падубу, скажем.

— Почему нет? — Хизер, свернув с тропинки, двинулась к дереву напрямик, прокладывая путь сквозь траву. Сухие жесткие стебли бессильно хлестали ее по ботфортам, осыпаясь на черную кожу тусклой ржавчиной перепревших семян. Сюзанн двигалась за ней, аккуратно подобрав шерстяную юбку. Обойдя высоченный падуб, Хизер остановилась с подветренной стороны, прислонилась спиной к дереву и подняла голову. В глянцевой темно-зеленой листве виднелись кляксы ягод, бурые, как запекшаяся кровь. — И что же вы хотели сказать?

— Каррингтон-младший действительно за вами ухаживает? — Сюзанн так истомилась любопытством, что на прелюдии у нее просто не осталось сил. — Мардж, служанка, рассказывала… Такое рассказывала! Каррингтон действительно пытался залезть к вам в окно с розой в зубах?

Хизер представила себе эту картину — и с сожалением покачала головой.

— Увы, нет. Хотя я с большим удовольствием поглазела бы на представление.

— Нет? — Сюзанн тоскливо вздохнула. — А Мардж говорила, что Каррингтон прошел по карнизу, цепляясь за кладку, и сжимал в зубах пунцовую розу… Он постучался к вам в окно и начал читать стихи. Что-то ужасно романтичное, про любовь и звезды. Но вы, блюдя честь преподавателя, не открыли, и Каррингтон вынужден был спуститься по ветвям плюща.

— Как же Каррингтон читал мне стихи, если у него в зубах была роза? — логично возразила Хизер. Сюзанн, раздосадованная собственным невниманием, поморщилась. — Да у меня и плюща-то под окном нет, — забила последний гвоздь в гроб зарождающейся легенды Хизер.

— Жаль… А Мардж так красиво рассказывала! Как в романах… Наверное, и в гимнастическом зале Каррингтон не раздевался?

— Зачем? — вытаращилась на собеседницу Хизер.

— Ну как же… Чтобы на вас впечатление произвести. Мардж рассказывала, что Каррингтон снял рубашку и в таком виде подтягивался — целых сто раз.

Хизер печально развела руками.

— И снова увы. Каррингтон был в рубашке, и подтянулся он раз двадцать, не больше.

— Эх… — на лице Сюзанн проступило искреннее разочарование. — Как жаль. Девочки видели Каррингтона в душевой. Исключительное, говорят, зрелище…

— Вполне вероятно. Судя по тому, что я наблюдала, парень действительно в отличной форме.

— О, вы заметили? — лукаво стрельнула глазами Сюзанн.

— Трудно не заметить то, что тебе буквально суют в лицо.

— Это потому, что вы ему нравитесь!

— Это потому, что Каррингтон постоянно выпендривается. Этот парень даже поссать не может без того, чтобы не продемонстрировать всем, что у него струя самая мощная. Простите, — покаянно вскинула руки Хизер. Сюзанн, мучительно покраснев, беззвучно открывала и закрывала рот, как выброшенная на песок рыба. Совладав, наконец-то, с собой, она шумно вздохнула, потрясла головой и пригладила волосы.

— Да. Это, конечно, ужасно грубо — но вы совершенно правы. Каррингтон действительно любит… выпендриваться. Поэтому, наверное, и записался на ваши дополнительные занятия. Но будьте осторожны. Генералу Каррингтону это наверняка не понравится. На вашем месте я бы под благовидным предлогом убрала парня из группы. Пока папочка не вмешался.

— Спасибо за совет. Я это обдумаю, — Хизер, отвернувшись, подставила лицо холодному ветру.

Солнце, скатившись до края горизонта, зависло над ним мучительно-красной каплей. Прозрачные облака, впитав этот тревожный цвет, налились фиолетовым и розовым, а небо обрело удивительный оттенок розовой лаванды, постепенно светлеющий к востоку, перетекая в нежно-персиковый, лиловый и, наконец, густой фиолетовый.

— Ну надо же. Мы действительно любуемся закатом, — удивилась Хизер. Сюзанн, согласно вздохнув, прижалась теплой щекой к ее плечу.

Новости о блуждающих по академии сплетнях должны были взволновать Хизер — однако же не взволновали. Те несколько месяцев, которые она собиралась посвятить преподаванию, пролетят очень быстро. Возможно, легенды о полуголом ученике, поющем романсы учителю — или что там, по мнению горничных, делал пламенно влюбленный Каррингтон? — возможно, эти легенды сказались бы на педагогической карьере… Но для полковника Ходдла интимная жизнь вольнонаемных интереса не представляет. Ты можешь убить дракона? Отлично. Убей его.

А все остальное от лукавого.

Осознание неотвратимой краткости своего пребывания на должности преподавателя рождало восхитительное ощущение безнаказанности.

Если бы не одно «но».

Генерал Каррингтон. Этот сукин сын дотянулся до нее даже в гребаной Каледонии. И снова испортил все удовольствие.

Потому что Сюзанн Бишоп была совершенно права. Одно дело поставить на место зарвавшегося идиота-начальника. Во-первых, это приятно, а во-вторых, до начальника, возможно, дойдет крайне простая мысль. Будешь создавать угрозу для жизни подчиненных — и с тобой может приключиться внезапный несчастный случай. Как говаривал глубокоуважаемый мастер Троннбери: «Не доходит через голову — дойдет через задницу». Мелкая диверсия на тренировочном поле имела смысл… Но конфликт в академии смысла уже не имел.

Допустим, Хизер оставит Каррингтона-младшего в группе. Допустим, генерал, узнав это, взъярится. И приедет в академию. Возможно, он не запомнил Хизер в лицо — во время показательного боя она была грязной, как черт. Но фамилию негодяйки, покусившейся на святое, генерал Каррингтон запомнил точно. Сложив два и два, он получит закономерный результат — и наизнанку вывернется, чтобы вышибить ее из егерей.

Для Хизер, возможно, убыток не такой уж и большой… Что бы там ни говорил Ходдл, в «Трансафриканской» драконоборцев такого класса встречают овациями. И осыпают дождем из купюр. Но… Хизер нравилась служба в егерском полку. Она любила ребят из «Томкэта» и не хотела их подставлять. Да и полковника Ходдла тоже, в общем-то, подставлять не хотела.

И ладно бы повод для конфликта с генералом весомый был. Так нет же! Участие в группе для Каррингтона-младшего — просто каприз. Еще один способ повыпендриваться, продемонстрировав всем свое тотальное превосходство. Маклир, в сущности, правильно говорит. Каррингтон действительно сахарный мальчик — чистенький, беленький, до приторности сладкий. Подойдет срок, и папочка, прихватив серебряными щипчиками эту сахарную фигурку, аккуратно перенесет ее из академии в тепленькое министерское креслице.

И все, что пыталась вложить Алексу в голову Хизер, развеется майским облачком на ветру.

Нет. Нарываться нет смысла.

Открутив бошку Тедди, Хизер несколько секунд полюбовалась на горлышко бутылки, втянула густой можжевеловый аромат — и привинтила бошку на место.

Разговор предстоял неприятный. Будет лучше, если в процессе этого разговора она не будет дышать на Каррингтона перегаром.

Главная проблема была очевидна, как голая задница посреди церкви.

Студенческая группа драконоборцев не была группой. Не была единым, сплоченным организмом, действующим согласованно и для взаимной пользы. Просто случайная компания совершенно посторонних людей, которые в лучшем случае не испытывали друг к другу симпатии, а в худшем — откровенно недолюбливали. Само по себе не страшно… Если бы ребята следовали голосу разума, хотя бы на время отодвигая в сторону личные амбиции. Вот только ребята этого не умели. Неспособные понять и принять друг друга в обычной жизни, в бою они точно так же будут тянуть одеяло каждый на себя. По разным причинам: Падди — из врожденной задиристости, Ароййо — из пламенной праведности, Элвин — из хладнокровной расчетливости. Алекс… да этот в принципе не осознает, что рядом с ним люди, а не чесалки для эго.