Прошло часа четыре. Я постоянно смотрел на часы, но из отделения никто не выходил. И только сейчас до меня дошло, что я не позвонил друзьям. Набрал Андрюху.

— Привет, братишка, не помешал?

— Поляков, мать твою, что с голосом? — из трубки звучал громогласный бас Дыбина. — Ты где? Помер кто-то?

— Типун тебе на язык, Дыба. Я в областной больнице. Инга рожает.

Несколько секунд тишины и крик в трубку:

— Да. Поляк младший решил сегодня появиться! Ты только держись. Тужься, Димон! — заржал Дыбин. — Скоро будем. Я пацанам позвоню? Или ты сам?

— Позвони, — рассмеялся в трубку. — Придурок!

Не успел я спрятать телефон в карман джинсов, как дверь отделения распахнулась, и в коридор вышел пожилой доктор.

— Вы Поляков?

Я сглотнул и медленно кивнул, чувствуя, что еще секунда, и я рухну на пол.

— Вам не хорошо? Может, валерьяночки? — хохотнул доктор. — Мужчины частенько здесь теряют сознание.

— Не нужно валерьяночки, — вытер пот со лба ладонью.

— Тогда принимайте поздравления, Дмитрий. У вас богатырь родился. Четыре пятьсот. Пятьдесят пять сантиметров. Крупный парень.

— Я могу его увидеть?

— Вообще не положено, но можно сделать исключение.

Доктор написал на бумажке сумму. Деньги. Повсюду деньги. Даже за то, чтобы сына увидеть, нужно заплатить.

Сунув эскулапу пачку фантиков, схватил белый халат и пошел следом за ним.

В небольшой пластиковой люльке лежал сверток. Я присел на корточки, вглядываясь в сморщенное личико сына.

— Привет, Кирилл Дмитриевич. Ты такой красивый, — по щекам катились слезы.

Провел пальцем по пухлой щеке.

— Судя по тому, какие у него щеки, он мой сын, — послышался за спиной голос Дыбина. Я подпрыгнул от неожиданности.

— Чтоб тебя! Ты как сюда зашел?

— Ногами, — тихо ржал Андрюха. — И в отличие от тебя, лошара, совершенно бесплатно.

— Еще бы. С такой-то рожей.

— Молодые люди. Вы бы шли домой, — в палату зашла пожилая медсестра. — Приезжайте к восьми.

— А жену я могу увидеть?

— Нет, — ответила женщина. — Она спит. Роды первые у нее. Вымотали знатно. Доктор ей снотворное вколол. Но все хорошо прошло. Поезжайте домой, папы, — женщина тихо засмеялась. — В восемь вечера мы деток приносим кормить. Палата вашей жены на первом этаже. Восьмое окно с краю. Только никаких цветов и цитрусовых. Яблочки, молоко. От остального у малыша аллергия может быть.

Мы вышли из отделения на улицу, и я замер. Все мои ребята собрались. Антон вцепился в ручку темно-синей коляски, упакованной в целлофан.

Мы с ним даже успели подружиться за последние месяцы.

— Только не орите, — я пригрозил пацанам кулаком, заметив, что среди них нет Рустама. — Спят мои. Вечером приедем, и тогда тоже не орите.

— А теперь мы все едем к Поляку бухать! — заорал Дыбин.

Не умеет он тихо говорить. За что мы все его и любим.

— Коляска зачетная, — пожал руку Антону. — Где достал?

— Не поверишь, у торгашей в новом магазине последняя стояла. Я с трудом успел. Пришлось драться с какой-то теткой, у которой внук родился. Никогда не думал, что получу по роже от бабы.

Шаман сжимал в руках коробку. Плечи парня вздрагивали от смеха.

— Это че? — указал на довольно большой подарок.

— Машинка. С пультом, Димка! Прикинь? Твоему пацану понравится!

— Мой пацан лежит завернутый в пеленку и слюни пускает, — теперь уже я ржал. — Ему рано еще.

— Пока вырастет, ты поиграешь.

Возле больницы остановился Форд Рустама, и мне навстречу выбежали сестра и брат. Вот куда ездил мой друг. Снова слезы по щекам. Леха похлопал мне по спине, а сестренка бросилась на шею. Наверное, это был самый лучший день за последние годы.

— По коням! — орал Дыбин. — Вечерком вернемся!

Дома собрались самые близкие. А главное, Лешка и Рая сейчас были рядом.

— Ну все, Дима, — Яворский пожал мне руку. — Я рад, что у тебя все хорошо. Даст Бог, свидимся еще.

— Я отвезу. Подождете? Сейчас только переоденусь и выдвинем.

Буквально час назад вернулись. Ребята уже третью бутылку конька добивали, а я не пил. В душе кавардак. Сын родился, но к жене никаких чувств, кроме благодарности. Она мне даже другом не стала, хотя говорят, что жена — это все сразу. Любовница и друг. Советчик и тот, кто всегда выслушает. Но не в моей семье.

Только сегодня, когда увидел ее в окне роддома, понял, что не чувствую ничего. Понимал, что это неправильно. Что так быть вообще не должно, но ничего не мог изменить.

Рая уснула на диване, который так кстати привезли с утра, а Леха с ребятами сидел за столом.

— Рустам, — заглянул на кухню. — Побудь за главного, брат. Я отвезу дядю Сашу и вернусь.

— Без проблем, — друг подмигнул и приобнял моего братишку. — Дим, точно все в порядке? Ты от самого роддома слова не проронил.

— Потом, ладно? Вообще не в порядке, Рустам. И я не знаю, как мне дальше двигаться и в каком направлении.

Мужчина уселся на пассажирское сиденье, и я завел мотор.

— Куда вас?

— На Приднепровскую. Мы теперь у Хлопчатобумажного живем. Настя злится. Школу пришлось сменить. Девятый класс все-таки. Она девчонка простая, но боюсь, что не примут на новом месте.

— Сильно вы ее опекаете, — хмыкнул, улыбаясь. — А я хреновый отец. Знаете, о чем я думал, когда жену увидел? Что хочу уйти. Просто развестись.

— И что мешает? Сын? Поверь, Димка. Ребенок, он все чувствует. Если между родителями нет искры и ему будет плохо. Дай ей в себя прийти после родов, а потом просто усади за стол и поговори. Инга не глупая. Поймет.

— Не смогу. Я не смогу от нее уйти.

— А если сама попросит? — мужчина закурил, закашлялся и схватился за грудную клетку. — Фух. Шалит моторчик мой, зараза.

Мы заехали во двор. Четыре одинаковых пятиэтажки. Пусто. Если не считать Насти и парня с гитарой на лавочке.

В сердце кольнуло. Я сжал челюсти, глядя, как она улыбается мальчишке лет восемнадцати.

— Жених? — указал на паренька.

— Не знаю. Наверное, один из тех, что во двор приходят. Она на днях из-за кого-то плакала. Потому и ходили на рынок за обновками. Устроила нам с матерью концерт по заявкам. Говорит, что уже выросла из лосин и маек с уточками.

— Вас тут высадить?

— Нет. Я выйду за углом. Подожду, пока Настена домой забежит, а следом и я приду.

Пожал плечами, но все же спросил:

— Мешать не хотите? А вдруг этот парнишка ее обидит?

— Главное, чтобы не она его, — ответил мужчина.

Стало реально смешно. Вот тебе и девочка божий одуванчик. Хотя Пашка говорил, что ушлая.

— Ее же брат воспитал. Она сразу в драку раньше бросалась. Потом постарше стала, успокоилась. Не хватает ей Димки нашего. Знаешь, как больно. Подойду, в окошко выгляну, а она сидит. Смотрит глазенками своими карими в небо. И так каждую ночь.

Я остановил машину на углу и протянул Яворскому деньги.

— Спасибо. Завтра куплю ей новые джинсы. Давно просит.

Попрощавшись с мужчиной, надавил на газ и выехал со двора. Тогда я даже не думал, что это был наш с ним последний разговор.

Вернулся домой. Тихо, как в раю. На полу в гостиной спит Андрюха. Леха и Рая сопят на диване. Сестра прижимает к груди подаренную мной куклу.

На кухне Рустам. Не уехал. Ждет.

— Ты чего не поехал к жене? Поздно уже.

— Хочу выслушать тебя, Поляков. Давно мы не говорили с тобой по душам, а надо бы. Верно? Что тебя мучает?

— Инга, — спокойно ответил, наливая в стакан остатки коньяка. — Я должен радоваться сегодня и я рад. Сын родился. Но она чужая. Представляешь? Смотрю на нее, а внутри пустота. Словно вообще не знакомы.

— Может, просто стресс? — Рустам плеснул в граненый стакан водки. — Мы дома почти не бываем. Сходки, разборки, потасовки, драки. Сусанка не в восторге, но помалкивает.

— Я не хочу приходить домой. Каждый раз, как обнять пытаюсь, от нее холодом веет. Прав был Яворский. Не моя она.