Монах взглянул на оружие и разглядел начертанные на лезвие символы, которые не смог прочесть. Замешательство длилось долю секунды, стон одержимого мгновенно пробудил его.

Орей вылез из тайника, понял, что пока меч сияет, тварь не нападет, но и сам напасть не мог – слишком далеко, никак не успеть добраться. Да и как управиться с оружием, которое впервые держишь в руках?

Меч погас, погрузив библиотеку в кромешную тьму.

Хруст костей и торжествующий вой возвестили о смертельной опасности.

– Вот дерьмо… – снова выругался монах и подумал: «Да простят меня Высшие».

Орей успел выставить перед собой меч, вытянув обе руки, а в следующий миг его сбило с ног и впечатало в стеллаж с книгами. Перед лицом он вновь ощутил гнилостный запах трупа, но вой вмиг утих. Челюсть в последний раз клацнула у лица, мертвец дернулся всем телом и грузно обмяк на лезвии меча в одну секунду.

Монах неловко дернул руками, пытаясь сбросить с лезвия омерзительную ношу. Поверженная тварь еле-еле сползала с меча, словно решила прилипнуть. Пришлось спихивать ногой.

– Свет, – повторил Орей, тяжело дыша. Сердце всё ещё колотилось, а рукоять меча стала мокрой от вспотевших ладоней.

Меч осветил изуродованное тьмой тело Шамета. От почившего настоятеля остались переломанные куски оскверненной плоти. Тазовые кости и ноги вывернуты в другую сторону, как и шея, а живот насквозь пронзен мечом. И ни одной капли крови, только немного пены на всклокоченной бороде.

Орей опустился на колени рядом с телом и долго смотрел на него, не решаясь двинуться с места, пока свет на мече не начал гаснуть.

– Свет! – позвал он снова, но ничего не произошло, а сжавшаяся в кулак ладонь хватанула только воздух.

Оружие пропало.

– Что?.. – монах обескураженно ощупал пол вокруг себя, но ничего не нашел и не увидел. Рукой случайно задел тело Шамета и вскрикнул. Старик был мертв окончательно, и Орей надеялся, что больше никто и ничто не потревожит его покоя.

Он подполз к тайнику, пошарил рукой в поисках меча, но и там ничего не обнаружилось. Остался только плащ на полу, который монах подобрал и вытер им окровавленный лоб. Некоторое время он сидел, комкая в руках плотную ткань, ощупывая круглую застежку-шестерню и золотую цепочку.

– Это ещё что? – слетело с его губ, и вещь внезапно истаяла в его руках так же, как меч.

– Вот тебе и наследие, Орей, – сказал он себе. – Всего лишь мираж.

«В моей деревне, где я прежде жил до Отречения, случалось много всякого. Люди были разные: и плохие, и хорошие. Но один случай мне запомнился особенно. Как-то раз умерла женщина, и я узнал, что её убил муж. Я возмутился совершенному преступлению, но отец строго выговорил мне: никогда не лезь в чужую семью, это их дело. Тот мужчина не понес никакого наказания за убийство. И тогда я впервые подумал, что наше общество несправедливо».

Брат Берилл, проповедь послушникам в библиотеке.

Оставаться в стенах обители для Орея стало равносильно пытке. Чудовища мерещились ему повсюду, за каждым углом, в каждом коридоре, которые ещё вчера были для него единственным домом. Самым безопасным местом в мире. Монах и подумать не мог, что зло способно просочиться и сюда.

Победив одержимого настоятеля, он ушел на небольшую ферму и прилег на сено, закрыв глаза. Ночной воздух немного остудил его разум, но сердце заходилось частым боем при одном только воспоминании о том, что произошло.

Орей внезапно почувствовал, как что-то щекочет его руку и с криком вскочил, ища вокруг насекомых из своих ночных кошмаров. Даже несколько раз ударил себя по запястью, в надежде стряхнуть невидимую тварь, но это оказалось просто сено, на котором он задремал от усталости.

Задерживаться здесь дольше было нельзя.

На востоке заалело небо, и монах, найдя в себе смелость, отправился в обитель.

Орей поспешно собрал вещи с твердым намерением покинуть Полуденные Врата, но дошел только до трапезной. На пороге внезапно остановился, обернулся и, стиснув зубы, глухо рыкнул. Нет, так тоже нельзя. Он поставил на пол набитый всем необходимым мешок и глубоко вдохнул. Неправильно он поступает, решив сбежать.

Шамет всё ещё в библиотеке – непогребенный. На ферме козы и куры не накормлены. А он, Орей, последний монах обители, перепугавшийся этой ночью какого-то демона, убегает, как жалкий трус.

И в то же время, нельзя было не признать, что этой ночью Орей пережил такое, что вряд ли доводилось вынести далеко не всякому человеку. Конечно, он не простой селянин, но и не воин, подготовленный к битвам с неведомыми темными силами. Монах верил в силы молитв, и какое потрясение его настигло, когда священные литании не остановили зла, захватившего тела настоятеля.

Рассвет уже набрал силу, а все что он сделал, была лишь безуспешная попытка удрать от преследующего его кошмара. Но ночь закончилась, ужас побежден и Орей жив. Разодранное ногтями умертвия лицо на удивление быстро заживало – остались лишь зудящие красные полоски на щеках.

Орей развернулся и пошел в библиотеку, чтобы оценить учиненные разрушения в светлое время суток. Оконца библиотеки были широкими и прямоугольными, но выходили на северную сторону, оттого и солнечный свет рассеивался, не проникая к стеллажам, хранящим знания обители. Это помогало защитить чернила от выцветания и сохранить фолианты в надлежащем виде. Тем не менее, отсутствие прямых лучей не помешало Орею сходу увидеть исковерканное тело почившего старика.

Побороть жалость вперемешку с отвращением оказалось непросто. Взгляд упорно соскальзывал с неприятной картины.

Монах поднялся на возвышение и заглянул в тайник в слепой надежде, что меч появился снова, но там было пусто. Потом пришлось снова посмотреть на тело друга – изогнутое в безобразной позе. Так и хоронить, пожалуй, грешно. Притрагиваться к оскверненному демоном покойнику не хотелось, но Орей не мог допустить, чтобы Шамет остался… вот так, непогребенным и обратился призраком, несущим в себе ярость.

Орей сперва спустился и подобрал валяющийся в ряду парт саван, а после подошел к старику и накрыл его тканью. Лишь после этого потащил его обратно в прачечную, которая вновь послужит местом для подготовки тела. Снова омывать, заворачивать и на сей раз хоронить по всем канонам, как того требовал монастырский устав.

Неясно было, отчего именно со смертью этого настоятеля пробудилась жуткая сущность и тут же нашла своей целью монастырь. Или вина за это лежит на Орее, который вчера позволил скорби затуманить свой разум и не сразу прочитал молитву.

Он перебрал в голове все возможные варианты, и все сводилось к тому, что это именно его грех. Полагалось понести наказание: стоять на горохе в углу и молиться Высшим с рассвета до заката. Но Орей никогда не понимал этого странного ритуала с горохом и решил просто зачитывать литании мысленно, пока занимался очередным приготовлением Шамета к погребению. Это уже само по себе наказание – разгибать перекрученные одеревеневшие конечности так, чтобы тело могло лежать нормально.

От каждого звука монаха коробило, он даже начал бояться, что сломает или оторвет кажущиеся хрупкими костлявые руки и ноги.

Завернув настоятеля и покрепче перевязав саван на уровне шеи, пояса и лодыжек, Орей осторожно вынес тело из обители и пошел по лестнице на кладбище. Всё это время он старался не обращать внимания на запах покойника. Монах морщился, но испытание переносил стойко, в глубине души ожидая, что мертвец вот-вот зашевелится.

Заранее подготовленная могила приняла Шамета в земляные объятия. Орей спешно его зарыл, не поленился натаскать побольше камней и обложить ими холм, хотя прочие захоронения не удостаивались подобных почестей. После чего быстро зачитал молитву об усопшем.

– Пусть Высшие оберегают тебя отныне и навсегда, впредь и вовеки, в посмертии и в жизнях последующих, – протараторил монах последнюю фразу и направился к ферме через сад.