Здесь находился небольшой крытый хлев для скотины, обнесенный забором, и круглый курятник с конусообразной соломенной крышей, огороженный плетнём
Две белых козы в загоне ждали, когда им позволят выйти на выпас. Закрытые в курятнике птицы вовсю квохтали, беспокоясь.
Орей выпустил скотину, схватился за вилы и поворошил сено. Потом подошел к курятнику и отворил заслонку. Засидевшиеся на насестах черно-белые пеструшки выходили степенно, будто делали монаху одолжение, а Орей заглянул внутрь проверить, есть ли яйца в гнездах, и насчитал пять штук.
Животные зависели от него, и мысли о побеге начали казаться самым страшным грехом, который он мог совершить. Но и оставаться в обители монах больше не мог, даже забота о ферме не могла искоренить воспоминания об ужасах прошедшей ночи.
Орей оперся локтями на ограду и понаблюдал за жующими сено козами. Бросать их он посчитал неправильным, нужно было найти животным хороший дом.
– Белянку и Однорогую можно продать селянам, – монах крепко задумался – А кур…
Пеструшек девять, и переместить их с насиженного во всех смыслах места было проблемой. Их же не уведешь на поводке за собой.
– Если курятник не закрывать, то они выживут. Ночью будут возвращаться в тепло, а днем кормиться в саду, – сказал монах, будто советуясь с козами. Однорогая подняла голову и, не переставая жевать, понимающе посмотрела на Орея желтыми глазами.
– Значит, решено, – он посчитал, что дело сделано. И задумка с птицами хороша. А если что, со временем можно будет вернуться и забрать их, перетащив в клетках в поселок.
Остался последний вопрос, вдруг остро возникший перед Ореем – куда идти? Монахи вели образ жизни затворников и крайне редко покидали стены монастыря. Но частенько рассказывали, откуда пришли, в каких местах родились. Поскольку Орей в обитель пришел не сам, а его принесли в раннем детстве, он и предположить не мог, какое место лучше всего подойдет ему для жизни. Конечно, идеальным решением было бы найти другую обитель, где-нибудь подальше отсюда. Только где? За воротами монастыря стелились две тропы, одна из которых тянулась вверх, в гору, а вторая – до ближайшего поселка под названием Шадиб.
Орей никогда туда не спускался и даже не видел крошечную деревню из-за стен монастыря. Только в ясную погоду, поднявшись к источнику, можно было разглядеть остроконечную крышу ратуши, пару аванпостов и часовню далеко внизу.
Монах смутно воображал первые встречи с тамошними жителями. Представлял, как бы он объяснил, что произошло. Первым делом, конечно, рассказал бы про демонов. Предупредил об опасности. Это он считал самым важным.
Орей вернулся в обитель, подхватил с пола собранный в дорогу мешок, а в мастерской взял веревку. Спустившись, забрал коз и повел за собой, прочь из монастыря через пышный сад, огороженный каменным забором. Претворив за собой массивные деревянные ворота, Орей ступил на развилку троп. Слева крутой горный склон щерился на него оскалом торчащих острых камней, каскадом обрывов и ущелий. Там ничего не росло, и даже горные бараны и хоссы не рисковали преодолевать такие препятствия. Далеко за этими ущельями, насколько знал монах, лежала граница другой страны – Алаверии.
– Ладно, я не один. Это не так страшно, – он обернулся на коз, напустив на себя побольше решимости, хотя внутри все слегка подрагивало.
Сделав несколько шагов влево, он круто развернулся, постоял у приоткрытых ворот и куском веревки покрепче перевязал ручки. Сделав это, монах пошел по правой тропе, к источнику. Оттуда, как ему казалось, можно ещё раз взглянуть на Шадиб, убедиться, что вдали действительно есть поселок. Но на деле он попросту тянул время. Покинуть родной дом, к которому он прикипел всей душой, оказалось болезненно. И Орей всё ещё чего-то опасался. Он читал и слышал, что за стенами монастырей люди живут иначе, не так мирно, как жили в обители. Знал, что помимо опасностей извне, бывают опасности обычные – вроде диких горных кошек, хоссов, которые нападают на скот, но могут и на человека наброситься в голодные времена. Один довольно крупный хосс вполне способен убить неосторожного путника, разодрав его плоть острыми когтями. И Орей не представлял, как справиться с таким зверем. Вот был бы у него тот меч…
Монах расстроенно посмотрел на свои руки, пока, широко шагая, поднимался по горной тропе. В правой лежала веревка, на которую были привязаны козы, а в левой мешок с вещами.
Впереди зазвучало журчащее пение горного ручья, обитель позади Орея становилась все меньше. Деревья в саду стали почти неразличимы и превратились в сплошной зеленый покров. Наконец, скалистая площадка открыла перед взглядом монаха ровную каменную насыпь со столбиком – чью-то давно заброшенную могилу без имени. Слева от нее из треснутой отвесной скалы с легким шипением вырывался белый водяной поток. Холод от него чувствовался даже на расстоянии.
Орей поставил на землю мешок, протянул ладонь и зачерпнул горсть студеной воды, утолив жажду. Так же с ладоней терпеливо напоил коз и лишь потом выпрямился и осмотрелся. Солнце освещало всю долину, но она была столь огромна, что ничего не разглядеть, кроме извилистого русла реки, вьющейся до самых дальних и недосягаемых вершин, кажущихся заснеженными миражами.
Две из них были абсолютно одинаковыми, словно отражение друг друга. Легендарные Горы-Близнецы, как величавые стражи, охраняли живущий в долине народ.
– Место силы, – Орей улыбнулся. – Вот куда я пойду. На юг. Возможно, там есть другие монастыри.
Козы ответили молчаливым согласием. Белянка потянулась к воде, и монаху пришлось её отдернуть, чтобы не упала.
– Пора, – сказал он животным, снова подобрал мешок и пошел вниз.
В итоге, тропа, ведущая налево, оказалась не столь страшной, как думал Орей. Слабо протоптанная, но пологая и вполне безопасная. Она вывела монаха к полям, заросшим кустарником, яркими голубыми цветами и высокими травами до пояса. И ни одной живой души ему по дороге ещё не встретилось.
Орей даже приободрился и заулыбался своим приятным мыслям, а когда солнце начало склоняться к закату, остановился на привал. Сел прямо на обочине и достал из мешка хлеб. Козы тоже воспользовались передышкой, чтобы перекусить сочными цветами. Монах ел и смотрел на порхающих бабочек, слушал жужжание горных пчел, вдыхал ароматы трав и наслаждался скромной едой. Он ощущал спокойствие впервые после сегодняшней ночи. От мягкого тепла и щекочущего щеки ветра после еды начало клонить в сон.
Веки сами смыкались, звуки природы стали колыбельной. Орей засыпал, но еще прислушивался к шороху травы, пытаясь уследить за козами.
– Эй! Ты что, монах? – требовательный тон, прозвучавшего над Ореем голоса, заставил его распахнуть глаза. Он поднял голову и увидел нависший над ним темный силуэт незнакомца. Яркий круг солнца мешал рассмотреть мужчину. Монах прищурился и подставил ладонь ко лбу. Перед ним, уперев руки в бока, стоял невысокий смуглый мужичок в рубахе с засученными до локтя рукавами. Широкополая плетеная шляпа отбрасывала тень на молодое острое лицо и бегающие глазки под густыми темными бровями. В руке незнакомец держал длинный резной посох.
– Я… – все слова, которые Орей намеревался сказать, все предупреждения о демонах вдруг застряли в горле. Сердце внезапно заколотилось, как при встрече с умертвием, ладони вспотели, а пальцы мелко задрожали.
– Я… – Орей хватанул ртом воздух, поняв, что стало неимоверно душно. Он оттянул пальцами воротник, словно петлей сомкнувшийся вокруг горла.
– Ты перегрелся? Эй! – незнакомец шагнул к нему навстречу и протянул руку. У монаха потемнело в глазах.
– Я… Я… – он еле выговорил это сиплым ослабевшим голосом, который перестал его слушаться. В голову билась кровь. Беспочвенный страх выбивал землю из-под ног монаха.
– Я… – он сделал ещё одну попытку достучаться, предупредить, указывая пальцем в сторону обители, но солнце вдруг взорвалось перед его взглядом тысячей красных и синих осколков, закружилось пестрым калейдоскопом и уронило его в мягкую тьму неизвестности. Именно её-то он и страшился, когда переступал порог обители, хотя и не подозревал, что она обрушится на него настолько быстро.