В памяти промелькнуло печальное лицо Зариме. Остаться бы подольше... Но как, если в случае отказа, он и слова в свою защиту не сможет вымолвить? В голову закралась странная мысль, что вино могло бы помочь успокоиться, но, кажется, вчерашняя его храбрость на таком собрании могла привести к проблемам. Как бы снова в обморок не упасть.
Ладони Орея стали мокрыми от пота, он попытался незаметно вытереть их о рясу.
– Как можно объяснить… что я… что я… – рассказать о демонах в очередной раз не получилось, и Орей возненавидел себя.
– Отойдём, – сказал Оттар. – Будешь стоять возле меня. Говорить я буду.
Монах благодарно кивнул и улыбнулся, ощущая некоторое облегчение. Они с Оттаром отошли вправо к возвышению, и глава рода Маас Фарек занял место, ближайшее к старосте. Орей встал рядом, пытаясь привести свои разрозненные мысли в порядок. Не получилось.
Хорошо, что ждать пришлось совсем недолго. Мужчины, в основном пожилые, в одеждах очень похожих на облачение Оттара входили в зал и занимали места. Одного сухонького старичка сыновья внесли на носилках и усадили в кресло напротив них, с другой стороны зала ратуши.
На немой вопрос Орея, наблюдавшего за этим, глава рода Маас Фарек шепотом ответил:
– Ильдар Мас Харун, их род владеет кузницей. Самые влиятельные люди Шадиба после старосты.
Скоро пришел и дядя Фархат, усевшись в кресло справа от Оттара.
И вдруг в зал вошла женщина. Немолодая, но статная и высокая, в тиаре, вроде той, что носила мать Рифуда. Её тело покрывали бесформенные чёрные одеяния, а голову – чёрный платок. Она походила на тень с обрамленным платком светлым овалом лица и напомнила монаху о кошмаре, увиденном этой ночью. Но не могла же эта женщина стоять в его комнате?
Орей от удивления не мог отвести от нее взгляда. Он никак не ожидал, что сюда так храбро, почти по-мужски, войдёт мать какого-то рода.
– Это Аллина Мас Рийя. Их род остался без мужчин, – шепнул Оттар, заметив пристальный интерес монаха. – Она говорит за вдов и сирот своих погибших сыновей.
Женщина села в правый ряд, ближе всего к выходу. Орей вытянул шею, чтобы рассмотреть её, но потом поймал себя на мысли, что это неучтиво и может привести к проблемам, и поспешно уставился в пол, пока никто не обратил на него внимания. Но кажется, это всё же не осталось незамеченным, потому как двое мужчин с левого ряда косились на него и вполголоса о чем-то переговаривались.
Когда все расселись по местам, а шепотки прекратились, староста поднялся и заговорил:
– Да сохранят Высшие, ваши славные семейства! Пусть будет ваша почва плодородна, а семена сильными! – его глубокий голос под куполом ратуши звучал особенно громко.
Сидящие слегка поклонились, Орей кивнул.
– Кто-то считает, что в нашу деревню проникло зло из иного мира, кто-то – что это зло, порожденное нашими деяниями. Я считаю, что это звери, не ведающие ни зла, ни добра. Но нашёлся человек из горной обители, монах, желающий выяснить правду, – Иршаб указал на него. – Орей, предстань перед нами.
Монах сделал пару нерешительных шагов, боязливо обернулся на Оттара. Тот взглядом указал ему, куда идти. Орей едва справился с собственной робостью и спустился вниз, чуть было не споткнувшись. Щеки и уши тут же вспыхнули от стыда, казалось, должны зазвучать насмешки, но все молчали. Дело слишком серьёзное, а у Орея опять вспотели ладони, и удушье не заставило себя ждать. Надо было что-то сказать, возможно, представиться, но у монаха перед глазами уже поплыл зал ратуши, а падающий сквозь крышу свет начал меркнуть.
Он сделал пару глубоких вдохов и попытался выстоять.
Странно было понимать, что он смог справиться с умертвием, но когда на него смотрели обычные люди, мужчины, Орей испытывал страх куда более сильный. Настолько, что моментально терял контроль над телом.
Монах посмотрел на женщину в чёрном, что не сводила с него обеспокоенного взгляда, и паника чуть поутихла. Но стоило перевести взгляд на любого из сидящих мужчин, на их суровые лица, сердце тут же рвалось из груди, колени дрожали, а воротник рясы становился все равно что петля на шее.
Орей предпочел вовсе закрыть глаза и представить, что он один, в Обители, в безопасности.
– Этот монах вызвался помочь нам… – сквозь грохот крови в ушах долетел до него голос старосты деревни, – но он чужак. Стоит ли давать ему знак судьи, как велит наш обычай?
И тишина взорвалась криками.
– Да!
– Нет!
– Он недостоин!
– Чужак!
– Он поможет!
– Нет!
– Да!
Орей зажмурился крепче, плотно сжал пересохшие губы. Все главы семейств спорили, почтенный совет мгновенно превратился в балаган, и нельзя было даже разобрать, кто кричит. Одна только Аллина оставалась каменно спокойной, сидела на своём месте и сдержанно смотрела на мужчин, никак не реагируя на поднявшуюся бурю.
– Давайте проголосуем! Поднимите руки те, кто согласен, чтобы Орей судил нас! – Иршаб громогласно воззвал к разуму собравшихся и споры постепенно стихли.
Орей открыл глаза в полной тишине и насчитал шесть поднятых рук. Аллина была согласна, Оттар и дядя Фархат тоже голосовали за нового судью. Еще за него высказался глава стражей и двое мужчин, которых вчера монах видел на обеде.
Владелец кузницы, прищурившись, смотрел на монаха, и в блеклом старческом взгляде читалось только презрение. Его морщинистые руки лежали на коленях – он был против. Орей вспомнил, что Арслан вчера говорил о роде Мас Харун и вдруг понял, что тот ни за что не допустит, чтобы кто-то начал расследование этих странных убийств.
– Что ж, раз голоса разделились, я вынужден сам принять Решение, – произнес Иршаб. – И согласно обычаю все главы родов должны подчиниться моему Решению.
Зал ненадолго замер, все молчали и смотрели только на старосту, стоящего перед своим креслом, на возвышении над Ореем.
– Признаю, мне тоже не нравится мысль, что чужак, даже монах из Обители, будет судить нас по совести. Я не верю, что он сможет найти убийцу. Он не будет судьей и не получит знака.
Орей ощутил, как его окатило леденящей волной от макушки до пяток. Он отшатнулся в сторону и, уже не скрываясь, вытер взмокшие ладони о рясу. По правде сказать, переступая порог ратуши, монах ни на что особо не рассчитывал, не представлял, что будет. Но теперь, получив прилюдный отказ, он вспомнил о своих намерениях. Ведь он чужак, как и говорил староста, и его целью было – отправиться к Горам-Близнецам на поиски других монастырей. Может быть, всё к лучшему? Тем самым, он же не нарушил клятвы, данной матери Рифуде. Ведь он искренне предложил свою помощь, но совет глав родов решил отказаться.
– Что?! – Оттар взвился с места и закричал. – Как ты смеешь лишать наш род права на отмщение?!
– Какое отмщение, Оттар? Кому? – покачал головой Иршаб. – Собрание решило. Значит, так и будет.
– Ты решил! – рычал Маас Фарек. – Голоса разделились!
– Но вы сами выбрали меня старостой, поэтому я и обязан с помощью Высших решать ваши споры, а вы – принимать мои Решения, – староста снова начал говорить с озлобленным Оттаром, как с ребёнком.
– Я не согласен! Я этого Решения никогда не приму!
В спор одновременно вступили ещё трое мужчин. Один из них явно пытался поддержать Маас Фарека, другие два до хрипоты возражали этому и показывали на монаха. И постепенно к спору начали присоединяться и остальные.
Орей оглох от воплей и не разбирал, что кричат главы семей, ему хотелось поскорее уйти, и Оттар, словно прочитав его мысли, спустился с возвышения и спешно направился к дверям.
Монах, извиняясь, взглянул на Иршаба и побежал вслед за Оттаром. Тот громко хлопнул дверью, прямо перед носом Орея, а когда тот, чуть помедлив, вышел во двор, то оказалось, что там довольно многолюдно. Молодые мужчины, сыновья и братья пришедших на совет, ожидали своих отцов, и явно слышали, что произошло внутри.
Оттар пронёсся мимо них, разрезав толпу надвое. Молодёжь до их появления шумно переговаривалась, но когда монах выскочил на улицу, разговоры постепенно утихли. Все снова обратили на него внимание. Оно было хуже сколопендры, что ночами стремилась в его сердце. Орей, опустив глаза, пробежал по каменистой тропе и последовал за старшим братом Арслана.