Теплое утро встретило Орея объятиями солнечных лучей. На маленьких клумбах у дома цвели фиалки и желтые петуньи, жена Арслана собирала травы в огороде. Квохтали ходящие возле дома куры, жужжали насекомые, назойливая муха закружилась возле лица монаха, и он её отогнал.

Орей воровато осмотрелся. На глаза попалась сторожевая вышка на границе деревни и силуэт стражника, что наблюдал за дорогой. Несмотря на то, что мужчина смотрел в противоположную сторону, этого оказалось достаточно, чтобы тут же оставить идею о разговоре с чужой женой. И все равно, многое хотелось прояснить.

Она всё ещё хочет убежать с монахом? И какие будут последствия этого?

Орей оставил мысли о Зариме и её муже, покинул двор, закрыв за собой калитку, и свернул налево. Проселочная дорога, пролегающая между домами, где позади заборов кипела чуждая ему семейная жизнь, привела его к двухэтажному дому главы семейства Маас Фарек. Со второго этажа на монаха строго посмотрела пушистая кошка матери Рифуды, но вскоре потеряв интерес, медленно легла и зажмурилась. Монах постучался в калитку, и ему спустя некоторое время открыл черноокий высокий юноша – сын Оттара, Гурам.

– Я… я пришел к твоему отцу, – тихо выговорил Орей, благословив его.

– Конечно, он ждет, – Гурам пригласил монаха войти, неотрывно наблюдая за ним.

Орей коротко поблагодарил парня, шагнул во двор и прошёл до высокого крыльца, откуда сразу вышел Оттар в кожаном жилете, накинутом поверх длинных белых одеяний. Густые темные с проседью волосы прикрывал круглый головной убор бордового цвета, расшитый золотистыми узорами, похожими на те, что Орей видел на тиаре матери рода.

Монах замер, разглядывая странные одежды старшего брата Арслана, и понял, что в его знаниях о гортазианской культуре есть существенные пробелы.

Вот бы в Обители меньше времени уделяли молитвам и чуточку больше рассказам о внешнем мире. Смутно припоминались наставления отца Мусаила: «Мир многообразен, и даже в пределах одного народа, могут быть существенные различия, как в диалекте, так и в церемониальной одежде».

Хотя, если бы Орей заранее знал, какова душа этого многогранного мира, то ни за что не покинул бы стен монастыря. Лучше уж с ожившими покойниками, чем с убийцами…

– Доброе утро тебе, святой человек, – Оттар поприветствовал Орея с легким уважительным поклоном, словно вчера на поминальном обеде ничего не произошло. У монаха пересохло в горле, но все же он, прокашлявшись, смог промямлить какое-то подобие извинений.

– Вчера… мне очень жаль, я… вино… и… – Орей поклонился Оттару, чтобы только не смотреть ему в глаза.

– Оставь это. Ты сказал много слов, смелых до безрассудства. И будь ты одним из нас, то возможно пришлось бы отстаивать эти речи, – серьёзно сказал глава семьи. – Но некоторым понравилась твоя храбрость… особенно молодым, – Оттар покосился на сына, стоящего за спиной монаха. – Надеюсь, впредь, для нашего же блага, ты будешь осмотрительнее, но не сдашься и поможешь нам отыскать убийцу. Мне важно, чтобы ты преуспел в этом деле. Тогда все узнают, что староста скрывал правду, а смерть Хасана будет отомщена.

– Что если староста прав? – Орея всё ещё одолевали сомнения.

– Этого не может быть, – отрезал глава семьи. – Это либо демоны, либо один из нас.

– А почему это не могут быть хоссы? Да, они живут в горах, но… – Орей запнулся, поймав на себе строгий взгляд Оттара, – но… да… ты прав.

Странные подозрения закрались в голову монаха. Что если это и впрямь дикие коты, которых в горах что-то вспугнуло и им пришлось спуститься к пойме? Обоих мужчин нашли у реки нагими. Они могли просто купаться, утомившись от жары, и стать случайными жертвами зверей.

И почему Оттар отрицает это?

Осталось найти одежду…

Орея посетила догадка. Он найдёт убийцу, если отыщет одежду. С этого и нужно начинать.

– Сейчас мы вместе отправимся на общее собрание, – произнес вдруг Оттар. – Веди себя спокойно, не болтай лишнего и постарайся не упасть. Гурам пойдет с нами.

Старший сын послушно кивнул.

– Да, отец.

Орею тоже ничего не оставалось делать, кроме как следовать за Маас Фареками. Оттар гордо выхаживал вдоль улицы, к ратуше. За ним, приосанившись, следовал Гурам. Монах замыкал шествие, посматривая по сторонам – со всех улиц подходили небольшие группы селян.

Напротив ратуши возвышалась деревенская часовня с острым шпилем и башней, где был заметен небольшой колокол. Светлые стены пестрели лепниной и узорами в виде переплетенных трилистников.

Оказалось, что глядя на Шадиб сверху, Орей перепутал часовню и ратушу. Укрытая темно-багровым куполом ратуша, встречала посетителей просторным двором. Вокруг были синие и лиловые гиацинты и ровная аллея вишнёвых деревьев вдоль присыпанной белыми камешками дороги. Купол оказался больше, чем предполагал Орей, когда смотрел на него с горы. В белоснежное здание вели резные железные двери, входом служила изящная арка, заостренная сверху. По обе стороны от нее – завитые колонны с письменами-благословениями для всех, кто входит с добрыми помыслами, и проклятиями для злоумышленников.

Во двор ратуши монах зашёл гордый собой и несколько воодушевленный. Только Орей вдруг поймал себя на мысли, что улыбается, хотя повод очень серьёзный и никакой радости ни у кого вызывать не должен.

Он напустил на лицо сосредоточенное серьёзное выражение, брови сдвинул к переносице, но от натуги лоб начал уставать.

– Орей, тебе плохо? – Оттар с обеспокоенным видом повернулся к нему.

– Что? Всё… всё в п-порядке, – волнение снова лишило несчастного монаха способности четко говорить.

– Но ты весь покраснел… – произнес глава рода Маас Фарек.

– Жарко, – объяснился Орей, но решил больше не пытаться изображать того, что на самом деле не чувствует.

Как только Орей оказался под аркой, то сразу ощутил прохладу, исходящую от камней. Оттар отворил двери и вошёл первым. Гурам остался снаружи, во дворе. Орей обернулся, думая, что он зайдет, но юноша почему-то не последовал за отцом. Монах пошел за главой семейства, оказавшись в полутемном прохладном помещении.

Круги света падали с купола крыши, но их не хватало, чтобы забраться в каждый тёмный уголок квадратного зала. Вдоль двух стен стояли возвышения с креслами. Впереди вроде пьедестала с лестницей, на котором стояло всего одно кресло, и оно было занято старостой Иршабом, так же облаченном в белые одеяния. На пальце мужчины блестел крупный золотой перстень с печаткой, на шее большой круглый медальон, одежды украшал красивый пояс с резной серебряной пряжкой.

Остальные места пустовали, но Орей сразу почувствовал себя неуютно, словно с этих свободных кресел за ним наблюдают невидимые зрители.

– Монах, – староста кивнул, приветствуя гостей, и сразу перешел к делу, заметив растерянность на лице потенциального судьи. – Сейчас все соберутся, чтобы держать совет. Второе убийство взволновало людей, мы должны принять решение, как быть.

– Что делать мне? – спросил Орей.

– Пока ничего. На собрании главы родов решат, достоин ли ты быть нашим судьей в этом деле. Ведь тебе придется искать убийцу среди их родичей, а значит, входить в их дома и задавать вопросы, – объяснял Иршаб, – если кто-то против, он может высказаться, однако последнее слово останется за мной. Его может изменить только большинство голосов на сборе.

– А что… мне… – Орею не хватило воздуха, чтобы внятно договорить. Он много чего хотел спросить, но не смог. Горло снова сжало невидимыми стальными тисками, и он потянул себя за воротник рясы, будто это могло облегчить дыхание.

– Ты можешь и вовсе не стать судьей, если большинство выскажется против этого.

– В нашей деревне живёт тринадцать родов, включая мой, – сказал Оттар. – Наш род и род старосты Иршаба – Маас. Это значит, древний род. Мы живем более тридцати поколений. Мас – молодой род, это остальные жители Шадиба. Когда-то они отделились от нас и основали свои семьи.

Орей машинально пересчитал кресла. Почему-то монаху стало страшно, будто он взглянул в глубины бездны Межмирья. Не успел смириться с мыслью, что ему необходимо искать убийцу, как оказалось, что может быть и не придётся. Тогда ему незачем будет задерживаться в Шадибе.