Всю дорогу я молчал, погруженный в свои мысли. Как объяснить появление Натальи тете Зине? Что скажут соседи? И где, черт возьми, взять деньги на квартплату?

Наталья тоже не нарушала тишину, лишь изредка бросая на меня обеспокоенные взгляды.

Когда мы подъехали к дому, я нервно начал оглядываться по сторонам.

— Вы кого-то ищете? — спросила Наталья настороженно. — Того человека в сером?

— Если бы, — вздохнул я. — Я высматриваю тетю Зину. Поверьте, сейчас она пострашнее любого шпиона будет.

Мы поднялись по обшарпанной лестнице, пахнущей кошками. Я осторожно открыл дверь, ожидая, что в любой момент из-за угла выскочит грозная фигура домовладелицы с криком «Квартплату принес, охламон?!». Но было тихо.

— Проходите, — сказал я Наталье, пропуская её вперед. — Только не пугайтесь. У меня тут… беспорядок.

Наталья вошла и осмотрелась. Её глаза расширились, когда она увидела стопки учебников на полу, тетради, разбросанные по столу, и недопитую чашку чая трехдневной давности. Убираться за бывшим хозяином тела мне было некогда.

— Ничего, — пробормотала она. — Бывает и хуже.

Я хмыкнул:

— Да уж, не хоромы члена Политбюро. Ладно, располагайтесь на диване. Я постелю себе на полу.

— Но… — начала было Наталья.

— Никаких «но», — отрезал я. — Вы гостья, а я… ну, вроде как хозяин.

Мы оба были настолько измотаны событиями дня, что даже не стали пить чай. Я расстелил одеяло на полу, и благо нашлось чистое постельное белье для Натальи и она умостилась на диване.

— Спокойной ночи, — пробормотал я, выключая свет.

— Спокойной ночи, — ответила она тихо.

***

Утро ворвалось в мою жизнь оглушительным бабьим криком, от которого мы с Натальей подскочили как ужаленные. Сквозь сонную пелену я не сразу понял, что происходит. В голове мелькали мысли о новом покушении, внезапной проверке КГБ или, чем черт не шутит, инопланетном вторжении.

Реальность оказалась куда прозаичнее и страшнее. В дверном проеме, заслоняя собой утренний свет, возвышалась тетя Зина. Её рыжий шиньон, воинственно подрагивая в такт её возмущению. В руках она сжимала мою заветную чайную коробку-копилку. Как я не подумал о запасном ключе у этой старой перечницы?

— Ах ты, охальник! — гремела тетя Зина, потрясая копилкой так, что медяки внутри жалобно звякали. — Квартплату задерживаешь, а сам девок водишь?!

Её взгляд, острый как штык, метнулся к Наталье. Та сидела на диване, прикрывшись одеялом до подбородка, и, судя по её расширенным глазам, явно не ожидала такого начала дня.

— Позор! — продолжала тетя Зина, набирая обороты. — В моем доме такое непотребство! Девица неблагонравная, да еще и наверно замужняя! — Она перевела дух и продолжила с новой силой: — Ты что, хочешь, чтобы весь дом о нас судачил? Чтобы меня на собрании жильцов со свету сжили?! Чтобы партком узнал?!

Я попытался вклиниться в этот словесный поток:

— Тетя Зина, вы не так поня…

Но куда там. Тетя Зина уже вошла в раж, и остановить её было так же сложно, как товарный поезд, идущий под откос.

— Молчи, оболтус! — отрезала она. — Я-то думала, ты приличный молодой человек, комсомолец! А ты… — Она запнулась, видимо, подбирая слова пострашнее, — ты… тлетворному влиянию Запада поддался!

Я чуть не поперхнулся от такого обвинения. Наталья же, к моему удивлению, сохраняла олимпийское спокойствие, хотя уголки её губ слегка подрагивали, выдавая едва сдерживаемую улыбку.

Тетя Зина, тем временем, развернулась на пятках с грацией бронетранспортера и направилась к выходу, продолжая бормотать про падение нравов, порчу молодежи и происки империалистов.

— Я этого так не оставлю! — прогремело уже из коридора, и дверь захлопнулась с такой силой, что со стены посыпалась штукатурка.

В квартире повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем старых ходиков. Наталья посмотрела на меня, и в её глазах плясали чертики:

— У вас теперь будут проблемы, товарищ Новиков?

Я вздохнул, пытаясь собраться с мыслями:

— Да нет, не думаю. Посмотрим. Хотя… — я взглянул на опустошенную копилку, — денег там не хватает. Она вернется, можете не сомневаться.

И словно в подтверждение моих слов, в этот момент раздалась телефонная трель. Я подскочил к аппарату, радуясь возможности отвлечься от мыслей о разъяренной тете Зине и неминуемом разносе в парткоме.

— Алло? — произнес я, снимая трубку.

— Наталью Сергеевну можно? — прозвучал в трубке сухой мужской голос, от которого повеяло холодом Лубянки.

Я молча передал трубку Наталье. Она говорила коротко, в основном слушая и изредка поддакивая. Я наблюдал, как менялось выражение её лица: от сосредоточенного до откровенно встревоженного.

Наконец, она положила трубку и повернулась ко мне. Её лицо было серьезным, как у диктора программы «Время» перед объявлением о повышении цен.

— У нас есть сведения о том, что выбрали Китай, Япония, Франция и Германия, — сказала она.

— И что же они выбрали? — спросил я.

Наталья открыла рот, чтобы ответить, но вдруг замялась:

— А еще… — она сделала паузу, словно собираясь с духом, — нам сказали, что если мы не выберем как можно быстрее и не начнем работу… мы будем делать это в тюремной робе.

Я почувствовал, как у меня отвисла челюсть:

— Что, прости? Это шутка такая?

— Боюсь, что нет, — покачала головой Наталья. — Нас посадят, если мы не поторопимся. И, судя по тону товарища на том конце провода, это не пустая угроза.

Мы с Натальей влетели на кухню. Времени на нормальный завтрак не было, поэтому пришлось импровизировать.

— Чай есть? — спросила Наталья, лихорадочно открывая шкафчики.

— Где-то был, — пробормотал я, шаря по полкам в надежде что он есть. — А, вот!

Я извлек пачку грузинского чая, покрытую толстым слоем пыли. Сдув её, я понял, что чай, скорее всего, пережил не одну пятилетку.

— Сойдет, — решительно заявила Наталья, хватая чайник.

Пока она заваривала чай, я нырнул в недра буфета в поисках чего-нибудь съедобного. Результат моих археологических раскопок был неутешителен: пара заплесневелых сухарей и полпачки слипшихся карамелек «Гусиные лапки».

— Бублики! — воскликнул я, обнаружив на дальней полке целлофановый пакет.

Вытащив их на свет божий, я понял, что «свежими» эти бублики были разве что во времена Ленина. Но выбирать не приходилось.

— Налетай, — сказал я, выкладывая наш «роскошный» завтрак на стол.

Мы жевали резиновые бублики, запивая их крепчайшим чаем. Ну а что, нужно привыкать пить чефир и грызть сухари. Вот только кто в этом мире для меня их будет сушить.

— Может, все-таки рассказать, что выбрали другие страны? — спросила Наталья, морщась после особо твердого куска бублика.

Я покачал головой:

— Потом. Сейчас главное — добраться до института и выбрать наш проект. А то, знаешь ли, не хочется проводить ближайшие годы в местах не столь отдаленных.

— Да уж, — хмыкнула Наталья, — колымские пейзажи как-то не вдохновляют.

Мы синхронно глянули на часы и, не сговариваясь, подскочили со стульев.

— Бежим! — скомандовал я, и мы понеслись к выходу.

Выскочив из подъезда, мы тут же попали под перекрестный огонь взглядов местных бабушек. Их посиделки на лавочке напоминали заседание политбюро, только вместо решения судеб страны они решали судьбы соседей.

— Ишь, молодежь нынче какая, — донеслось до меня сквозь утренний шум. — И не стыдно им? В наше время…

Я мысленно застонал, представляя, какие слухи поползут по дому. Теперь я точно стану главной темой следующего собрания жильцов.

Пробегая мимо доски позора, я невольно скосил глаза, выискивая там свою фамилию. К счастью, пока меня там не было. Хоть что-то хорошее.

Наша Ласточка ждала нас у подъезда, как верный конь. Мы запрыгнули в машину, и Наталья, не теряя ни секунды, рванула с места. Шины взвизгнули, оставляя на асфальте черные следы.