Для более надёжной нейтрализации постороннего влияния с Брауном можно было провести беседу, однако открывать ему всю правду было чревато неприятностями. Вдруг, узнав о Существе, он сочтёт его истинным богом? А любое другое объяснение будет ещё более дырявым, чем то, что Макс удостоился визита ангелов, наставивших его на путь истинный. Конечно, моё молчание не исключало того, что Существо само явится к нему… Но на это я повлиять не мог, в отличие от собственного признания.

Проще не будить лихо, пока оно тихо. Не подкидывать врагу идей.

Относительно выступлений в кирхе мы с Отто сошлись на том, что я дам парочку органных концертов светской музыки. Часть собранных средств пойдёт в приют, а оставшееся заберу я — денежная признательность Герберта Боша успела раствориться без следа в потоке бесконечных трат, а свободного времени на собственные денежные махинации у меня пока не было.

Рождество прошло тихо, без происшествий. Существо никак не проявило себя. После инцидента с автомобилем и наведённым параличом оно затаилось; я надеялся, что оно, выплеснув свои детские обиды в этом бессмысленном жесте, угомонилось надолго.

На пробный концерт заглянуло всего десяток человек, зато второй прошёл уже в полностью забитой кирхе. Публике моя игра понравилась. Брал за вход Отто совсем немного — и в формате пожертвования, так что люди могли и не платить, но таких попадалось совсем немного. Выручка не поражала воображения, однако и эти доходы были критически важны для бедного церковного хозяйства, да и мне пригодились.

Перед Новым годом я встретился с Эдуардом, Куртом и каптенармусом в отставке Вильке. Фрейданк пожелал оценить плоды моих трудов своими глазами. Я не стал отказывать ему, и мы собрались на стрельбище за пределами Берлина.

Пожалуй, стрельбище — излишне громкое слово.

В действительности встреча состоялась на обычном сельском поле, припорошённом снегом. Этот импровизированный полигон принадлежал родственнику друга одного из членов Сообщества, и его хозяева объявили, что не будут возражать против нашего присутствия и стрельбы. Местные жители её не боялись, многие владели охотничьими ружьями, а то и вовсе имели схрон со времён войны, но предупредить их следовало. Народ тут был беспокойный и скорый на расправу.

Вывоз винтовок из Берлина и путешествие с ним по пригородным дорогам на телеге Мецгера изрядно потрепали мне нервы. Если бы я наткнулся на ретивый предместный патруль, который не подчинялся напрямую городскому департаменту, где служили покровители Флюмера, то без разговоров загремел бы за решётку. Лицензий у меня не было, да и любой человек с намётанным глазом сразу сообразит, что это никакая не охотничья переделка, а полноценное боевое оружие. Так что бравые парни из шупо с радостью навесили бы на меня попытку подорвать устои республиканской власти, организовать переворот, снабдить революционных большевиков, а заодно приписали бы мне пяток нераскрытых убийств, включая те, в которых жертвы погибли от колото-резаных ран.

«Сообщество взаимопомощи бывшим фронтовикам» не обладало влиятельностью «Стальных шлемов», правых штурмовиков или чёрного рейхсвера [1], о котором реакционно настроенные граждане шептались всё чаще, поэтому местная полиция с удовольствием раскрутила бы дело до того, как в него успели бы вмешаться столичные чины. Да и вмешались бы они, приобрети дело огласку? Едва ли наш благодетель обладал высоким званием, иначе Эрика с его просьбой смотреть на наши проделки сквозь пальцы даже не пустили бы на порог кабинета. Где он, а где по-настоящему серьёзные люди? Может, нас таким образом просто поставили на учёт, а Флюмер завернул это в красивую обёртку.

К счастью, проверять, как оно будет при худшем раскладе, не пришлось. Винтовки успешно доехали до поля. А обратный путь всегда легче.

— Паршиво выглядите, герр Кляйн, — поприветствовал меня Эдуард.

— Краше в гроб кладут, — поддакнул Вильке.

Курт промолчал. Свою порцию озабоченности он выразил ещё утром.

— Ударно трудился, только и всего. Отдохну и буду как новенький.

В целом это даже ложью назвать нельзя. Внешние последствия моего злоупотребления псионической энергетикой пропадут быстро. Внутренний же ущерб я частично компенсирую конскими дозами лекарств, когда заполучу такую возможность.

Я залез в телегу, сдвинул сено, накрывавшее её дно, и поставил на снег ящик, в котором отчётливо звякнул металл. Мецгер достал ящик поменьше, где лежали патроны.

— Ну, глянем, что вы смастерили, — зябко потёр ладони Эдуард.

От ожидания на холоде щёки его раскраснелись. Похоже, он уже жалел, что приехал — он явно не верил в то, что у меня всё получилось. Я не отчитывался ему о ходе работ.

Опасения Фрейданка развеялись, едва я откинул крышку ящика, явив всеобщему вниманию лежавшие там четыре Gewehre 98. Он в восхищении присвистнул.

— Какие красавицы!

— Прямо как новые, — подтвердил Вильке, вытащивший винтовку. Пальцы его скользнули по прикладу, он вскинул её к плечу и прицелился в далёкую мишень, дёрнул затвор. — Признайтесь, откуда стащили? Дерево покрыто лаком, и царапин нет, будто вчера c фабрики приехали. Да и помню я накладную, образцов девяносто восьмого в том хламе было всего две штуки, а здесь их четыре.

— Переделал из восемьдесят восьмых, — пожал я плечами. — Ничего сложного, если приноровиться.

— Вот так взяли и переделали? — прищурился Эдуард. — И подающий механизм заменили? И под новый патрон приспособили?

— Нет предела немецкой смекалке.

Вильке хохотнул, но Фрейданка ответ не удовлетворил.

— Как ни крути, а для такого к смекалке нужен свой литейный завод. Это же не просто напильником пару деталей подпилить…

— Не ворчи, — сказал Вильке, любуясь винтовкой. — Прими как должное. Вот есть у нас герр Кляйн. Может, сделал он их. Может, выкрал со склада. Главное, что результат всех устраивает, разве не так?

— Результат отменный, это сразу видно. Но я боюсь, как бы потом на моём пороге не объявились прошлые владельцы, — вздохнул Эдуард, щёлкнув ногтем по цевью. — Слишком хороши винтовки для кустарного производства. Всплывут потом последствия, а мне с ними разбираться.

— А вот и напрасно боишься, — неожиданно вступился за меня Курт. — Я тоже не верил, что можно на одном пианино исполнить так, будто целый оркестр играет. Но Макс сумел.

— Это всё-таки несколько иное…

— Я ничего не крал. Винтовки — мой новодел, — заявил я, оборвав Эдуарда.

Тот натянул на лицо улыбку и хлопнул меня по плечу.

— Ладно, верю. Вы, герр Кляйн, спасли всё наше предприятие. Теперь нам будет что показать на собрании!

Если похвалы от Вильке и Курта были искренними, то Эдуард, как ни старался, от меня скрыть фальшь в голосе не смог. В отличие от этих двоих, его высокое качество винтовок насторожило. Оно и понятно, не им отвечать головой, если окажется, что у «переделок» есть настоящие хозяева, а с учётом того, что организация Фрейданка ещё не окрепла, её при желании можно раздавить в два счёта.

Эдуард ожидал, что я приволоку на показ пару кое-как работающих Gewehre 88, и это при наиболее оптимистичном прогнозе. Это он принять мог. А идеальные образцы девяносто восьмого — нет. Такое было для него перебором. Он видел грань возможного для рядового пехотинца без образования; я её пересёк, и он почувствовал нечто неправильное. Может быть, даже смутную угрозу своему благополучию. Ведь любая аномалия, в том числе позитивная, несёт в себе повышенные риски. Потому-то я не продемонстрировал сегодня основной проект, ограничившись Gewehr 98, чтобы не подстёгивать паранойю Эдуарда.

В каком-то смысле он был прав. Я планировал договариваться с Людвигом Беком через его голову. Отнимать у Фрейданка власть над Сообществом я не собирался, но ему-то откуда об этом знать? А сказать — не поверит и ещё больше испугается.

Провели стрельбы, по два магазина на человека. Стволы винтовок выдержали испытание с честью, ни один не лопнул, да и точность оказалась на высоте. Вильке и Курт не переставали поражаться качеству оружия, а под конец напряжение отпустило и Эдуарда, она расслабился и перестал коситься на меня с тенью сомнения, тем более что я довольно подробно объяснил, как переделывал образцы. Подозрительным гением я быть для него не перестал, но хоть вором он больше меня не считал.