— Не ходите вокруг да около, — прервал меня Герберт. Ему мои подозрения не понравились.

— Это было покушение — нет, предостережение. В действительности убить вас не желали, а вот припугнуть, надавить, показать, что вы уязвимы — этого, скорее всего, добивались неизвестные, пославшие форд. В конце концов, ни один убийца не будет предупреждать свою жертву клаксоном.

Я не стал говорить, что, по всей видимости, водитель растерялся, когда Бош, вместо того чтобы отскочить, застыл столбом посреди дороги. Бедолага даже начал выворачивать руль, чтобы ненароком не задеть Герберта, однако было поздно — машина оказалась слишком близко. Не вмешайся я, и Боша раскатало бы по брусчатке.

К тому же, будь целью устранение, проще было бы взять подельника, который изрешетит цель, пока автомобиль проезжает мимо. Немецкую общественность публичными убийствами уже не смутить, она очерствела за последние годы. После работы гаубиц на окраинах, после расчехлённых пулемётов на Унтер-ден-Линден и громких политических расправ — может ли десяток выстрелов испугать обывателя, озабоченного больше тем, что его деньги стремительно превращаются в пыль?

На фасаде дома, стоявшего напротив, высилась скульптура — олицетворение старого Порядка, воплощённое в строгих и мужественных очертаниях. Фигура с суровым лицом смотрела вверх — должно быть, искала в небесах новых свершений, достойных её. Наши земные печали её не заботили.

Я начинал понимать, по какой причине Эльза недолюбливала помпезное наследие Вильгельма II.

— Допустим, ваша идея не лишена основания, — наконец признал Бош.

— Если у вас трудности с конкурентами, вам впору нанять охрану.

— Дядюшка, вы ли это? Не признал в новом пальто, — нервно хмыкнул он.

— Значит, конкуренты. У вас есть подозрения, кто именно это мог бы быть?

— Вам-то зачем лезть в это болото?

— Я же изъявил желание войти в химическую индустрию. Как раз потому, что я собираюсь с головой погрузиться в это, как вы выразились, болото, мне и нужно рассчитать риски.

Я не строил иллюзий относительно законности стратегий, по которым работала нынешняя промышленность. Переходный период после большой войны неизбежно поднимает со дна грязь, не говоря уже о том, что любой крупный бизнес изначально построен на костях неудачников. Я прекрасно сознавал, что едва сунусь туда, как превращусь в ходячую мишень, так как мой рост в структурах, где всё уже давно поделено, нарушит выверенные планы многих серьёзных людей. Это было в пределах прогнозируемого. Куда больше меня интересовало, поддастся ли моему напору Герберт — как-никак он побывал в стрессовой ситуации. Язык после этого развязывается даже у молчунов.

Бош оказался не из слабохарактерных. Он поправил костюм и подмигнул мне:

— Хотите сказать, что если я вывалю вам всё как есть, то вы можете испугаться и отступить? Едва ли.

Самообладание вернулось к нему раньше ожидаемого.

— Ни к чему вам пока знать подробности, герр Кляйн.

— Пока? Звучит многообещающе.

— Не посмею же я оставить моего спасителя ни с чем? — рассмеялся он. — Вы крайне подозрительная личность, если уж начистоту, но я верю, что дядя ничего не потеряет от встречи с вами. Первоначально я намеревался подступиться к нему после шахматного турнира; теперь же приступлю к его обработке немедленно. Это значительно сэкономит вам время, у него плотный график, и если не подсуетиться сейчас, то окна в его расписании можно будет ждать месяцами. А так, может быть, он выделит вам часок в начале следующего года. Вряд ли это будет раньше турнира, однако здесь уже зависит не от меня…

— Спасибо и на том.

— Вам спасибо! Вы же мой спаситель, хотя упорно настаиваете на том, что меня никто не убил бы. Это самое малое, что я могу сделать для вас.

Бош энергично схватил мою руку, чтобы пожать её; вдруг его ладонь вздрогнула.

— Вы же не покинете турнир? Своей цели вы добились и без него, но…

— Я буду участвовать, — уверил его я. — На кону моя честь, я обещал Ласкеру реванш. Кроме того, денежный приз мне не повредит.

— Чудесно, — Бош расплылся в счастливой улыбке, словно позабыв о том, что совсем недавно на него покушались. Но я в это не верил. Несмотря на обманчивую легкомысленность, Герберт был умным человеком.

— Если вы чувствуете себя настолько обязанным мне, то я не откажусь от небольшой суммы прямо сейчас, — вкрадчиво заметил я. — Так получилось, что я поиздержался за последние дни…

Герберт озадаченно моргнул, но его замешательство продлилось недолго.

— А вы не боитесь брать быка за рога, — довольно хмыкнул он.

Достав чековую книжку и ручку, он размашисто вписал в чек число и вручил его мне. Количество нулей в нём обрадовало, но я не обольщался — вскоре эти деньги растают, как снег весной. Инфляция!

Душещипательный момент прервали старые знакомые — журналисты, которых Герберт отвлёк на себя ещё в Романском кафе. Чуткие на сенсации носы этих ищеек их не подвели. Они, несомненно, застали происшествие, едва не переросшее в трагедию — и, как подобает лишённым такта борзописцам, жаждали урвать подробностей для своих газетёнок. В тот миг, как они появились перед нами, возникнув будто из-под земли, их рожи очень напоминали крысиные морды. На нас обрушилась волна их вопросов; не дожидаясь ответов, они что-то застрочили на листках паршивыми вечными перьями.

Прощание с Бошем получилось скомканным. Я сдержанно кивнул ему, отобрал бумажки у обоих журналистов и сгрёб их за шкирку, после чего потащил к ближайшей подворотне. Настроения церемониться с ними не было. Почуяв, что пощады можно не ждать, горе-репортёры кое-как вывернулись из моей хватки и не сговариваясь помчались прочь. Я проводил их насмешливым взглядом — и выбросил из головы.

Мне было о чём поразмыслить и без них.

Как стало ясно из новой встречи с Существом, оно не оставило идеи сотворить из меня своего нового апостола… что бы это ни значило. При этом ему по какой-то причине необходимо было, чтобы я сдался ему, сам признал его главенство над собой — вероятно, потому что оно не обладало достаточной силой, чтобы сломать ментальные барьеры, которые защищали мой разум. Хотя казалось бы, раз уж оно смогло перетащить меня на другую планету, подчинение далось бы ему запросто… Нет, я не обладал достаточными сведениями насчёт способностей псионических сущностей, чтобы делать такие выводы. Мало ли как развивалась их эволюция. Нельзя подходить к ним с человеческими понятиями возможного и невозможного. Глубоководная рыба выживет на дне океана, но плескаться у морской поверхности ей не суждено.

Также Существо могло отыгрывать христианского бога, ведь в христианстве много внимания уделялось свободе воле. Хотя какая уж тут свобода воли, когда к тебе заявляется якобы бог и обещает погрузить весь мир в новую войну? И всё для того, чтобы ты подчинился. А что насчёт других мировых религий? Ислам, буддизм и великое множество верований помельче захватывали умы миллионов, если не миллиардов людей. Возможно, для них Существо надевало другую маску…

Мотивы и логика, которой руководствуется Существо, неясны. Одно я понял определённо: оно не всесильно. Будь иначе, в Боша, которого оно выбрало, чтобы показать своё могущество, ударила бы молния — чем не демонстрация могущества? Как раз в духе примитивных представлений о божественном.

Существо работало тоньше… как агент Института Развития. Оно взяло уже сложившуюся ситуацию: безусловно, водитель и без его участия собирался напугать Герберта. Не было никакого провидения, которое создало бы это событие. Существо просто проанализировало окружение и воспользовалось стечением обстоятельств, воздействовав на опорно-двигательный аппарат Боша. Вероятно, оно и шофёра обработало, не дав тому вовремя свернуть, — но том его участие и закончилось.

Оно даже не смогло как следует задержать меня.

Но не стоило сбрасывать его со счетов только из-за этого.

Мне противостоял деятельный разум, который был осведомлён о методах Института Развития. Я это упустил прежде, посчитав, что роль Существа закончилось на том, что оно забросило меня сюда и больше себя никак не проявит. Это не так. Если я буду мешкать, излишне перестрахуюсь, то Существо перехватит инициативу. Способов подгадить мне у него наберётся изрядно, а его вмешательства в мои дела могут испортить любой, даже самый выверенный замысел. Я не знал пределов его сил и в своих выкладках должен был исходить из худшего из раскладов.