Когда Ольга оказалась перед своей разделяющей их переходом полосой, между ними с грохотом прокатился грузовик с помятым брезентовым кузовом. И у обоих синхронно возникло ощущение, что сейчас, как в кино, когда машина проедет, а на другой стороне никого не окажется.

Но жизнь — не кино, так что Ольга всё-таки подошла через дорогу к Юре. И тот не спеша протянул ей до сих пор висящую на его локте джинсовку с неловко вывернутыми карманами.

Оля не обратила на неё внимания. Только дальше буравила парня взглядом.

— Извини, — глядя ей в глаза, произнёс Юра. — Надо было тебе сразу сказать. Просто не хотелось… ну… переваливать на тебя. Если бы ты узнала первой, начала бы думать, что с этим делать и как говорить остальным. Извелась бы. А так ты осталась на ровне с другими.

Юра улыбнулся. И Оля дёрнула с его руки свою джинсовку.

— Да ты прям психолог, — хмыкнула она. — Больно умный. Для своего возраста, конечно.

Олины зрачки неуловимо сузились в попытке прошить парня насквозь.

— Возраст — это всего лишь цифра, — ответил Юра, не отводя от неё взгляда и даже не моргая.

— Ладно, пошли, — Оля, чуть расслабившись, кивнула в сторону дома. — Всё равно ты сейчас походу знаешь больше, чем любой из нас.

Это Юре не понравилось — это же как подачка для собачки. Поэтому он остался на месте.

— Если хочешь, чтобы я ушёл — скажи, — неожиданно легко предложил Юра. — Я уйду.

Оля с насмешкой развернулась к нему, но неожиданно наткнулась на серьёзный взгляд. Который ждал ответа. И Оле, почему-то смущаясь, пришлось его дать:

— Не хочу…

Она почувствовала на щеках жар. И торопливо перескочила на другую сторону улицы. Ничего не ответив. Но больше не ускоряя шага и периодически косясь, чтобы Юра больше не отставал.

***

Наступило тревожное ожидание. Которое просто рождало в сердце необходимость показать, что всё нормально.

На фоне привычной жизни, немного скрашенной необычными деталями последних дней, завтрашний день ожидался очень непривычным. Ещё бы — поиски настоящей лаборатории с драконами.

Оля уже немного предвкушала, специально не давая мыслям об опасности выбраться наружу.

— Смотри-смотри! — она тыкнула в экран телевизора пальцем, словно опасалась, что Юра вдруг посмотрит в другую сторону. — Она сейчас за провод запнулась, и чуть-чуть не кувыркнулась. И поёт явно под фонограмму — по губам видно: не «Прованс» сказала, а другое слово.

Ей очень нравился этот концерт, хоть в нём не было ничего особенного. А вот Юре не очень.

Он всё прошляпил и теперь бегал глазами по экрану. Драконы явно внимательнее людей. По крайней мере, если говорить конкретно о нём. Хотя может это всё от того, что Юры не кстати начала разбаливаться и одновременно каменеть голова. И он опустился на мягкую спинку дивана и прикрыл глаза, давая им, сухим, отдых.

Мельтешащая весельем картинка не радовала. Лучше перевести взгляд на Олю, подобравшую ноги и то и дело ёрзающую в такт мелодии. Она то и дело улыбалась, отчего её скулы «подпирали» круглые глаза, почти пряча их в тени ресниц. А из самых уголков глаз кверху уползали весёлые лучики. Недлинные передние зубы при усмешке упирались в нижнюю губу цвета холодного кварца. И по-спортивному ровная спина, прикрытая плотной футболкой, то уходила вперёд, то снова откидывалась на подлокотник. У Оли вообще очень спортивная и атлетичная фигура. И пропорциями тела она походила на модель (уж Юра-то знает). Если бы не странноватый момент их знакомства, Юра предположил бы вслух, не занимается ли она бегом.

Чувствовал он себя странно. И не только потому, что внутри к телу подбирается простуда, но и из-за случившегося между ними. Из-за секса. Юре всегда было легко устанавливать с девушками контакт, причём достаточно быстро — физический. Наверное, сила обаяния. А вот дальше дело обычно не шло. Вернее как — девушки становились навязчивыми, ревнивыми и липкими. Совершенно лишаясь в его глазах шарма и интереса. Сразу требовали чего-то серьёзного и норовили на каждом углу демонстрировать, что они — пара. Чем рождали в парне желание бежать от них на край земли. Но только не Оля. Которая старательно делала вид, что ничего не было. И этим то ли немного раздражала, то ли будила что-то вроде любопытства.

Ещё у Оли ловкие и выверенные движения. Как будто каждую секунду своей жизни она знает, что делать и что будет потом. И эта прямая спина как по линейке, готовая встретить любую неприятность, только подтверждает теорию. Улыбается Оля чаще всего кривовато — так чтобы, левый уголок приподнимался выше правого. Но это почему-то не придаёт лицу ехидства. Словно в нём столько доброты, что никакой неровностью её не скрыть. Пусть Оля и пытается казаться резче, чем есть на самом деле. И вроде как пытается относиться к Юре сверху. Но Юра знает, что такое отношение сверху, да ещё с оттенком презрительности. Так что Оля тут и рядом не стояла.

Он снова перевёл взгляд в телевизор. А потом окинул комнату, к которой он уже привык, взглядом. Ничего особенного, но всё находится на своих местах.

Странно. Свою домашнюю атмосферу Юра уже не мог толком описать, хотя жил там не в пример дольше. А эти очертания будто отпечатались следом на сетчатке. Закрой глаза и вспомнишь, что у самого окна стоит «трехэтажный» шкаф, создающий своими верхушками иллюзию ступеней. В шкафу маленький школьный глобус, а полоски на диване в жёлто-оранжевых тонах. И телевизор висит над белой полкой с кактусом, который Оля называет Родионом.

Краем глаза Юра увидел, как Оля развернулась от экрана к нему. Видимо, хотела ещё что-то сказать. Но так ничего и не произнесла. Юра понял, что глаза его прикрыты, и мир он видит очень расплывчатым, приглушенным и через узкую щель век. Почувствовал своё ровное, словно чужое дыхание и ощутил лёгкое оцепенение в теле. Сам не заметил, как начал задрёмывать под телевизор. А Оля заметила.

Юра почувствовал, как взгляд её становится долгим, и хотел уже было «ожить».

Но опоздал.

В комнате в мгновение стало темнее — это Оля щёлкнула пультом и экран погас. Наступила полная тишина и темнота. Юра подумал, что сейчас Ольга поднимется и уйдёт к себе, но она осталась. Тихо сидя рядом — задрёмывая дальше, Юра слышал её лёгкое дыхание. И поймал себя на мысли, что это очень здорово — когда кто-то просто сидит рядом с тобой, засыпающим, и дышит. Будто не оставляет перед лицом суровой и неизвестной сонной темноты. Не бросает. Странное и не очень знакомое чувство.

***

Холодная рука легла ему на лоб, но нахмурился не Юра, а сама Оля. Её тёмные брови сошлись на переносице, а глаза под ними стали напряжёнными. Тихо поднявшись с дивана, она подошла к шкафу и с шумом выдвинула нижнюю полку. Принялась, наклонившись, что-то там искать.

Юре же хотелось только, чтобы его не трогали и проваляться до утра. По телу расползся то ли жар, то ли холод, и само состояние было разбитым, будто его прокрутили через человеческую мясорубку. Голова раскалывалась, всё внутри пекло и дышать стало тяжко. Забил кашель, после затяжного приступа которого и пришла Ольга, безжалостно включив в ночной комнате свет. На который смотреть тоже было больно.

— На, — Оля что-то ему протянула. — Только аккуратнее. Ртутный, а не как ты привык — с весёлыми зверюшками и безопасный. Разобьёшь — все отравятся и умрут.

— Я знаю, что такое ртутный градусник, — буркнул Юра абсолютно сухим ртом. Олины слова почему-то показались очень обидными.

— Ладно, — пожала она плечами, глядя, как Юра засовывает градусник под влажную рубашку.

— Что? — Юра резко посмотрел на неё, щурясь от света. — Хочешь сказать, что он ректальный?

Оля хихикнула. Но быстро привела лицо к обычному серьёзному выражению.

— Шутишь… — наверное, она хотела добавить «как придурок», но не стала. — Значит, жить будешь.

— Уж и не надейся, — Юра завозился, неловка принимая позу поудобнее. Ему хотелось раскрыться, скинуть с себя одеяло, а может даже обиженно забить пятками по сбитой простыне. Но при Оле как-то не с руки. Кстати, на руке его Оля заметила какую-то сыпь и на всякий случай стала припоминать, куда успела запрятать его телефон. Мало ли… Сыпь при симптомах простуды — это не совсем хорошо.