— Вы хотите сказать… — медленно проговорила до сих пор молчавшая Имрала, и в её спокойных, как озёрная вода, глазах возник нескрываемый интерес.

— Я хочу сказать, — Дааль развернулся ко мне, замершей в трепете и ожидании, и коснулся ладонью моего лба, — что не просто помогу Феолике вспомнить этот день, но и увижу, как всё было на самом деле, вместе с ней. И покажу вам.

Дааль ввёл меня в кабинет главы квизари, попросил сесть за стол, а сам запер дверь ключом, который ему отдал Хаарвен. Волнуясь, я сжимала и разжимала пальцы, ёрзая на сиденье, похожем на тюфяк, обтянутый золотистым шёлком. И разглядывала стоявший передо мной буквенный артефакт — белую пластину с тремя разноцветными камушками. Рядом лежала стопка вовсе не пергаментов, а чего-то гораздо тоньше и белее, что называлось, как любезно пояснил мне Дааль, «бумага».

— Тэсианское изобретение. Но со всем этим вы познакомитесь позже, — он придвинул второе сиденье и устроился напротив меня. Вынув из левого рукава медальон с изображением серенькой паутины, Дааль положил его на стол. — Сейчас у нас другая задача. Но я смотрю, Феолике, вы напряжены. Расслабьтесь, пожалуйста, — он говорил мягким, обволакивающим голосом и смотрел на меня с сочувствием. — Иначе я не смогу надолго задержаться в вашей памяти. А нам ведь предстоит путешествие в тот день, когда вы, согласно общепринятой версии, чуть не превратили Синситу из рода Хеннет в муравья.

— И убила слугу, — тускло пробормотала я.

— Совершенно верно. Как я слышал, вы ничего из этого не помните?

Я безмолвно покачала головой.

— Очень удобно для Сандрены из рода Тэрль, — взгляд моего собеседника сделался немного отрешённым. — Вы знаете, она ведь ненавидит род Ари не просто так. Её отец погиб при загадочных обстоятельствах, и были все основания подозревать, что к этому причастны Ари, с которыми он конфликтовал по своим причинам. Но подозрения — это ещё не доказательства. Семья Ари всегда превосходно умела прятать концы в воду.

— И, не имея возможности отомстить им, Сандрена отыгрывалась на мне?

— Не исключено. Если вы ещё и кого-то по малолетству превратили… О, тогда она пришла в восторг оттого, что может сковать вашу магию, Феолике, и обращаться с вами, как с прислугой! — Говоря это, Дааль снял перчатки и положил на стол рядом с медальоном. — Но я уверен, что всё было совсем не так, как говорит Сандрена. Видите ли, я давно её знаю, — на его лице появилось знакомое выражение брезгливости, — и могу поклясться, что доверия не заслуживает ни она сама, ни её семейство… Ладно, не будем отвлекаться на разговоры, Феолике. Скажите, вы доверяете мне?

В его ясных, спокойных глазах я увидела своё отражение — измученная, лохматая, в платье, похожем на рваную серую тряпку.

— Конечно, вы же мой защитник! Просто… немного боюсь, в моей голове ещё никто не копался… ну, до вас…

При этих словах Дааль как-то странно посмотрел на меня:

— Уверены?

Я энергично закивала. Если б хоть раз Сандрена, её муж или дети залезли мне в голову, я бы это запомнила. Да и не было ни у кого из них такого сильного дара! Сандрена вечно жаловалась на свои посредственные способности!

— Поговорим об этом позже. Скажу только, что больно я вам не сделаю, — Дааль отеческим жестом погладил меня по плечу. — Правда, должен предупредить, что вы увидите меня… в непривычном облике.

— Это эксперимент, да? Вы используете какой-то новый метод? — Я глубоко вздохнула, заметив его воодушевление и нетерпение. Ответом мне была лучезарная улыбка:

— Да, но не бойтесь, Феолике. Я, как всегда, обречён на успех. Закройте глаза и думайте о чём-то хорошем, договорились?

С этими словами Дааль положил одну руку на раскрытый медальон, а другую поднял ладонью вверх. Его длинные гибкие пальцы засветились белым светом.

— Ладно, — зажмурив веки, я представила, как мы с Вильгерном гуляем где-нибудь поблизости от академии, в окружении летних роз и багряной сайлезии, а потом целуемся — долго, жарко, забыв обо всём дурном, что было… Вдруг чья-то ладонь прижалась к моему лбу, и я погрузилась в забвение.

А вынырнув из него, огляделась и потеряла дар речи.

Я стояла в обширной круглой комнате, где почти всё пространство вокруг меня занимали тонкие сияющие нити. Они были так переплетены друг с другом, что напоминали невероятную волшебную паутину. Неужели это и есть кладовая моей памяти?!

— Феолике, — произнёс чей-то знакомый голос, и, обернувшись, я чуть не подскочила до потолка.

Передо мной стоял крупный белоснежный пушистый паук, ещё более невероятный, чем эта паутина, потому что, во-первых, он разговаривал, а во-вторых, у него были синие глаза. И тут я сообразила, в чём дело.

— Это вы! Хорошо, что я не боюсь пауков, — вздохнула с облегчением. — Тем более, таких симпатичных.

— Рад, что моя задумка вам понравилась, — любезно откликнулся паук. — Но не будем терять времени, Феолике, и займёмся делом, — с этими словами он нажал лапкой на ближайшую нить. Та зазвенела, как струна, а в памяти воскресло сладко-горькое воспоминание о том, как я пробую свои слабые, едва подросшие драконьи крылышки. Я сообщила об этой картинке Даалю и не удержалась от вопроса:

— Здесь что же, все мои воспоминания?

— Ну что вы, Феолике! Только те, которые принадлежат вам в возрасте от двух до четырёх лет. То есть, основательно вами подзабытые. Остальные картинки из прошлого в других комнатах.

Я умолкла, мысленно изумляясь тому, как легко мы попали в нужную комнату. Интересно, а смог бы Дааль в образе паука соткать новое воспоминание и вплести его в мою паутину? Если это возможно, то насколько же опасные у него умения! Хорошо, что сейчас он на стороне справедливости.

— Вот были бы ваши воспоминания расположены не хаотично, а в хронологическом порядке! — Дааль примерился к новой нити, и я отвлеклась от своих размышлений. — Тогда бы мы быстрее нашли то, что нужно.

Передо мной вспыхнул солнечный день, в котором я пыталась превратить деревянную лошадку, подаренную мне стариком Реоном, в настоящую. Отгоняя от себя картинку, я нерешительно проговорила вслух:

— Благородный Дааль… что, если здесь есть порядок? Не по дням или неделям, а… по эмоциям?

— То есть, хорошие, приятные воспоминания — здесь, а плохие — там? — заинтересовался паук. — Давайте проверим!

Он легко и осторожно влез на паутину и, почти невесомо перебирая мохнатыми изогнутыми лапками, перебрался на самую середину. Здесь Дааль нажал на светящуюся нить, которая тянулась к самому потолку, и я чуть не вскрикнула. Вместе с воспоминанием на меня нахлынули горячие эмоции рыдающей, глубоко несчастной трёхлетней девочки.

— Я… я вижу себя с опаловыми браслетами на ногах… Мне ужасно хочется попробовать свою магию, я не могу, и мне больно! Сначала было так больно, а потом я привыкла, — из глаз потекли слёзы.

— Значит, мы уже близко. Простите, Феолике, но я должен проверить все окружающие нити. Соберитесь с силами. Хорошо?

Не в силах отвечать, лишь кивнула.

Меня засыпало воспоминаниями о том, как издевались надо мной Сандрена и её дочь, а слуги, наоборот, жалели, особенно повар и его болезненная жена; как щипал и наставлял мне синяки Черлиэн… Но всё это было уже после того, как на меня надели браслеты. А вот инцидент, как выразился бы Хаарвен, с превращением Синситы в муравья никак не удавалось поймать. Как и смерть того слуги.

Наконец, Дааль, успевший сыграть целую музыкальную гамму на моей паутине, утомился и досадливо произнёс:

— Знаете, Феолике, я уверен, будто мы что-то упускаем. Присмотритесь к нитям, пожалуйста. И я присмотрюсь, подумаю, что же здесь не так.

Я вытерла лицо рукавом и сделала, как он просил. У меня промелькнула странная, но — кто знает? — может, и верная мысль, и, затаив дыхание, я посмотрела прямо в яркие глаза паука. Похоже, он пришёл к тому же выводу!

— Что, если она невидимая?! — вырвалось у нас в один голос, и мохнатые лапки замелькали, нацеливаясь в пустоту. Звон! Ещё звон! Нить возникла из ниоткуда и затрепетала — слабая, покрытая пылью. Мне в голову полилось воспоминание, в котором я решаю проследить за Синситой и, украдкой выскользнув из замка, спускаюсь на летающем ковре…