Хмурясь не меньше своей собеседницы, я напряжённо соображала. И, наконец, тихо проговорила вслух:

— Софи, но ведь феи маленькие. Все, кроме королевы Мэйи. Так я слышала, да и в книжках читала. А Фиалка… Она похожа на обычную человеческую девочку! Ну… если не считать глаз.

Вслед за этим мне пришла в голову ещё одна мысль. Не надо было оставлять малышку одну! Вдруг она и в самом деле волшебная, отрастит золотые крылья, улетит и снова попадёт в беду?! Я отстранила Софи, собиравшуюся что-то сказать, и рванулась в свою комнату.

— Фиалка! Фиа…

Распахнув дверь, я умолкла, поражённая настолько, что все слова замерли у меня в горле, а язык как будто приклеился к нёбу.

На кровати, отбросив в сторону одеяло, сидела вовсе не девочка и даже не фея, а маленький дракончик. Белый, сияющий, как серебро, с невообразимо хорошенькой мордочкой, на которой горели яркие фиалковые глаза. Крылья дракончика выглядели вполне развитыми и почти в два раза больше его самого. На изящной шейке и спинке красовался гребень, на хвосте — шипы. Всё, как положено.

Вот только у белых драконов не могло быть фиалковых глаз! Не говоря уж о развитых крыльях в таком возрасте, и… и обо всём остальном!

— Дара, — ахнула у меня за спиной Софи, — это что же такое творится?!

Фиалка посмотрела на нас и дружелюбно что-то прощебетала. А потом… взлетела. Просто-напросто поднялась над кроватью, описала круг и приземлилась у моих ног, продолжая нежно лопотать.

Я глубоко вздохнула и, наконец, обрела дар речи.

— Не знаю, Софи. Но только мне кажется, это не фея.

Вильгерн

— К-клянусь, г-господин д-дракон, п-после т-того м-мы её н-не в-видели! — бормотал перепуганный, заикающийся главарь работорговцев. Перед ним на земле валялись обломки артефакта перемещения — потемневшей от времени палки, на которой были вырезаны узоры и старинные надписи. — Уб-бежала в л-лес! В-волки её б-берегли! С-слушались её, эту д-девчонку!

Я хмуро оглядел дрожащего главаря и остатки его команды — нескольких обожженных моим огнём, скорчившихся на земле мерзавцев, которые, похоже, были бы рады умереть на месте. Жалости я к ним не испытывал — торговцы людьми заслуживали и худшего. Сам главарь не сильно пострадал. Он сразу отбросил сломанный моей иллюзией артефакт, и, даже не пытаясь атаковать, сдался, надеясь, что я отпущу его живым.

Мы стояли на берегу моря. Кораблю, который должен был отплыть с живым грузом, тоже досталось. Я сжёг все паруса, а пленники — шесть молодых, сильных женщин и десяток детей, которых работорговцы собирались продать на ближайших островах, — сейчас тихо переговаривались у меня за спиной. Золото, что нашлось на корабле, я разделил между ними, а затем пообещал, что отнесу всех в город. Оттуда они смогут найти дорогу домой.

— Я н-не з-знал, ч-что д-девчонка в-ваша и ч-что она д-дракончик! — продолжал главарь, стирая с клочковатой пегой бороды капли крови. Лоб у него был рассечён, то и дело по лицу скатывалась красная струйка. — Д-думал, п-просто к-кто-то её б-бросил…

Я жестом велел ему заткнуться, размышляя, что делать дальше. Небо уже алело, предвещая скорый закат солнца. Скорее всего, Её Величество вернулась в Долину фей, и советницу Линлейт всё-таки ждало наказание — увы, заслуженное, — но меня больше заботила малышка, потерявшаяся в лесах.

Изначально рассказ главаря звучал следующим образом. У работорговцев был артефакт, который мог переносить своего владельца и тех, кто стоял рядом с ним, на тысячу шагов. Благодаря этому артефакту негодяям удалось быстро и незаметно набрать живой груз. Они планировали взять ещё пленников на свой корабль, когда внимание главаря привлекла маленькая девочка с фиалковыми глазами. Она вышла перед ним прямо на дорогу — босая, без одежды, словно её здесь кто-то оставил.

Работорговец прикинул, что такое чудо удастся продать дороже, обманом и ласковыми словами подманил её к себе. Но когда артефакт перенёс главаря, несколько его помощников и девочку подальше, она страшно испугалась. Начала кричать и плакать. Побежала в лес, и поймать её было невозможно, потому что из чащи один за другим появились волки и окружили девочку. Работорговцы кинулись наутёк.

И напоследок, оглянувшись, главарь увидел, как девочка, рыдая, скрылась за деревьями, а звери шли за ней, как на верёвочке.

— С-сколько ж-живу, в п-первый р-раз т-такое в-вижу! — завершил он свой рассказ, всё ещё трясясь от страха.

— И в последний, — прозвучал у меня за спиной звонкий, мелодичный голос, который мог принадлежать только фее. — Потому что ни тебе, ни твоим приспешникам не жить больше.

Я обернулся и почтительно склонил голову:

— Ваше Величество.

В сиянии золотого света и под восторженные крики бывших пленников королева Мэйя опустилась на землю. Крылья у неё за спиной пропали, и теперь фея выглядела как высокая, прекрасная женщина лет тридцати пяти, с изумительными фиалковыми глазами и единственной седой прядью в золотисто-каштановых волосах. Голову её венчала небольшая корона, украшенная драгоценными камнями.

— Приветствую вас, наставник Вильгерн, — Мэйя дружелюбно кивнула мне и перевела взгляд на главаря работорговцев. Лицо феи переменилось, став холодным и жёстким. — Зельм, — судя по всему, она знала его имя и его самого, — помнишь, о чём мы говорили в прошлый раз?

Зельм торопливо закивал и, белый, как тэсианская бумага, упал на колени. Кровь по-прежнему стекала у него со лба, пачкая бороду и одежду, но работорговец уже не обращал на это внимания.

— К-королева, я… я в-виноват, н-но б-больше…

— Мы договорились, — прервала его фея, и в её спокойствии было что-то пугающее, — что ты здесь не появишься, и людей своих не пришлёшь. Я запретила рабство и работорговлю в Мэйчестре. Помнишь, о чём я тебя предупреждала? Нарушишь слово — и твоё же раскаяние тебя поглотит.

Главарь работорговцев смотрел на неё с ещё большим ужасом, чем на меня.

— Н-но г-господин д-дракон уже н-наказал н-нас! Отп-пустите м-меня, к-королева, я к-клянусь… в-вы м-милосердны…

— Ты клялся и тогда. А моё милосердие не бесконечно, — в голосе Мэйи зазвенел металл. Она вытянула правую руку вперёд, и золотые лучи сорвались с тонких, изящных пальцев феи, ослепив Зельма и его людей. Они закричали, жмурясь и закрывая лица руками. Я молча смотрел на всё это и ждал, что будет.

— Вы вспомните каждое своё злодеяние, — красивой, но страшной песней лился голос Мэйи, — прочувствуете его, поймёте свою вину, и раскаяние станет так велико, что заполнит вас целиком и полностью, не оставив места ничему больше!

Я видел, как страдает Зельм, как стонут и плачут его помощники. Наверное, никогда в жизни они не испытывали таких мук совести. А золотого сияния становилось всё больше и больше, пока негодяи не исчезли в нём. Я сделал шаг назад, прикрывая глаза ладонью от нестерпимо яркой вспышки. Крики, стоны и рыдания стихли, наступила тишина.

Отведя руку, я заметил, что вместо работорговцев на берегу лежат камни. Серые, грязноватые камни, ничем не напоминавшие людей. И, наверное, правосудие Её Величества должно было ужаснуть меня. Но я был чёрным драконом и знал, что свет тесно переплетается с тьмой, а самое важное в мире — это справедливость. Зельм и его люди получили то, что им причиталось.

— Наставник Вильгерн, — королева фей посмотрела на меня ясным, спокойным взором. — Я всё знаю, эта негодница Линлейт рассказала, что вы бросились на поиски моего ребёнка. Спасибо вам, — Мэйя улыбнулась, и такой светлой была её улыбка, что у меня полегчало на душе. — Не беспокойтесь, малышка жива, с ней всё в порядке. Я это чувствую, ведь в ней есть как драконья, так и фейская магия, да не простая, а частица моей — королевской.

Я улыбнулся ей в ответ, мысленно надеясь, что «негодница Линлейт» не будет наказана чересчур сурово. И кивнул на притихших женщин и детей:

— Тогда нужно позаботиться о них и поскорее найти девочку, Ваше Величество!