У меня не было даже сил почувствовать облегчение из-за того, что кто-то все устраивает и распоряжается. Вообще ни на что сил не было. Я только понадеялась, что обещанное одеяло дадут поскорее, потому что меня вдруг начала бить крупная дрожь.

Волк прижался к моей ноге и снова заскулил, свято выполняя заветы Пастухова.

По переулку разнесся громкий вой, перезвон колокольцев: подъехали пожарные в своей карете с красными и белыми полосами. Засмотревшись на них, я едва не пропустила молодого человека в фельдшерской форме, который настойчиво тянул меня за рукав.

— Барышня! Барышня!

Я обернулась к нему, пытаясь разглядеть лицо. Не выходило: все плыло перед глазами.

— Идемте за мной, в карету скорой помощи… Кто это с вами? Вы кто, гражданин? — это Волкову: ну да, глаза-то голубые.

— Это просто собака. Редкая. Порода, — проговорила я из последних сил. — Он со мной.

— Ну, с вами так с вами… Пойдемте!

Опираясь на фельдшера, я кое-как дохромала до возка, где меня и усадили на скамейку, и пресловутое одеяло наконец-то оказалось у меня на плечах. Я послушно накинула его край на Волкова, который устроился у моих ног. Ну все, теперь от меня точно ничего не зависело.

Из открытого кузова возка мне открывался отличный вид на суету. Пока фельдшер бинтовал меня, я видела, как пожарные размотали шланг, подцепили его к цистерне и начали поливать стены. Дым валил столбом. Тем временем полицейские, выстроившись цепочкой, выносили из здания какие-то бумаги. Пастухов командовал ими очень увлеченно, сам то и дело лез внутрь, хотя, понятное дело, никакие бумаги носить не мог. Разве что в пасти.

Во мне слабо шевельнулось сожаление: может быть, зря я подожгла то, что нашла в «прозекторской»?

Нет, не зря! Пусть горит. Пусть все горят.

Пожар — излюбленное зрелище горожан Необходимска в любое время дня и ночи. Но сейчас зевак не было видно. Видно, не тот район.

— Рвоты не было? — тем временем спрашивал у меня фельдшер. — Тошноты?

Я только головой покачала.

— Зрачки нормальные, значит, скорее всего, не сотрясение. А сильно голова болит?

Я пожала плечами. Разве же это боль? Мне уже было смешно, что я когда-то считала это болью.

— Ну, лодыжка у вас вывихнута, а вот средний палец на левой руке, похоже, сломан, — сообщил фельдшер. — Но это вам врач в госпитале точнее скажет.

Надо же. Сломан. Интересно, это когда руку заламывали, или когда я сама об стену?

Впрочем, пустяки. Все равно.

— Где она? — вдруг услышала я. — Пустите меня к ней, Дмитрий, я имею право тут находиться, я свидетель!

Я не поверила своим ушам. Шеф ведь мертв! Они же его убили!

Но тут шеф явился прямо перед мной, бегущим по тротуару, как обычный кот. В свете горящего дома было видно, что грязь с шерсти он уже отмыл, но выглядел взъерошенным, не как обычно. Кое-где мех висел сосульками.

— Аня! — одним прыжком он вскочил ко мне на колени, и мои руки рефлекторно вскинулись, чтобы его удержать. — Анечка, дорогая моя! — он принялся тереться лбом о моем плечо. — Господи, вы живы, какое счастье! Что с вами? Все хорошо?

Мои руки провели по мягкой шкурке шефа сами собой. Живой. Правду что ли говорят, что у кошек девять жизней?

— Они же вас убили? — пробормотала я.

— К счастью, этот мужлан в сапогах был слишком самонадеян! Он всего лишь слегка меня контузил, я отлежался и сбежал. Увы, без денег и перепачканным в грязи мне очень трудно было убедить извозчиков в своей платежеспособности… Пришлось бежать к ближайшей станции пневмотрубок, а это не ближний свет. Простите, ради бога!

«Простите, если сможете», — эхом отозвались во мне слова Волкова.

Что-то последнее время передо мной слишком часто извиняются…

Вдруг я почувствовала, что цвета вокруг стали блекнуть, шеф и остальные как будто становились дальше, а я сама — словно отделялась от своего тела. Мне вдруг стало ясно, что я сейчас снова исчезну — как тогда, с булавкой.

Немеющими губами я проговорила:

— Шеф, она использовала на мне булавку…

И меня не стало снова.

Я сидела в карете скорой помощи, на моих коленях сидел Василий Васильевич Мурчалов. У ног, закутанный в одеяло, лежал Эльдар Архипович Волков, бывший временный хозяин. Еще здесь же был медик, имени которого я не знала. Он спрашивал у Василия Васильевича Мурчалова, кто мой ближайший родственник, и говорил, что меня нужно доставить в больницу.

Василий Васильевич Мурчалов возразил ему — в больницу меня не нужно.

— Да вы посмотрите, она же в кататоническом состоянии! — фельдшер пощелкал у меня перед лицом пальцами.

— Она в нормальном состоянии, — сказал Василий Васильевич Мурчалов. — Все, что ей нужно, это попасть домой, и она будет в порядке!

— Не могу я выпустить ее в таком состоянии! — сказал фельдшер. — Вы хоть инспектора спросите!

Волк у моих ног жалобно заскулил.

— Вот, даже собака со мной согласна!

В карету скорой помощи заглянул инспектор Дмитрий Николаевич Пастухов.

— Что тут происходит? — спросил он.

— Анна, — сказал Василий Васильевич Мурчалов. — На ней использовали… ты знаешь что.

— Что ты знаешь что? — спросил фельдшер.

— Не твой уровень допуска, парень, — сказал Дмитрий Николаевич Пастухов. — Постой, она же нормальная была только что! Как это понимать?

— Если бы я знал! — сказал Василий Васильевич Мурчалов.

Он обратился ко мне:

— Анна, что с вами произошло?

Василий Васильевич Мурчалов не был Хозяйкой. Я не могла отвечать на его вопросы. Я молчала.

— Знаете что, барышня, как насчет выпить горячего чаю? — фельдшер положил руку мне на плечо.

— Я ведь и когтями могу, — сказал Василий Васильевич Мурчалов, глядя на фельдшера.

Тот убрал руку.

— Серьезно, парень, не твоего ума дела, — сказал Дмитрий Николаевич Пастухов. — Иди-ка, найди, где ямщик наш околачивается, барышню домой надо срочно. Считай, у нее редкая болезнь, а лекарство дома есть.

Фельдшер вышел.

Тогда Дмитрий Николаевич Пастухов сказал:

— Васька, стареешь. Оборотня даже не приметил.

— Боже мой! — Василий Васильевич Мурчалов свесил морду с моих колен. — В самом деле, оборотень! Эльдар Архипович, никак вы?

Эльдар Архипович Волков поднял голову и оскалился.

— Если я узнаю, что вы с ней что-то сделали… — начал говорить Василий Васильевич Мурчалов.

Дмитрий Николаевич Пастухов его перебил:

— Не кипеши, они вместе пытались оттуда выбраться. Похоже, она его спасала. Ничего, парень, — он обратился к Эльдару Архиповичу Волкову, — остаток полной луны можешь у меня перекантоваться. Скажу, что ты мой застенчивый племянник. Главное, на луну не вой.

Реакцию Эльдара Архиповича Волкова мне не было ни видно, ни слышно.

Дальше мы ехали. Долго. Я запоминала маршрут. Мне хотелось пить и спать, но приказа не было. Я сидела. Василий Васильевич Мурчалов лежал у меня на коленях, иногда вставал на задние лапы и принимался вылизывать мои щеки.

Мы остановились около дома номер шесть по улице Нарядной в Рубиновом конце — это дом, принадлежащий сыщику Мурчалову, где я номинально снимаю комнату. Плата, которую я вношу за постой, значительно меньше средней по улице.

— Вставайте, Аня, — сказал Василий Васильевич Мурчалов. — Пойдемте домой.

Он не был моей Хозяйкой и не имел права отдавать мне приказы. Я продолжала сидеть.

— Тяжелый случай, — сказал Дмитрий Николаевич Пастухов.

— Не такой тяжелый, — возразил Василий Васильевич Мурчалов. — Прохор с Антониной справятся.

Он выпрыгнул из кареты и направился в дом. Вскоре оттуда вместе с ним вышли двое: Прохор Прохорович Ивашкин и Антонина Кузьминична Майсурадзе, его личный камердинер (а также человек для особых поручений) и экономка.

Прохор Прохорович Ивашкин взял меня на руки, а Антонина шла спереди с фонарем. Сзади заскулил волк. Голос Дмитрия Николаевича Пастухова сказал: