— Понятия не имею, почему там решили переводить! — Салтымбаева, кажется, сердилась. — Наверное, служба судебных приставов сделала запрос… — она задумалась. — Ха! И откуда у Волкова взялся нож? Я сама его обыскивала, и могла бы покляться, что он с собой даже зубочистку не пронес!

— Нож? — поразилась я.

Я вспомнила, каким загнанным и беспомощным Эльдар казался в камере. Совсем не похож на человека с припрятанным ножом.

— Ну да, нож, — сказала Салтымбаева. — Тех троих зарезали.

Она почесала шею под тяжелым узлом черных волос: как и я, она связывала волосы в пучок, но носила его не на макушке, а низко на шее.

— Знаете что, — вдруг сделала она вывод. — В этом и правда нужно разобраться получше. Заточку-то ему не из чего было сделать: в изоляторе все столовые приборы деревянные.

— Позвольте вас сопровождать? — галантно спросил Мурчалов.

— Позволяю, — фыркнула Салтымбаева.

Вот так и вышло, что второй раз за три дня я оказалась на месте преступления — да не какого-нибудь, а убийства!

Правда, на сей раз к нашему приходу тела уже успели убрать — видимо, чтобы не оставлять их валяться на улице. Убийство произошло в узеньком проулке Дельты — центральная городская тюрьма находится по соседству с Верфями, туда Волкова и остальных и везли. Возок был запряжен парой лошадей, на козлах сидел сотрудник службы приставов и полицейский. Еще один полицейский ехал следом на лошади, как то и положено при перевозке заключенных.

К моменту нашего появления лошадей уже распрягли и увели, места, где лежали тела, обвели мелом, но сам возок еще стоял, и на него время от времени поглядывали из окон, выходящих в переулок, досужие городские зеваки — подняв глаза вверх, я увидела чье-то лицо, явно детское, прижатое к стеклу. Лицо показало мне язык, я скорчила рожицу в ответ.

Толпы вокруг, к счастью, уже не было: видимо, после того, как увезли трупы, смотреть тут стало не на что. А вот эксперты управления на место прибыли: проходя к экипажу, я кивнула Светлане Ивановой как старой знакомой, но она меня проигнорировала. Ну и ладно.

Еще, подходя к возку, я уловила неприятный химический запах. Судя по всему, в переулке что-то распылили. Это объясняло, почему ни Пастухова, ни других работающих на Управление генмодов поблизости видно не было.

Как рассказал нам (точнее, инспектору Салтымбаевой) сопровождавший заключенных полицейский, возок должен был проехать по центральной улице, но там случилась авария и копошились дорожные рабочие, поэтому возок свернул в переулок. Полицейский на лошади хотел свернуть следом, но один из рабочих, видимо, в подпитии, перешел ему дорогу и начал пытаться схватить лошадь под уздцы.

Пока полицейский разбирался с лошадью и рабочим, прошло минуты две. После этого, свернув в переулок, он обнаружил, что там витает едкий неприятный дым, возок стоит прямо посередине, косо перегородив проезд, задняя дверь выбита, а вокруг валяются тела троих заключенных.

Со своей стороны сидевшие на козлах сотрудники объяснили, что навстречу лошадям кто-то выскочил. Те испугались и свернули в стену, из-за чего возок перегородил переулок. После этого, хотя они услышали треск выламываемой двери и вопли позади, но сделать ничего не смогли.

— Не по воздуху же мне было перепрыгивать этот окаянный возок! — потерянно сообщил полицейский, комкая в руках форменную фуражку.

Это был тот самый Петюня, который охранял задержанных в Управлении вчера, и мне стало его жалко.

— Думать раньше надо было, — Салтымбаева смерила его неприязненным взглядом. — Не удивило тебя, что на Прохоровской опять что-то чинят? Ее же в асфальт взяли два месяца назад, асфальт так скоро чинить не надо!

Петюня только поник глазами. Я поняла, о чем она: разумеется, чтобы добраться до места преступления, нам пришлось проехать через Прохоровскую, и никаких ремонтных работ я на ней не заметила. Как испарились. А ведь с момента побега Волкова прошло никак не больше трех часов.

— Дуболом ты, Петр! Не помнишь, что ли: если что случилось при транспортировке заключенных, останавливайся и шли человека за подкреплением! Или возвращайся назад! А ты что?

Петр покаянно молчал.

Салтымбаева махнула рукой.

— Ладно, ступай.

Шеф, который сидел в кошелке, высунул морду и сказал:

— Обратите внимание, Жанара Алибековна, сколько сообщников у подмастерья инженера!

— Ну, — буркнула та. — Явно же, что парень в организованной преступности замешан! Несколько человек перегородили улицу, двое пугали лошадей, еще как минимум двое — выламывали дверь…

— Ой ли? — проговорил шеф с сомнением. — Сами подумайте, у парня нет даже запасной обуви! Работает на двух работах, мечтает поступить в университет… где признаки того, что ему хватает времени заниматься грабежом и разбоем?

— Недавно связался, не успел еще награбить, — проговорила Салтымбаева, но видно было, что аргументы шефа заставили ее усомниться в своей правоте.

— Вы полагаете, кто-то устроил операцию освобождения для субъекта, который еще не успел выслужиться?

Салтымбаева фыркнула, но ничего на это не сказала.

— Кстати говоря, — инспектор вдруг обратилась ко мне, — а как ваша проверка его алиби на позавчера? Проверили? Вы мне так отчет и не написали.

Я в растерянности посмотрела на шефа, не зная, что ответить. Тот вздохнул и произнес вместо меня:

— Сведения, которые получила Анна Владимировна от работодателя Волкова расходятся с тем, которые сообщил нам сам Волков.

Салтымбаева нахмурилась и грозно посмотрела на меня.

— И вы сочли, что мне не стоит об этом знать? — спросила она тоном, который я даже после недолгого знакомства с инспектором определила как «обманчиво мягкий».

— Не то чтобы… — пробормотала я.

— Это была моя ошибка, — вклинился Мурчалов. — Анна еще недостаточно хорошо знакома с процедурой. Что касается алиби, то я более чем уверен, что Кунов врет.

— Так он работал в лавке Кунова? — казалось, Салтымбаева определилась уже окончательно. — Ну вот вам и связь с организованной преступностью! Все знают, что через этого драного енотишку отмывают деньги! А вы, Мурчалов… — она резко выдохнула, как будто не могла найти достаточно уничижительных слов. — Я-то вам поверила, когда вы сказали, что хотите исправить ошибку! Но нет, продолжаете выгораживать заведомо подозрительного типа!

— Жанара Алибековна, я напоминаю вам, что мальчику семнадцать лет! — воскликнул Мурчалов. — И он приехал в Необходимск меньше года назад! Он просто не мог успеть набрать должного веса в преступной среде!

Но инспектор Салтымбаева уже уходила прочь, сделав в нашу сторону пренебрежительный жест рукой в коричневой перчатке. У меня комок подкатил к горлу. Неужели долгое сотрудничество шефа с полицией будет нарушено, и все из-за меня? Хорошо, по крайней мере, Пастухова тут нет! Я знала уже, что они с шефом давние друзья, знакомы как минимум лет десять — просто я не сталкивалась со старшим инспектором до дела о вороне, потому что он редко бывал у шефа, и, если бывал, то только по делам. А вот Салтымбаеву придали ему в напарницы сравнительно недавно, где-то два с половиной года назад, я тогда училась в Школе сыщиков.

Поэтому одно дело, если Мурчалов поссорится с ней. И совсем другое — с Дмитрием Николаевичем.

Видно, Мурчалов думал о том же, что и я, только пришел к другому выводу. Он пробормотал:

— Какая жалость, что Димы тут нет! Он бы понял.

— А почему его тут нет? — спросила я.

— Конкретно тут — потому что смердит, — вздохнул шеф. — И, по всей видимости, он тоже на меня заочно обиделся. Или его чихвостит начальство за упущенного подозреваемого. Впрочем, это станет ясно позднее. А пока поедемте домой.

— Обедать? — с надеждой спросила я.

Переживания переживаниями, но живот мой давно уже подводило. А когда мы пили чай с Салтымбаевой, мне толком кусок в горло не лез: я съела всего-то три или четыре кренделька.